Вячеслав Тихонов
(Тот, который остался!) - Страница 61
Фестиваль прошел при поддержке Минкульта РФ, Минкульта и губернатора Московской области. Союза кинематографистов России, президента фестиваля «Амурская осень» С. Новожилова.
В 2000 году Вячеслав Тихонов снялся в сто тридцать седьмом выпуске «Ералаша» — «Мой деда самых честных правил».
Дед с внуком гуляют по парку. Мальчик пристает с вопросами. Мол, правда ли, дед, что ты хорошо учился, вел себя образцово, по утрам умывался, зубы чистил?
Дед со всем соглашается.
— А бабушка говорила, что у тебя даже не было рогатки.
— Увы, не было. — Дед берет у внука рогатку и заявляет: — Но как это все было скучно.
После этого он разбивает из рогатки лампочку на парковом фонаре.
Думаю, что это и было самое последнее появление великого актера на экране, доставившее ему удовольствие. Правда, потом еще были фильмы «Берлинский экспресс», «Глазами волка», «Андерсен. Жизнь без любви». Картины совершенно никакие. О них уже говорено. Особенно слаба последняя.
Это понял впоследствии сам Вячеслав Васильевич и уже больше нигде не снимался. Он жил в собственном домике на Николиной Горе.
По соседству с домом Тихонова — Штирлица стояли дачи Анатолия Борисовича Кузнецова — Сухова и Василия Борисовича Ливанова — Шерлока Холмса. Надо же, чтобы судьба соединила в такой треугольник великих артистов с их легендарными ролями.
Возле одной из дорожек до сих пор стоит настоящий фронтовой указатель с табличками: «Берлин — 1750 км»; «Пеньково — 440 км»; «Павловский Посад — 134 км»; «Кишинев — 1050 км». Ну, первые три адреса понятны и без объяснений. А четвертый посвящен отцу Тихонова — Василию Романовичу, участвовавшему в знаменитой Ясско-Кишиневской операции.
К слову сказать, в тех же местах и в то же самое время получил тяжелейшее ранение и мой покойный отец Александр Прокопьевич.
А вот еще несколько слов артиста.
«Эту дачу я строил сам, но не достроил. Не хватило возможностей, и время ушло. В Москву выезжаю крайне редко. Жить за городом лучше. Невдалеке от нас — правительственная трасса. Асфальтированная, но малоприметная дорога ведет в наш дачный поселок, где все меня знают.
Сейчас мы живем в другой исторической формации. Людям моего поколения сложно принять новую жизнь. Я живу заботой и болью о своих внуках. О дочке Ане. Вот чем я сейчас живу. Внуки радуют меня. Не я придумывал внукам имя. Это родители малышей по имени двух дедов назвали. Одного — Слава — в честь меня, второго — Георгий — в честь отца Коли, мужа Аниного. Георгий Победоносец у нас и Славик.
Уже не рыбачу, потому что не с кем. Многих моих друзей уже нет. Я имею в виду прежде всего Бондарчука, Ростоцкого. Но раньше рыбачил. Уезжали мы километров за сто на Озерну. Кстати, почти всегда рыбу раздавали соседям, друзьям, не рыбакам.
Многие мои друзья ушли. Теряется что-то в жизни с уходом друзей, обрываются корни, которые держат нас. А когда корни все отомрут, падает человек. Чувствуешь, и ты начинаешь качаться уже. Нету моих друзей, с которыми я работал и делал фильмы. Дай бог, чтобы они пожили немножечко, эти фильмы, и принесли радость от жизни. Я доволен, что чего-то все-таки сделал для людей. Меня скоро не будет, и, быть может, кто-то напишет, достойно или нет прожил я свою жизнь.
Сейчас, увы, многое на деньгах строится. Мы живем в другой исторической формации, хотя всю жизнь прожили в СССР. Мы там по-другому жили. Не всегда лучше, но в основном и целом — лучше. А сейчас очень трудно нашему поколению перешагнуть так быстро в капитализм.
Поэтому я и живу тихо на даче с котом Масиком, который умирает, я его поддерживаю, сколько могу. Вот он ко мне идет, хороший старичок мой. Я за ним ухаживаю, стараюсь помочь. Собака моя белая Степка умерла. Видимо, по возрасту, а может, кто-то помог ей в этом плане. А Масик со мной остался. И вот мы с ним коротаем вдвоем здесь, на даче, время.
