Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев» - Страница 22

Чехословакии «братскую помощь». Но что стояло за этим предложением?

Общей границы с Чехословакией СССР до войны не имел. Помощь предлагалась на условии прохода советских войск через Польшу. Но и польское правительство, и чехословацкое понимали, что, придя в их страны, советские войска не уйдут обратно. Тогдашний президент Чехословакии Бенеш говорил об этом вполне открыто. И именно по этой причине он отказался от советского предложения.

Потеряв для себя Чехословакию, советское правительство продолжало предпринимать дипломатические усилия для обеспечения за собой захвата Польши. Во время переговоров летом 1939 года о заключении пакта о взаимопомощи между Францией, Англией и СССР, советское правительство снова потребовало для себя права ввода советских войск в Польшу в случае возникновения кризиса во франко-германских отношениях. Но это предложение было отвергнуто польским правительством: «С немцами мы потеряем нашу свободу; с русскими мы потеряем нашу душу», – ответил главнокомандующий польской армией на предложение разрешить ввод советских войск.

Сталин понял, что Англия и Франция не могут заставить Польшу капитулировать перед Советским Союзом, как заставили они Чехословакию капитулировать перед Германией. Значит, в деле захвата Польши советскому правительству нужен был другой союзник. Этим союзником стала Германия.

Ещё в марте 1939 года в отчётном докладе на XVIII съезде партии Сталин сделал первый шаг к советско-германскому сближению. Он указал, что рассматривает «антикоминтер-новский пакт» между Германией, Италией и Японией, как направленный против Англии, Франции и США, а не против СССР. Он сказал также, что «шум» о существующих якобы у Германии агрессивных планах в отношении Украины «поднят англо-французской и североамериканской прессой» с целью «поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований».

Эта речь стала предложением Гитлеру начать советско-германские переговоры о нормализации отношений. В апреле советский полпред в Берлине Мерекалов в разговоре со статс-секретарём Германии Вейцзекером поднял вопрос о германо-польских делах, а затем заявил, что с точки зрения советского правительства «нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям» СССР и Германии, и что «идеологические расхождения… не должны стать камнем преткновения в отношении Германии».

Вскоре после этого, 3 мая, Литвинов, сторонник, как считалось на Западе, сближения с Англией и Францией, был снят с поста наркома иностранных дел и заменён Молотовым. А 5 мая советник посольства СССР в Германии Астахов в беседе с сотрудником германского МИД Шнурре попытался узнать, приведёт ли это (Литвинов был евреем) к изменению германской позиции в отношении Советского Союза.

К этой теме Астахов снова вернулся через две недели, когда в другой беседе со Шнурре указал, что «в вопросах международной политики у Германии и Советской России нет противоречий и поэтому нет никаких причин для трений между двумя странами».

В доказательство того, что сотрудничество возможно, Астахов сослался на дружеские отношения между Советским Союзом и фашистской Италией. У этих государств, по словам Муссолини, нет препятствий «для нормального развития политических и экономических отношений».

В июне 1939 года Гитлер сделал вывод, что намерение советского правительства пойти на сближение с Германией вполне серьёзно. Выгоды от такого сотрудничества для Германии были очевидны. Как писал 5 июня в Берлин германский посол в Москве Шуленбург, «германское государство может занять более твёрдую позицию по отношению к Франции, если Советский Союз будет держать на прицеле Польшу, уменьшая давление на нашу восточную границу».

Шуленбург, кстати, подчеркнул, что советское правительство заинтересовано прежде всего в политическом сближении, а не в экономическом сотрудничестве: «Молотов почти что призывал нас к политическому диалогу. Наше предложение о проведении только экономических переговоров не удовлетворило его… Мне кажется очевидным…. что путь для дальнейших переговоров открыт».

Но, быть может, именно потому, что Гитлер уже убедился в искреннем желании Сталина пойти на сближение с Германией, он дал германской дипломатии указание «не проявлять дальнейшей инициативы, а ждать инструкций». Только 27 июля Шнурре на высказанное Астаховым пожелание «о тесном сотрудничестве» ответил, что «во всём районе от Балтийского моря до Чёрного моря и Дальнего Востока нет… неразрешимых политических проблем между нашими странами. В дополнение к этому…. есть один общий элемент в идеологии Германии, Италии и Советского Союза: противостояние капиталистическим демократиям»… «Астахов назвал путь сближения с Германией соответствующим интересам обеих стран».

Тогда же Астахов намекнул на заинтересованность Советского Союза в странах Балтии и в Польше. И 29 июля в инструкции германскому послу в Москве Вейцзекер сообщил: «При любом развитии польского вопроса, мирным ли путём… или любым другим путём, т. е. с применением нами силы, мы будем готовы гарантировать все советские интересы и достигнуть понимания с московским правительством… Наша позиция в отношении Прибалтики будет откорректирована таким образом, чтобы принять во внимание жизненные интересы Советов на Балтике». 3 августа Вейцзекер добавил: «Мы готовы к более конкретным обсуждениям, если советское правительство также желает этого».

Можно с уверенностью сказать, что 3 августа стало переломным днём в советско-германских отношениях. В этот день имперский министр иностранных дел Риббентроп сообщил советскому поверенному в делах Астахову, что на Балтике «нам двоим хватит места» и «русские интересы там ни в коем случае не придут в столкновение с нашими». Риббентроп, кроме того, «сделал тонкий намёк на возможность заключения с Россией соглашения о судьбе Польши». В Москве поняли, что это – приглашение принять участие в войне против Польши, и промолчали. Когда 14 августа Шнурре спросил Астахова, «каким по очереди Советский Союз считает польский вопрос, Астахов ответил, что не получил никаких особых инструкций, но что главный упор в его инструкциях сделан на слове “постепенно”».

Но Германия уже не могла ждать. Война против Польши должна была начаться со дня на день. 14 августа Риббентроп направил Шуленбургу пространную телеграмму, в которой, в частности, говорилось:

«Я прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее:… События последнего периода, кажется, показали, что разница в мировоззрениях не препятствует деловым отношениям двух государств и установлению нового и дружественного сотрудничества. Период противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда; дорога в новое будущее открыта обеим странам… Интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются…. В столкновениях нет естественной потребности… У Германии нет агрессивных намерений в отношении СССР…. Между Балтийским и Чёрным морями не существует вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обоих государств. Среди этих вопросов есть и такие, которые связаны с Балтийским морем, Прибалтикой, Польшей, юго-восточным районом и т. д. В подобных вопросах политическое сотрудничество между двумя странами может иметь только положительный результат. То же самое относится к германской и советской экономике, сотрудничество которых может расширяться в любом направлении… Имперское правительство и советское правительство должны на основании всего своего опыта считаться с тем фактом, что капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как национал-социалистической Германии, так и Советского Союза… Кризис в германо-польских отношениях… делает желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае… оба правительства лишатся возможности… совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой… Насколько нам известно, советское правительство также желает внести ясность в германо-советские отношения…. Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени фюрера изложить взгляды фюрера господину Сталину… Условием моего визита являются широкие переговоры со Сталиным».