Вверх по линии - Страница 42

Первый по-настоящему тревожный момент я испытал на следующем своем маршруте в качестве курьера. Из-за того, что я был слишком горд и постеснялся вызвать на помощь патруль времени, я оказался втянутым в сферу действия парадокса удвоения, а также ощутил вкус парадокса транзитного перехода. Но думаю, что мне удалось выпутаться из всего этого с честью.

Я с девятью туристами наблюдал прибытие участников Первого Крестового Похода, когда произошел этот мой первый сбой.

– В 1905 году, – рассказывал я своим подопечным, – Папа Урбан Второй призвал к освобождению Святой Земли от сарацинов. Прошло совсем немного времени, и рыцари со всей Европы стали собираться в Крестовый Поход. Среди тех, кто приветствовал такое освобождение насильственным путем был и император Византии Алексей, который усмотрел в этом способ возвращения тех территорий на Ближнем Востоке, которые были захвачены турками и арабами.

Алексей высказался в таком духе, что он не возражал бы, если бы несколько сотен опытных рыцарей помогли ему очистить эти земли от неверных. Однако он получил их куда больше, чем запрашивал, в чем вы сами сможете убедиться через несколько минут, опустившись по линии в 1096 год.

Мы шунтировались в 1 августа 1096 года.

Поднявшись на стены Константинополя, мы обозревали окружающую город местность и видели, что вся она заполнена войсками, притом не закованными в латы рыцарями, а полчищами совершенно неорганизованных, кое-как вооруженных крестьян в лохмотьях.

– Это народное ополчение, – пояснил я. – Пока профессиональные солдаты решают вопросы по организации тыла и материального обеспечения столь отдаленной военной экспедиции, тощий от голода, весь провонявшийся, ничтожный харизматик по имени Петр Пустынник объединил вокруг себя тысячи нищих и крестьян и повел их через всю Европу к Византии. Они грабили и громили все, что только попадалось им на пути, вычистили весь урожай, который созрел на территории, по площади равной почти половине Европы, и сожгли Белград, вступив в пререкания с византийскими наместниками в этом городе. Но в конце концов все-таки добрались до Византии в количестве около тридцати тысяч.

– Кто же из них Петр Пустынник? – спросила самая шумливая из всех членов группы, находящаяся в самом соку, незамужняя дама из Де-Мойка по имени Мэрдж Хефферин.

Я взглянул на часы.

– Вы увидите его через полторы минуты. Алексей послал двоих своих сановников пригласить Петра ко двору. Он хочет, чтобы Петр и его сброд подождали под Константинополем, пока не прибудут сюда феодалы и рыцари, поскольку эти люди, безусловно, будут истреблены турками, если вступят на территорию Малой Азии без соответствующего воинского сопровождения.

Смотрите – вот он, Петр.

Из толпы отделились двое, щегольски выряженных, знатных византийцев, сжавших губы с таким видом, будто они не менее сильно желали закрыть и свои носы. Между ними шествовал грязный, босоногий, весь заросший, похожий на гнома мужичонка с горящими фанатичным огнем глазами и изрытым оспой худым, как щепка, лицом.

– Петр Пустынник, – сказал я, – направляется на аудиенцию к императору.

Мы шунтировались вперед на три дня. Народное ополчение уже внутри Константинополя и превращает город Алексея в сущий ад.

Довольно много домов уже объяты пламенем. Десять крестоносцев взобрались на самый верх одной из церквей и стали сдирать свинец с ее куполов для перепродажи. На наших глазах целая свора благочестивых паломников Петра раздела донага и изнасиловала аристократического вида византийскую женщину, едва она вышла из дверей Айя-Софии.

– Алексей, – сказал я, – допустил грубый просчет, пустив этот сброд внутрь города. Теперь он пытается договориться о том, чтобы переправить их на другую сторону пролива Босфора, предоставив им бесплатно транспортные средства, которые в состоянии перевезти их на малоазиатский берег.

Переправа будет организована с 6 августа. Крестоносцы начнут с того, что устроят массовую резню в византийских поселениях, расположенных в западной части Малой Азии. Затем они нападут на турок и будут почти полностью ими истреблены. Будь у нас свободное время, я переправил бы вас вниз по линии в 1097 год, где вы могли бы увидеть горы костей, валяющихся вдоль основной дороги, по которой двигались крестоносцы. Вот что случилось, в конце концов, с народным ополчением. А тем временем уже начали свой дальний путь профессионалы, так что давайте теперь поглядим на них.

Я рассказал своим туристам о четырех армиях крестоносцев: рыцарском войске Раймонда Тулузского, рыцарском войске графа Нормандского Роберта, рыцарском войске Боэмунда и Танкреда и рыцарском войске Готфрида Бульонского, Евстафия из Болоньи и Балдуина Лотарингского. Некоторые из моих подопечных заранее прочитали в учебниках историю крестовых походов и теперь кивали, слыша уже знакомые им имена.

Мы шунтировались в последнюю неделю 1096 года.

– Алексей, – сказал я, – наученный горьким опытом приема народного ополчения, делает все возможное, чтобы не допустить длительного пребывания крестоносцев в Константинополе. Они – с этим он ничего не мог поделать все равно должны были пересечь территорию Византийской империи на своем пути в Святую Землю, но он намеревался поторопить их, и еще заставить их вождей присягнуть ему прежде, чем он их примет.

Мы видели, как войско Готфрида Бульонского разбило палаточный лагерь у самых стен Константинополя, как сновали из города в лагерь и обратно многочисленные посланники: Алексей требует от рыцарей принять присягу, Готфрид наотрез отказывается. Самым тщательным образом монтируя эпизоды, я «перекрыл» четыре месяца менее, чем за час, показав, как нарастает недоверие и враждебность во взаимоотношениях между христианами-крестоносцами и христианской Византией, которые, как первоначально предполагалось, должны были сотрудничать в деле освобождения Святой Земли. Готфрид все еще отказывался присягнуть императору. В ответ Алексей не только наглухо запер перед крестоносцами ворота в Константинополь, но и заблокировал их лагерь, пытаясь, взять их измором, вынудить отойти от города. Балдуин Лотарингский начал делать набеги на пригороды Константинополя; Готфрид взял в плен отряд византийских солдат и всех их предал смерти прямо перед городскими стенами. Наконец 2 апреля крестоносцы начали систематическую осаду города.

– Заметьте, – сказал я, – с какой легкостью византийцы прогонят их от стен Константинополя. Алексей, потеряв терпение, послал в бой лучшие свои войска. Крестоносцы, пока еще не привыкшие к согласованным действиям, бежали с поля боя. В пасхальное воскресенье Готфрид и Балдуин подчинились и присягнули Алексею. Теперь все улажено. Император задает в честь крестоносцев пир в Константинополе, а затем быстро переправляет их через Босфор. Он знает, что через несколько дней прибудет еще одно войско крестоносцев – на сей раз под командованием Боэмунда и Танкреда.

Мэрдж Хефферин издала сдавленный стон при упоминании этих имен. Это должно было послужить мне предостережением, но я не обратил на нее особенного внимания.

Мы прошмыгнули вниз по линии до 10 апреля поглазеть на еще один отряд крестоносцев. Вновь тысячи рыцарей стали лагерем у стен Константинополя.

Они высокомерно прогуливались прямо в кольчугах или в дорогих свободных одеяниях, наброшенных поверх доспехов, и забавлялись тем, что шлепали друг друга по плечам и бокам своими мечами или секирами, когда им становилось совсем невмоготу от скуки.

– Кто из них Боэмунд? – спросила Мэрдж Хефферин.

Я присмотрелся к рядам рыцарей.

– Вон он, – сказал я.

– О-о-о-о-о!

Боэмунд в самом деле выглядел очень впечатляюще. Почти двухметрового роста, настоящий великан для своей эпохи, он прямо-таки подавлял своим физическим могуществом всех, кто его окружал. Широкоплечий, с огромной грудью, с коротко подстриженными волосами. Кожа у него была необыкновенно бледной; манера держаться – чванливая и самодовольная. Боэмунд – очень мрачная личность, человек жестокий и беспощадный.