Вверх по линии - Страница 13

«Научишься. Обязательно научишься», – подбодрил меня Сэм.

Прежде, чем нас отправить в 1935 год, с нами провели краткий гипнокурс по общественно-политической обстановке, господствовавшей в эту эпоху. Нас накачали массой разнообразных сведений о Великой депрессии, Новом курсе президента Рузвельта, семье Донго из Луизианы, восхождении Хью Лонга к славе, его программе «Поделим наше богатство», в которой он предлагал отбирать деньги и ценности у богатых и раздавать бедным, о его схватке с президентом Франклином Рузвельтом, о его мечте самому стать президентом после выборов 1936 года, о его вызывающем неуважении к традициям и демагогических воззваниях к массам. Нам сообщили также много дополнительных сведений, касающихся своеобразия именно 1935 года, праздниках, спортивных турнирах, ценах на бирже 97 с тем, чтобы мы не чувствовали себя безнадежно чужими в тогдашней атмосфере.

И наконец нас одели по моде 1935 года. Мы с важным видом прохаживались, без всякого стеснения высмеивая друг друга в этих эксцентричных нарядах. Джеф Монро, проверяя нас напоследок, напомнил мужчинам о ширинках и о том, как ими пользоваться, предупредил женщин, что им категорически запрещено обнажать груди, начиная с сосков и ниже, и настоятельно просил нас не забывать ни на одно мгновенье о том, что мы отправляемся в эпоху с незыблемыми пуританскими нравами, в которой невротическое подавление собственной индивидуальности считается добродетелью, а столь привычная нам раскованность выглядит греховной и бесстыдной.

И вот мы готовы.

Нас провели на самый верхний уровень, уровень Старого Нью-Орлеана, поскольку было небезопасно для нашего здоровья осуществлять прыжок через время с одного из нижних уровней. Поместили в одной из комнат пансиона на Норт-Рампарт-стрит, откуда мы должны были шунтироваться в двадцатое столетие.

– Вот мы и отправляемся вверх по линии, – произнес Мэдисон Джефферсон Монро и подал нам сигнал активировать свои таймеры.

И мы сразу же очутились в 1935 году.

Мы даже не заметили каких-либо изменений в полусумраке комнаты, в которой находились, но тем не менее прекрасно понимали, что находимся вверху по линии.

На нас была тесная обувь и смешные наряды, а в карманах настоящие наличные деньги, доллары Соединенных Штатов, ибо здесь при расчетах отпечатками пальцев не пользовались. Отправленный раньше специальный агент забронировал нам места в одной из наиболее респектабельных гостиниц, расположенной на набережной на периферии французского квартала, где нам предстояло провести первую часть нашего путешествия. Затем Джеф Монро в последний раз предупредил нас о том, чтобы мы как можно более осмотрительно себя вели, и мы вышли наружу, обогнули угол и направились к гостинице.

Поток автомобилей на улицах был просто фантастическим для этой, как ее считали у нас, «депрессии». Так же, как и издаваемый ими грохот. Мы осторожно стали продвигаться вперед по двое, впереди всех шел Джеф. Мы подолгу задерживали свои взгляды на многом из того, что нас окружало, но это не вызывало каких-либо подозрений у окружающих. Местные жители просто считали нас туристами из какого-нибудь другого штата, ну хотя бы Индианы.

Наше любопытство ничуть не выдавало, что мы родом из 2059 года.

Тибо, крупному энергетическому боссу, стало не по себе от одного вида силовых электрических проводов, проложенных открыто и висевших между поддерживавшими их столбами.

– Я читал о таком способе передачи электроэнергии, – несколько раз повторил он, – но никогда у меня и в мыслях не было, что такое возможно на самом деле!

Женщины болтали без умолку о здешних модах. Был жаркий и душный сентябрьский день, однако одежда на всех встречных была наглухо застегнута. Женщины никак не могли понять этого.

Определенные неприятности доставила нам погода. Наши тела были совершенно непривычны к такой высокой влажности воздуха; здесь, разумеется, не было никаких нижних уровней, а ведь у нас только совсем рехнувшиеся поднимаются на уровень поверхности, если в данной местности влажный климат. Поэтому нам пришлось попотеть и попыхтеть.

