Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев» - Страница 21

Так писали комсомольские поэты 1930-х, это было общим настроением – речей, статей, собраний.

Для людей той поры «незабываемый 1918-й» был ещё не историей, не прошлым – он полыхал заревом, зовущей вперёд датой революционного календаря.

Именно в восемнадцатом ленинская мечта о «Всемирной Советской социалистической республике» предстала явью. Обстановка благоприятствовала: Красная Бавария – над трупом Германии, охваченная забастовками Европа… Но главная надежда была на внутренний резерв: в 1918-м боеспособная Красная Армия уже была создана. «Пускай горит! Пускай пожар кругом!.. Даёшь Варшаву! Бьём Берлин!» – ревели завтрашние освободители человечества. Казалось, вот-вот… Но пока не вышло: роковой ошибкой стал поход на Польшу, крушением надежд на мировую революцию представал нэп.

Впрочем, представал напрасно: ни Основатель, ни Верный Ученик от своих планов не отказывались ни на секунду. Выполнялись, ценой десятков миллионов жизней, чудовищные пятилетки. Ютящиеся в бараках «души населения» производили чугун и сталь – для нужд светлого будущего. И к лету 1941-го у СССР будет почти 24 тысячи танков (для захвата Европы с избытком хватило бы трети).

В конце 1930-х казалось: время пришло, история опять двинулась по прежнему кругу – с новой силой. В Германии опять у власти пролетариат, пала (наконец!) ненавистная Польша. (Зато СССР обзавёлся весьма протяжённой границей с завтрашним агрессором вместо буферной зоны.) Тогда о «гренадской волости» лишь мечтали – теперь заполыхало и там: война в Испании была новой пробой мировой революции. Но не получилось – отсюда и истошная (при сильных симпатиях к Гитлеру) ненависть к Франко в Советском Союзе тех лет.

Терминология после II мировой войны умышленно спутана, даже для названия гитлеровской национал-социалистической партии придумали уродливое словообразование: «национал-социалистская». В СССР нельзя было даже на речевом уровне допустить, что у Гитлера был социализм. А вот тогда, в 1939-м, терминология была совсем иной: на чём свет стоит, кляли фашизм и приветствовали немецких социалистических товарищей. «Майн Кампф» менее чем за два года выдержала в СССР два издания.

Борцы с «англо-американской плутократией» и враги «мирового капитализма» прекрасно нашли общий язык, общей была у них и цель: завоевание мира. На политическом уровне Сталин свои планы тщательно скрывал. А на идеологическом – не мог: надо же было воспитывать народ для грядущих битв. И воспитание удавалось. «Задохнувшись Интернационалом/Упасть лицом на высохшие травы» вновь мечтали кровавые романтики-энтузиасты. Где, интересно, они опять собрались «Интернационалом» захлебываться? На полях «Великой Отечественной»? Защищая «Родину-мать»? Впрочем, строго говоря, искать общий язык коммунизму и нацизму и нужды не было. Возьмите первое, ещё не вычищенное собрание сочинений Ульянова-Ленина. Среди отборной ругани в адрес чужих, не из собственной партии, социалистов вы неожиданно встретите дифирамб: вождя привело в восторг сочинение немецкого теоретика по национальному вопросу. Фамилия теоретика-социалиста – Штрассер. Да-да, тот самый, прирезанный Гитлером в «ночь длинных ножей». Не сделай Штрассер ставку на Эрнста Рема, конкурента фюрера, – именно он, а не бездарный Розенберг был бы кандидатом на нюрнбергскую виселицу как выдающийся нацспециалист.

Не хотите читать Ленина, неинтересно? Тогда обратитесь к литературе 1920-х: писателям в эти годы ещё разрешали воспевать революцию не как прикажут, а от души. Пропуском в печать служила не столько ложь, сколько классовая правильность нравственных оценок: советские герои 1920-х швыряют офицеров в топки и гордятся этим. (При Сталине литература нормализовалась, она была рассчитана уже на среднеобывательское восприятие, а не на фанатиков – и теперь офицеры стали бросать в топки простых советских людей.) Многое можно узнать из романов той поры, в том числе на интересующую нас в этой статье тему: в талантливой книге Федина «Города и годы» самым правильным коммунистом оказывается вчерашний отпетый нацист.

