В унисон - Страница 9

Хидео охотно коллекционировал мангу. Это была единственная литература, которую он мог читать днями напролет. Для манги на его немногочисленных полках находилось пару-тройку ячеек, где одна к одной стояли похожие друг на друга глянцевые томики.

Зажав стопку книг в руках, Хидео обратил внимание на свою коллекцию. Место на полках стремительно заканчивалось, а желание покупать еще все равно было – вряд ли это желание когда-нибудь исчезнет. Манга захватывала Хидео моментально, ему хватало одной главы для того, чтобы влюбиться в рисовку, в стиль повествования, в героев. Однажды он читал весь день и всю ночь, не прерываясь на сон и еду, пока не закончил читать – выдуманный мир захватил его целиком, без остатка.

Глядя на красивые полки, он вспоминал и неприятную сторону своего коллекционирования: мать. Она относилась к манге негативно, хотя и позволяла Хидео покупать ее. Одна серия почему-то особенно ее бесила – натыкаясь на книги, мама грозно отчитывала Хидео за беспорядок, потом проходилась по его вкусам, критикуя их и не одобряя. Это вылилось в трагедию.

Он вспомнил, как его мать сожгла двадцать три драгоценных тома его любимой серии. Сгребла книги в кучу и оттащила за дом, где облила их бензином, чтобы потом поджечь. Хидео тогда только-только пришел со школы.

Это было отвратительное зрелище.

Дома он не обнаружил ни своей манги, ни матери, а потом, взглянув в окно, заметил, как догорают остатки его книг.

Он помнил только этот момент, но помнил так отчетливо, что каждый раз сердце схватывал спазм, мутнел рассудок, а глаза застилала пелена слез.

Он помнил, что потом матери пришлось вызывать скорую, а весь следующий год она проходила терапию и постоянно обследовалась. Да, это точно было психическое расстройство, его мать страдала от обсессии – синдрома навязчивых мыслей, которые она иногда пыталась игнорировать. И вот во что это вылилось. До сих пор мысли об этом эпизоде причиняли боль. В сердце навечно поселился страх за свою и за ее жизнь.

После книжек он принялся собирать остальной мусор: пакеты, банки, тарелки, кружки и бумажки. Все это валялось в его комнате по меньшей мере месяц, и он до сих пор не удосужился выбросить этот хлам.

Телефон запищал, да еще так противно, что Хидео поежился: он понятия не имел, что его телефон может издавать такие звуки. В Микси пришло сообщение. Генджи спросил, как поживает велосипед Хидео. Ну, неплохо поживает. Придется чинить, а чтобы это сделать, нужно дождаться выходных. Следом пришло еще одно сообщение:

«Ради Бога прости. Я, правда, не хотела говорить эту чушь тогда, когда мы сидели в цветах. Мичи».

Вот тут Хидео насторожился. Откуда эта девица знает его номер? И, что еще интереснее – почему она решила начать с ним знакомство именно сейчас? Какие на это были причины?

Она хотела, чтобы он обратил на нее внимание, но стоило ли так стараться ради этого?

Она следит за ним. Это осознание мгновенно перекрыло воздух в груди. Заболела грудная клетка. И все завертелось колесом перед глазами.

«Я слишком чувствителен», – одернул себя Хидео и помотал головой. Как бы сильно ни билось сердце, нужно было оставаться с холодной головой и чистым разумом.

«Откуда ты знаешь мой номер?» – решил спросить он. Ответ шел как-то медленно.

«Мне его дал твой знакомый».

Какой еще знакомый? Этот номер могли дать только трое из друзей Хидео – Генджи, Роуко и Мио.

С Роукой Хидео учился в младшей школе – они были настоящими братьями, веселыми и обаятельными в своей юношеской непосредственности. Однако при поступлении в среднюю школу их пути разошлись: Роуко переехал в Кандзаки, там поступил в среднюю школу, и веселым совместным проделкам пришел конец. Конечно, общаются они даже сейчас, но редко, а встречаются только по праздникам, раз за разом вспоминая былые школьные деньки, когда можно было беззаботно играть и веселиться.

Мио была принципиально другой. Будучи всегда серьезной, она казалась намного старше своих лет, хотя ни одного из ее друзей это не смущало. Она умела легко переключаться, без усилий могла поддержать любую беседу, в общем, была настоящим эрудитом. Ей бы очень понравилось с Генджи – тот тоже никогда не лезет за словом в карман и всегда знает ответ на заданный вопрос. Они познакомились, когда Мио было десять лет, а Хидео – тринадцать. В отличие от Роуко Мио никуда не переезжала из города Сага, а поступила в другую среднюю школу. Хидео все еще не оставляла мысль познакомить Мио с Генджи.

«Кто он?» – спросил Хидео.

«Микси» вдруг вылетел, обнажив главный экран мобильника. Хидео несколько секунд тупо рассматривал иконку приложения, а в голове была абсолютная пустота и какой-то страх, рождающийся изнутри.

Зашел снова, в панике раскрыл переписку и замер.

«Спроси у него сам».

«Значит, это Генджи», – решил Хидео и, отложив телефон в сторону, продолжил убираться.

Ближе к вечеру сон все-таки сморил его и он, ложась на кровать, уснул. Уснул прямо так, не раздеваясь.

Ему снилось ослепительное небо – лазурь над головой сияла и переливалась, точно гладь воды. Хидео никогда не видел ничего подобного – даже вообразить такое было сложно.

В его руках был волк. Он держал его голову крепко, будто бы это последнее, за что можно было бы ухватиться в этом вязко-тягучем пространстве. С животного кусками слетало мясо, оно буквально отваливалось, падая на колени и землю. Приземляясь, шкура и окровавленные куски вспыхивали золотым огнем и превращались в пепел.

Они все падали и падали, горя красивым пламенем, пока в руках Хидео не осталась голая гладкая кость – волчий череп.

Хидео сам не понимал, что делает, все словно происходило без его участия. Руки сами поднесли массивный кусок кости к губам, и он поцеловал труп волка, его молочно-белый, старый череп.

«Поцелуй скорбящего к умершим».

Утро не принесло облегчения: ошметки кошмара – полузабытого, маячащего где-то на периферии сознания – прочно засели в голове, порождая тревогу и страх. Он забыл сон, забыл его сюжет, однако неотступная мысль, как призрак, следовала за ним повсюду. Хидео никак не мог эту мысль сформулировать. Она казалась ему… странной. Почти неосязаемой, зыбкой в своей дисгармонии.

Он вновь не стал завтракать, с тупой болью в желудке отмечая про себя, что так его разум становится острее – быть может, тогда он и соображать лучше начнет. Если, конечно, не умрет от голода.

Неспешно Хидео оделся – хотя времени и было предостаточно, он не испытывал никакой радости от того, что удалось проснуться раньше будильника. Все время давило ощущение, что на этот день полагаться не стоит, как будто бы этот день – начало большой системы, где Хидео запутался, точно попал в липкую паутину.

Мама еще спала, и, чтобы ее не будить, Хидео тихонько выскользнул на улицу, стараясь не шуметь. На улице дышалось свободно и легко, и даже те мысли, что тяжестью придавливали Хидео к земле, вдруг куда-то улетучились, оставляя после себя лишь призрак былых ощущений.

Хидео шел, пиная камни и лихорадочно думая о том, как связано его сегодняшнее настроение с тем, что случилось вчера. Ему снился сон – его привкус Хидео ощущал на языке даже сейчас (отдавало горечью и еще чем-то неприятным). Но что такого ему могло присниться, что он так… всполошился?

Он попытался заглянуть внутрь себя, но ничего существенного так и не подцепил – лишь странное наваждение, порожденное глубинами воспаленного сознания, плотной паутинкой окружало его мысли. Хидео где-то читал, что сон забывается через пару минут после пробуждения, и для того, чтобы его запомнить, нужно как можно скорее записать его. Сны помогают трактовать состояние, находить общие черты в сновидениях и структурировать их. Наверное, это очень интересно – перечитывать свои записи после многих лет фиксирования сновидений. Хидео никогда этим не занимался, но хотел бы попробовать.