Вы любите пиццу? - Страница 27

– Надо возвращаться на Марина Гранде, Альдо.

Молодой человек смотрел на нее с обожанием.

– Одри, дорогая, теперь ты меня не бросишь?

– Нет.

Она говорила искренне. Мисс Фаррингтон не представляла себе, как уладить дело, но ей казалось невозможным расстаться с любимым и любящим человеком, без которого она теперь вообще не представляет жизни. На фоне лазури залива стоявший перед ней Альдо напоминал морское божество. Он наклонился, чтобы помочь девушке встать, и это движение, вероятно, спасло ему жизнь, потому что в тот же миг пуля высекла из камня искру как раз там, где за долю секунды до этого находилась голова молодого человека. Оба инстинктивно упали и покатились, обнявшись, под прикрытие скалы. Если совершенно сбитая с толку Одри подумала, уж не угодили ли они на какие-то дурацкие киносъемки, то неаполитанец сразу сообразил, что стрелял Андреа Монтани. Не давая девушке приподняться, Альдо рискнул выглянуть, но пуля с изумительной точностью тут же разбила камень всего в нескольких сантиметрах от его головы и осколок слегка поцарапал лоб. Трудно будет выпутаться! Больше всего молодого человека угнетала мысль, что, убив его, бандиты наверняка не пощадят и Одри. Не оставлять же свидетеля!

Как истинная подданная Ее Величества, мисс Фаррингтон потребовала исчерпывающих объяснений. Юноша вкратце обрисовал положение, и девушка поняла, что генуэзские убийцы, которым не удалось прикончить Альдо в Вилетта ди Негро, настигли его здесь.

– У нас есть хоть один шанс, Альдо?

Гарофани нежно посмотрел на молодую англичанку и не решился солгать.

– Не думаю, Одри.

Глупо, конечно, умирать на Капри, но ощущение близкой гибели заставило мисс Фаррингтон просить у Бога прощения за грех, совершенный несколько минут назад. Она убеждала себя, что, должно быть, именно предчувствие близкой кончины так ослабило ее волю. У Одри явно оставалось не слишком много времени для совместной жизни с Альдо. Однако даже к последним мгновениям она отнеслась как настоящая дочь Альбиона:

– Это те же люди, что были в Генуе?

– Наверняка…

Молодой человек не понял, почему девушка смеется. Да и вряд ли он мог войти в ее положение в такой момент. «Это ж надо было, – не без юмора размышляла мисс Фаррингтон, – столько трудиться в Соммервиль колледже, чтобы закончить жизнь на Капри от руки незнакомых убийц!» Но все-таки Одри недаром так долго жила среди героев Кватроченто – это закалило ее дух. Лишь вспомнив о матери и представив себе ее горе, девушка немного омрачилась. «Что ж, – подумала она, – даже британское воспитание позволяет в минуту опасности или последнего расчета немного расслабиться». И мисс Фаррингтон поведала Альдо об отчаянной своей борьбе с любовью к нему. Услышав такое, молодой человек мгновенно забыл и об Андреа Монтани, и о его сообщниках – главное все-таки Одри. Обнявшись, они пытались уместить в несколько минут все будущее, и мисс Фаррингтон, прикрыв глаза, слушала взволнованный голос возлюбленного, нашептывавшего ей нежные слова на языке Петрарки. Они забыли о времени, забыли, что надо возвращаться в Неаполь, забыли, что их вообще-то собирались только что убить. Но убийца позаботился о том, чтобы вернуть молодых людей на землю – стоило Одри привстать, поправляя измявшееся платье, как пуля тут же унесла ее шляпу. Видно, ребята попались упорные и, едва стемнеет, явятся довершать начатое. Все это происходило слишком далеко от обычной дороги из Капри в Анакапри, а выстрелы никого не удивят в стране, где каждый привык делать, что ему вздумается. Вот когда Одри с сожалением вспомнила британских полисменов! Однако святой Януарий, питающий к жителям Неаполя нежную симпатию, очевидно, как раз в это время поглядел на свой любимый остров Капри и счел, что это было бы действительно слишком, если б дочь туманного Альбиона, так стремившаяся под ласковое итальянское солнышко, обрела здесь лишь безвременную кончину (не следует забывать, что этот святой особо покровительствует влюбленным). А потому он внушил преподобному Эусебио Манджьяпани счастливую мысль привести в эти места группу бойскаутов. Заслышав шаги, молодые люди подумали, что пришел их смертный час, и, желая умереть вместе, бросились в объятия друг друга.