Родные — в Москве, а я отвык от города. Не тянет меня туда. За последнее время столица сильно изменилась, причем не в лучшую сторону. Загазованная стала. Правда, есть у меня в Москве и свои заповедные уголки. Это прежде всего Киностудия имени Горького, Большой театр, Старый Арбат. В общем, я люблю все те места, в которых живет искусство. Вот раньше столица только этим и дышала. Не зря же Москва считалась чуть ли не самым культурным городом в мире. А теперь? В общем, в последнее время я редко в ней бываю. И ностальгии по Москве, признаться, не испытываю…
Видит бог, никогда не испытывал тяги к материальным ценностям, к богатству как таковому. Бриллианты, например, наблюдал только в музее Кремля. Внуки мои — два бриллианта. И дочь — бриллиант! Украшениями я никогда не интересовался. Даже кольцо обручальное золотое потерял. И с тех пор не ношу. И, честно говоря, не сильно переживаю по этому поводу.
Потерял кольцо еще на старой даче, которую снимал. Мыл руки на улице (там все у нас было без удобств) с мылом. Стал воду стряхивать, прежде чем взять полотенце. И все. И только в машине, когда мы уже возвращались в Москву, обнаружил. Господи, а у меня на руке-то нет кольца! Я его, видимо, смыл. Обручальные кольца, конечно, многие носят, и надо носить. Но у меня его теперь нет.
Не в кольце дело. «Богатый» — «бедный» — такие определения не свойственны людям моего поколения. Когда мы работали в кино, о деньгах, видит бог, не думали. А если говорить о моем личном богатстве, то оно заключается в том, что много людей смотрели, смотрят и, надеюсь, будут смотреть те немногие картины, в которых мне посчастливилось сняться.
Я лично с удовольствием всегда смотрю старые картины черно-белые, неразукрашенные фильмы с моим участием или без меня. Читаю, что в газетах пишут. Внуки возле меня бывают. Вот и жизнь моя так заканчивается. Я все делал с душой. Хорошо, что есть люди, способные увидеть это, почувствовать и осознать. Я живу болью внутренней, которую не могу в себе преодолеть, о своих внуках, о дочке Ане. Дай бог, чтобы внуки нашли свое место в жизни. Дай бог всем людям счастливо прожить и запомнить то доброе, что они почерпнули из моих картин, из картин моих товарищей.
Я ничего не могу сказать о загробной жизни. Но знаю точно: здесь, на земле, остаются дела человека. Это главное, это то, ради чего человек на Земле появляется. И чем больше у человека добрых дел, тем дольше он будет жить после смерти».
Тихонова спрашивали, он отвечал, зная определенно, что «ленточка его финишная» уже вот-вот, руку протяни. И никаких заполошных, суетных мыслей, упреков и жалоб. Хотя мы теперь знаем точно, что жаловаться ему было на что и на кого. Мысли ясные, слова для их выражения простые. Заботы не о себе — о дочери и внуках. Уже приготовившись покинуть сей бренный мир, великий творец думал не о себе — о будущем. Настоящий человек.
На съемках фильма «Утомленные солнцем» кто-то поинтересовался у Тихонова:
«Вы тоже утомленный солнцем?»
«Нет. Я скорее утомленный судьбой».
Парадокс жизни заключается в том, что от нее устают, как правило, люди глубокие, умные, даже мудрые. Другим подобные ощущения, на первый взгляд весьма странные, неведомы.
Это, впрочем, вполне объяснимо. Тяжелый груз нелегко прожитых лет — сильно обременительная ноша в нравственном и даже в физическом измерении. Таскать ее — мало радости, особенно на склоне лет.
Тихонов, безусловно, был человеком мудрым. И в жизненных реалиях, и в профессии, которую с молодости воспринимал как служение в первую очередь, а потом уже как ремесло. Поэтому он всегда учился и во всем сомневался.
Вдова Сергея Бондарчука актриса Ирина Скобцева вспоминала о нем так:
«За четыре года съемок у Бондарчука Тихонов прошел такую актерскую школу, которая помогла ему сыграть и в «Доживем до понедельника», и в «Семнадцати мгновениях…», и во многих других картинах. Слава был из породы самоедов, все время в себе сомневался, ему нужна была поддержка режиссера.
Он говорил Бондарчуку:
«Какой из меня князь, посмотри на мои рабочие руки».