В гостинице также не оказалось никаких установок для кондиционирования воздуха. Когда мы завершили процедуру регистрации, портье, который, разумеется, был человеком, а не одним из терминалов компьютера, потряс колокольчиком и завопил «Сюда!» – и целая бригада улыбающихся чернокожих коридорных, как коршуны, набросилась на наш багаж.

Я подслушал слова миссис Бьенвеню, жены адвоката, с которыми она обратилась к своему мужу:

– Как ты думаешь, это – рабы?

– Откуда? – свирепо огрызнулся тот. – Рабы были освобождены за семьдесят лет до этого!

Портье, должно быть, тоже слышал этот разговор. Интересно, какие мысли при этом у него промелькнули.

Курьер поместил меня и Флору Чамберс в одном номере. Он пояснил, что зарегистрировал нас как мистера и миссис Эллиот, потому что не разрешалось, чтобы неженатые пары селились в одном и том же номере гостиницы, даже если они и принадлежали к одной и той же группе туристов.

Флора одарила меня обнадеживающей улыбкой, хотя и побледнела при этом, и произнесла:

– Мы будем изображать из себя пару, находящуюся во временном браке.

Монро строго поглядел на нее.

– Нечего здесь болтать о нравах, царящих внизу по линии!

– У них здесь, в 1935 году, нет временных браков?

– Заткнись! – прошипел он сквозь зубы.

Мы распаковались, выкупались и вышли из гостиницы полюбоваться городом. На Бэзин-стрит послушали какой-то весьма приличный примитивный джаз. Затем прошли несколько кварталов и вышли на Бурбон-стрит, где были расположены питейные заведения и можно было насладиться стриптизом. Место, в которое мы заглянули, было заполнено народом, но больше всего нас поразило то, что взрослые мужчины и женщины способны были высидеть целый час, изнывая от унылой музыки и прокуренной атмосферы, только для того, чтобы наконец дождаться, когда на сцену выйдет всего одна девчонка и снимет кое-что из своей одежды.

А когда она все же разделась, то на ней все равно еще остались небольшие блестящие накрывашки на сосках и треугольный лоскут материи в районе промежности. Всякий, кто питает серьезный интерес к обнаженному телу, может увидеть куда больше в любой общественной купальне. Но ведь это была, разумеется, эпоха подавления сексуальности, напомнили мы самим себе.

Стоимость выпивки и всех наших остальных расходов в ночных клубах включалась в один счет, по которому всегда платил Джеф Монро. Службе Времени совсем не хочется, чтобы мы, невежественные туристы, возились с незнакомыми для нас валютами, кроме тех случаев, когда это абсолютно необходимо. Курьер также искусно оберегал нас от то и дело пристававших к нашей группе пьянчужек, попрошаек, назойливых проституток и других опасностей, которым мы могли подвергнуться в ситуациях, возникавших в 1935 году в сфере общественной жизни.

– Нелегкая это работа, – заметила Флора Чамберс, – быть курьером.

– Зато подумайте о той свободе передвижения, которую она вам предоставит, – сказал я.

Нас до глубины души ужасало уродство людей, живших вверху по линии.

Мы понимали, что нет здесь салонов красоты, еще не открыта косметическая микрохирургия, и даже эстетическая генетика, если бы о ней услышали в 1935 году, почиталась бы одним из проявлений фашистского или коммунистического заговора против права свободных людей обзаводиться уродливыми детьми. Но все равно, мы не могли не выказывать удивления или страха при виде неправильной формы ушей, изрытой оспинами кожи, искривленных зубов, деформированных носов – всех этих заранее незапрограммированных и не прошедших косметическую коррекцию, людей. Самая невзрачная замухрышка из состава нашей группы сошла бы за театральную красавицу в сравнении со стандартом 1935 года.

Мы жалели этих людей за то, что довелось им жить в такую темную, вызывающую дрожь омерзения, эпоху.