Современников такие вещи, по-видимому, не удивляли: менталитет был общий, а нюансы грядущего социализма в лихорадке завтрашней победы различать не было нужды.

Завтрашняя мировая победа – вот это и было смыслом развязанной в 1939-м войны. Революционный социализм уже победил в двух великих странах. И почувствовал себя безнаказанным – отсюда и кажущиеся сегодня странными откровенности тех лет. И пошёл хрупать мир.

К братскому дележу добычи крокодилы обычно не склонны. Но дело не в отсутствии у рептилий нежных чувств друг к другу – всё дело в том, что они кидаются на людей.

Когда об этом забывают, история искажается. Так искажалась ещё недавно история первых послекатастрофных десятилетий: она исчезала, подмененная борьбой внутри-большевицких «уклонов». «Левых» и «правых», «либералов» и «догматиков»…

Это было убедительно. Это было эффектно. Но за кадром оставалось самое главное: за кадром оставалась террористическая война, развязанная троцкими-лениными-бухариными вместе.

Но и сегодня, разобравшись уже немного в той истории, мы продолжаем по советской «методике» рассуждать о войне. О событиях, по времени не так уж от нас и удалённых.

Когда вождь планировал закусить фюрером? Почему фюрер укусил первым? Оставим эти вопросы крокодиловедам: для самосознания нашей страны важны не они. Важно другое. Хотели вместе пообедать Европой, да пирушки не вышло: великий Сталин патологически бездарно подставился соратнику и другу. А потом выпутался с обычной своей мудростью, уложив в землю ещё три или четыре десятка миллионов людей.

Вот и причина советской полувековой лжи. Можно, конечно, признать «своими» и такое государство, и такую власть. Можно сказать: «Это и есть позитив нашей истории».

Как хочется нынешней власти от всех, от всех вести своё преемство. И от такого государства, от такого строя. И от сумевшего выстоять, выжить под этим строем народа.

Как хочется ей гармонии…

Только ведь – не получится.

«Посев», 1985, № 5

В связи с 40-летием победы над Германией в СССР будут опубликованы сотни книг, посвящённых войне 1941–1945 годов – мемуары, монографии, сборники документов. И хотя, конечно, этот поток литературы ни по количеству, ни по качеству не может сравниться с западной – более многочисленной, более исчерпывающей и более объективной, он всё-таки знаменателен, особенно сегодня, когда над Европой снова сгущаются тучи, когда над миром нависла угроза ядерно-коммунистическая. Можно с уверенностью сказать, что ключ к пониманию причин, приведших к войне и к гибели 20–30 миллионов людей, надо искать в советско-германских отношениях непосредственно перед нею. Надо думать, что именно по этой причине документы советско-германских отношений 1939–1941 годов так и не опубликованы советским правительством.

В этой статье на основании составленного мною двухтомника документов («СССР – Германия, 1939–1941», издательство «Телекс», США, 1983) я постараюсь дать краткий очерк событий, приведших нашу страну к 22 июня 1941 года и к гибели миллионов, а Сталина и советское правительство – к господству в послевоенном мире.

II мировая война, частью которой была война между СССР и гитлеровской Германией, началась не 1 сентября 1941 года, в день германского нападения на Польшу, а раньше, по крайней мере в 1938 году, во время так называемого Мюнхенского сговора и раздела Чехословакии. По сей день советская историческая наука использует это событие для того, чтобы подчеркнуть вину Запада, отказавшегося прийти на помощь Чехословакии. Но, обвиняя один лишь Запад, историк рискует впасть в ошибочную односторонность. Да, в отличие от Франции, советское правительство предложило