Вверх по линии - Страница 41

– Если вы разыскиваете греческие пьесы, – сказал я, – то почему бы вам не заглянуть в Александрийскую библиотеку? Там вы обязательно найдете их целую дюжину вместо того, чтоб искать их по одной.

Ученый-администратор Шпеер улыбнулся мне так, как улыбаются умненьким, но наивным детишкам.

– Александрийская библиотека, – начал он объяснять характерным академическим, до чертиков скучным тоном, – конечно же, очень притягательна для таких ученых, как я. Следовательно, она охраняется денно и нощно одним из сотрудников патруля времени, замаскированным под переписчика. Он совершает по несколько арестов в месяц, как я слышал. Я не решаюсь подвергать себя подобному риску. Здесь, в Византии, мне гораздо труднее добиваться решения тех задач, которые я перед собою ставлю, но зато намного меньше риск вызвать подозрения у патрулей. Поэтому я и дальше буду продолжать свои поиски именно здесь. Я все еще надеюсь разыскать примерно девяносто пьес Софокла и уж никак не меньшее число пьес Эсхила, не говоря уже…

Трапеза в этот вечер вылилась в грандиозное пиршество. Мы буквально объелись всевозможными супами, тушеным мясом, жареной утятиной, рыбой, свиными отбивными, шашлыками, спаржей, грибами, яблоками, фигами, артишоками, сваренными вкрутую яйцами, подаваемыми в специальных синих эмалированных чашах, сырами, всевозможными салатами и упились самыми изысканными винами. Из вежливости перед Евдокией, которая была с нами за столом, мы изъяснялись только по-гречески и соответственно даже словом не обмолвились о путешествиях во времени или кознях, чинимых патрулем времени.

После трапезы, пока выступали карлики-шуты, я отозвал Метаксаса в сторону.

– Я должен вам кое-что показать, – сказал я и передал ему свиток из тонкого пергамента, на котором я начертал свою родословную. Он взглянул на пергамент и нахмурился.

– Что это?

– Мои предки. Вплоть до седьмого столетия.

– Когда ты успел все это проделать? – смеясь, спросил он у меня.

– Во время своего последнего отпуска. – Я поведал ему о своем визите к дедушке Пассилидису, к Григорию Маркезинису, в эпоху Никифора Дукаса.

Метаксас стал более внимательно изучать перечень.

– Дукас? Кто это такой – Дукас?

– Это я. Я Дукас. Писец привел мне подробности моего происхождения вплоть до седьмого века.

– Невероятно. Никто здесь не знаком ни с какими Дукасами, в столь раннюю эпоху. Это фальшивка.

– Частично – вполне может быть. Но уже с 950 года в подлинности моей родословной сомневаться не приходится. Все это моя родня. Я проследил своих пращуров от Византии через Албанию до самой Греции двадцатого столетия.

– Неужели все это правда?

– Клянусь!

– Ох, какой ты умный, маленький дерьмоед, – с любовью в голосе произнес Метаксас. – И все это ты узнал всего лишь за один отпуск. И вот тебе на – Дукас, никак не меньше! Сам Дукас! – Он еще раз заглянул в свиток. – Никифор Дукас, сын Никетаса Дукаса, сын… гм… Льва Дукаса!

Пульхерии Ботаниатис!

– Что-то не так?

– Я знаю их! – вскричал Метаксас. – Лев и Пульхерия были моими гостями здесь, а я гостил у них. Лев Дукас один из самых богатых людей в Византии, тебе это хотя бы известно? А его жена Пульхерия – такая красавица! – Он крепко схватил меня за руку. – Ты можешь поклясться в том, что это твои прародители?

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Невероятно, – восхитился Метаксас. – Так вот, позволь мне рассказать о Пульхерии. Ей, видишь ли, сейчас всего семнадцать лет. Лев женился на ней, когда она была еще совсем ребенком. Здесь это очень широко распространено. Талия у нее, ну вот такая, не больше, зато грудь – вот какая, и такой ровный живот, а глаза… от одного ее взгляда можно с ума сойти, и…

Я высвободил свою руку и вплотную приблизился к нему.

– Метаксас, вы…

Я не в состоянии был вымолвить этого слова. -…спали с Пульхерией? Нет, нет, ей-Богу. Истинная правда, Джад! У меня и без нее здесь вполне достаточно женщин. Однако, подумай, мальчик ты мой, какая это возможность для тебя! Я могу помочь тебе встретиться с нею.

Она уже вполне созрела для того, чтобы можно было ее соблазнить. Юная, бездетная, красивая, всегда такая скучающая – муж у нее настолько поглощен всевозможными хозяйственными заботами, что вряд ли даже ее замечает, но главное в том, что она твоя «прапра» много раз прабабушка!

– Это по вашей части, не по моей, – напомнил я ему. – Для меня это только причина держаться от нее подальше.

– Не будь идиотом. Я это все проверну для тебя за два, максимум три дня. Познакомлю с Дукасами, ты останешься на ночлег в их городском дворце в качестве гостя, одно словечко на ухо ее горничной…

– Нет, – отрезал я.

– Нет?

– Нет. Я не желаю принимать участие ни в чем подобном.

– Трудный ты человек, Джад Эллиот. Всегда противишься собственному же счастью. Ты не хочешь спать с императрицей Феодорой, не желаешь поваляться в постельке с Пульхерией Дукас, наверное, теперь ты мне скажешь, что не хочешь и Евдокию тоже?

– Я совсем не прочь переспать с кем-нибудь из ваших прародительниц, сообщил я и ухмыльнулся. – Я даже не прочь заделать ребенка Евдокии. Как вы себя будете чувствовать, если окажется, что я – ваш «прапра» и так далее прадед?

– Этого ты не сможешь сделать, – сказал Метаксас.

– Почему?

– Потому что Евдокия остается незамужней и бездетной до 1109 года. А тогда она выйдет замуж за Василия Стратиокаса и будет у нее семеро сыновей и три дочери за пятнадцать последующих за ее свадьбой лет. И среди этих дочерей будет одна, которая и станет моей прародительницей. Боже, до чего же она разжиреет!

– Все это может быть изменено, – напомнил я ему.

– Не говори ерунду, – спокойно заметил Метаксас. – Неужели ты думаешь, что я не охраняю свою собственную родословную? Что стану колебаться прежде, чем вычеркнуть тебя из истории, если застукаю тебя на чем-нибудь, что может повлиять на замужество Евдокии? Она останется бездетной до тех пор, пока ее чрево не наполнит Василий Стратиокас, и делу конец. Но на сегодняшнюю ночь она твоя, пожалуйста.

И она стала моею. Оказав мне высочайшую степень гостеприимства в своем понимании, Метаксас послал свою прародительницу Евдокию в мою спальню. Ее тощее, худосочное тело показалось несколько постноватым для меня; ее твердые маленькие груди полностью скрывались в моих ладонях. Но она оказалась тигрицей. Она вся, казалось, только и состояла, что из энергии и страсти. Она оседлала меня и раскачала себя до полного исступления за два десятка быстрых вращений, но это оказалось только началом. Уже занималась заря, когда она отпустила меня и дала заснуть.

Мне приснилось, что Метаксас препровождает меня к дворцу Дукасов и знакомит меня с моим пращуром Львом, который абсолютно безмятежно говорит:

«Это моя жена Пульхерия», и во сне мне показалось, что я никогда еще не видел более прелестной женщины.