Короткий и явно принужденный кашель заставил мисс Фаррингтон повернуть голову. Поразительное зрелище: не веря собственным глазам, Одри увидела молодого священника, вперившего в нее суровый взор, и десяток-другой любопытных мальчишек. Покраснев до корней волос, девушка пыталась припомнить, испытывала ли она хоть раз в жизни подобный стыд. Пожалуй, мисс Фаррингтон смутилась бы меньше, даже если бы ее застали прогуливающейся по Трафальгарской площади в одних трусиках. Так что девушка почти жалела о пистолете убийцы. Зато Альдо, просияв от счастья, бросился к священнику:

– Ах, падре, как вовремя вы пришли!

– Не сказал бы, что у меня возникло подобное ощущение, сын мой, – невозмутимо ответствовал падре и, повернувшись к мисс Фаррингтон, добавил: -…бысстыдство, дочь моя, тягчайший грех, ибо, по заповеди Божьей, целомудрие хранит нас от искушения.

Величественным жестом он указал на свою юную паству:

– Окажись я здесь один, это не имело бы значения… но поглядите на малых сих! Вспомните, Господь говорит: «Проклятие тем, кто сеет соблазн!»

– Но, святой отец, меня хотели убить! – жалобно возразила девушка.

Дон Эусебио подскочил.

– Что вы говорите, дочь моя? Этот молодой человек угрожал вам смертью? Однако, насколько я понял, он покушается вовсе не на вашу жизнь!

Это напоминание о сцене, которую застали священник и его ученики, так смутило Одри, что она не сумела объяснить ситуацию. Зато Альдо с жаром поведал своему спасителю о только что пережитых опасностях. Как всякий неаполитанец, преподобный Эусебио верил в чудо, а потому без труда проникся мыслью, что Провидение избрало его своим орудием. Для начала священник приказал всем встать на колени и прочесть благодарственную молитву святому Януарию (и тот, довольный благополучной развязкой, вернулся к своим занятиям). Потом отец Эусебио поместил Одри и Альдо в центр группы.

– Посмотрим, осмелятся ли теперь стрелять в вас эти отверженные Господом чудовища! – заявил он.

И по приказу священника бойскауты, чеканя шаг, направились в Капри, распевая псалмы на мотив военного марша.

Мисс Фаррингтон и Альдо успели сесть на последний корабль, отходящий в Неаполь, и прибыли в город довольно поздно. Молодой человек во что бы то ни стало хотел проводить свою спутницу до «Макферсона». По правде говоря, сейчас его нисколько не занимали ни дядюшка Рокко, ни брильянты, ни семейные неурядицы. Все отступило перед любовью к Одри. У самой гостиницы молодые люди нашли укромный уголок и снова обменялись лихорадочными поцелуями и клятвами, связавшими их по самым скромным подсчетам лет на сто пятьдесят, не меньше.

Когда Альдо вернулся в квартиру на виколо Сан-Маттео, матушка Серафина испустила вопль, в котором довольно причудливо сочетались гнев и радость:

– Ты что, поклялся убить родную мать, а, чудовище? Если все это продлится хоть еще немного, пусть меня лучше немедленно похоронят!

Но никто, по-видимому, не хотел взять на себя столь зловещее мероприятие, и разочарованная матрона уселась, пробормотав, что ее, кажется, любят куда меньше, чем в прежние времена. Грустное предположение немедленно исторгло из ее глаз потоки слез, но сын ухватил Серафину за талию, приподнял и, к общему восторгу, закружил по кухне в бешеном вальсе, напевая:

– Мама… мама… как я счастлив…

– Да оставишь ты меня в покое, дурень этакий? Тебе не стыдно?

Но веселый молодой блеск, появившийся в глазах матроны, явно противоречил ее словам. Когда Альдо наконец оставил мать в покое, она задыхалась, словно выброшенный на сушу кит, не могла произнести ни звука. Молодой человек расхохотался, поцеловал отца и сел за стол.

– Осталось что-нибудь на ужин?

Лауретта пододвинула ему тарелку с горячей пиццей. Джованни, не менее других удивленный настроением деверя, решил, что пора вернуться к делу: