Второе я - я - Страница 2

— Но не можем же мы явиться вдвоем. Что она подумает о нас?

— Да, она растеряется или возмутится! Как ты думаешь, Алексей А, она возмутится? О, если бы ты знал, Алексей А, как это меня тревожит!

— Меня это тревожит не меньше. Идти к ней вдвоем нельзя.

— Погуляем, Алексей А. Мне хочется погулять с тобой. Я чувствую в нас удивительное родство душ.

— Тут нет ничего удивительного — мы двойники.

— Да, да, мы двойники! Это многое объясняет, Алексей А.

— Слушай, а не упростить ли нам взаимоотношения? — сказал Алексей А. — К чему эти постоянные Алексеи? Оставим одни индексы и — хватит. Как по-твоему?

— Великолепно. В математике такой прием — исчисление по индексам — применяется часто. Итак, ты — А, я — Б. Восхитительно удобно, ты не находишь, А?

— Очень удобно, Б, — сказал А.

А немного тревожился, что повстречаются знакомые — как объяснить совершившееся с ним раздвоение личности? Он украдкой оглядывался на Б. Он не мог отделаться от ощущения, что они не вовсе равны — он, А, был оригинал, а тот, Б, копия, великолепно исполненная, мать с отцом не сумели бы выпечатать таких близнецов, но все же — копия.

Но Б и виду не показывал, что считает себя чьей-то копией. Он лишь из вежливости уступил своему двойнику индекс А, а взял себе Б. В остальном он индивидуален и особ. И если А неразличимо тождественен ему, Б, то это есть свойство самого А, а не личная особенность Б. «Вскоре он будет считать, что я его копия», — с опаской думал А и радовался, что строгие земные порядки запрещают прямой обмен мыслями. Все же он чувствовал неловкость от того, что угадывает в Б такое понимание их тождества. Еще спустя некоторое время А понял, что непорядочно относится к собственному двойнику, а пуще — к Анне. Не собирался же он подсунуть Анне похожее на себя чучело! Он искренне хотел, чтобы с Анной был он сам и чтоб этот, полностью он, лучше относился к Анне, чем он. «Чего ты жаждал, осуществлено — радуйся!»— сурово сказал он себе и стал радоваться. И вскоре А обнаружил, что еще ни с кем не чувствовал себя так легко, как с Б. И того одолевали похожие чувства.

— Ты замечательный парень, А! — сказал он в восторге. — Ты заметил, что наши взгляды совпадают?

— Я плохо схожусь с людьми, но к тебе привязался с первого взгляда, — сказал А.

А вспомнил, что завтра утром отлет на Плутон, дальняя звездная экспедиция стартует оттуда, и с грустью сказал:

— Мне очень будет не хватать тебя, Б.

— Мне тоже. Но теперь мне надо повидать Анну. Я обещал ей зайти вечерком.

— Это я обещал Анне зайти вечерком, — сдержанно поправил А.

— Ты? Как это ты? Ну да, ты. Тем самым и я, не так ли? Я не задержусь. Ночуем мы у меня?

— Да, у меня. Не задерживайся, Б.

Б убрался, А поплелся к себе. У него опять стеснилось на душе. Было что-то плохое в том, что к Анне пошел Б, а не он. Нужно было поскорее разобраться во всем этом, чтоб ощущение чего-то неладного не превратилось в скорбь о непоправимом. И, еще не дойдя до дома, А допытался у себя, что настроение ему испортила ерунда. Он, А, приревновал Анну к Б. Это было доисторическое, невежественное чувство. Такие древние уродцы еще таятся временами в глухих уголках души, как плесень в сырых подземельях. Чтобы они не отравляли сочащимся из них ядом, их надо высвечивать лучом разума. Логики они не переносят. А расправился со своими темными томлениями средствами логики. Он сказал себе: «Ты приревновал Анну к себе, глупый человек! Не соперник пошел к ней, а ты сам. Тебе непривычна подобная ситуация, но надо приучаться — отныне ты одновременно в двух разных местах. Не двойник и не копия, это грубо, иг не един в двух лицах, это попахивает мистикой древних, а просто и ясно: один и тот же человек в двух местах. Ты здесь и одновременно там. Что в этом сложного? Ты — двусущен. Ты мог бы заказать себе и трисущность и дюжиносущность, дело пустяковое. А отсюда вывод: смешно ревновать к себе». После такого строгого рассуждения ревность исчезла. А разделся и лег в постель, Б он постелил на диване. Какое-то пренебрежение к Б как к двойнику тут тоже ощущалось, но А не любил спать на диванах… Б возвратился поздно ночью.

— Как Анна? — спросил А. Он чуть не спросил: «Она не догадалась?», но грубый вопрос мог обидеть Б.

— О, Анна великолепна! — воскликнул Б. — Чем больше я узнаю ее, тем сильнее люблю. Она веселилась, как дитя, а как она была красива! Мне кажется, она сегодня еще красивей, чем вчера.

А лежал, сжав губы. Что там Б ни говори, а какова была Анна вчера, он не мог знать. И, если уж на всю правду, именно вчера она была красива; как никогда!

— Спать, спать! — весело бормотал Б, уминая подушки на диване. — На рассвете мы улетаем! На рассвете мы улетаем!

А глядел в звездное небо за окном. Ему не хотелось спать.

А проснулся с ощущением, что вдруг произошло несчастье. Комната была пуста. В окно лилось солнце. Б исчез, предварительно убрав диван.

— Все в порядке! — сказал себе А и опустил голову на подушки, но через минуту заметался по комнате, хватая одежду.

Ничего не было в порядке. Дикий хаос воцарился в мире. А, не умываясь, промчался мимо стереофона, потом, уже на улице вспомнил, что стереофон может помочь скорее, чем самый быстрый бег. Он возвратился и вызвал космодром.

— Да, экипаж экспедиции Ф-44 утром вылетел на Плутон, — сообщила дежурный космодрома, хорошенькая девушка со слишком самоуверенным лицом. — Да, и Ларьян тоже. Что? Ну, вот еще — не знаю Ларьяна! Невысокий, белокурый, немного застенчивый — и зовут Алексеем правильно? Кстати, вы очень на него… Да, экспресс на Плутон отправляется в двадцать три, он прибывает почти одновременню с кораблем, на котором… Записать вас на экспресс? Ларьян? И тоже Алексей?.. Знаете, мне вдруг показалось… Не опаздывайте. Вы записаны сто тридцатым.

Алексей присел на диван. У него дрожали руки. Он снова и снова возвращался к чудовищной ошибке, совершившейся на рассвете.

— Анна! Анна! — шептал он. — Что же теперь будет?

Одно он понимал ясно в хаосе совершившегося: он был Б, а не А. А же, тот А, что отказывался уехать с Анной, рано утром, воспользовавшись сном Б, уехал вместо Б, с Анной. Та, разумеется, не заметила подмены. Да и как она могла открыть ее? Они больше, чем двойники — один и тот же человек. Он здесь и одновременно там — все очень просто. И в эту кристальную простоту тот, второй, нет, первый, в общем, такой же, но только А, а не Б, внес безобразную, непростительную путаницу, заменив собою, А, его, Б. Одно, только одно отличало их — отношение к Анне. Он, тот другой, нет, первый, А, он был равнодушен к Анне, а этот, я, то есть Б, я же не мыслил себя без Анны!.. Вчера какая она была красивая, еще красивей, чем позавчера, я же сказал ей: Анна, я так счастлив, что мы вместе далеко, далеко… Нет, как же теперь? Нет, я все о нем раскрою! Прилечу одновременно с ним и брошу ему в лицо перед Анной…

Алексей снова забегал по комнате. Он представил себе, как оба они бурно объясняются, а она лишь молча переводит испуганный взгляд с одного на другого.

— Нельзя, нельзя! — крикнул Алексей. — Как же мы объясним ей, почему нас двое?

Тут ему пришла в голову новая ужасная мысль, и, сраженный, он в бессилии упал на диван. Путаницы не произошло, мир вовсе не отдан хаосу. Что намечалось, то и осуществилось. Он не Б, а А. Ему надо было остаться, и он остался. Б надо было ехать с Анной и Б уехал. Произошло лишь одно непоправимое изменение. Переменилось его отношение к Анне.