Вторая гробница - Страница 15

Когда Картер пришел в себя, он увидел перед собой испуганное лицо мисс Джонс. Возле нее он заметил Чарльза Чемберса. Оба тайно наблюдали за пробными полетами Картера во время воскресной прогулки.

– Тебе больно? – озабоченно спросила мисс Джонс.

Хотя Говарду казалось, будто она его воскресила к жизни, хотя у него дрожало все тело и в голове словно стучал паровой молот, хотя ему сейчас просто хотелось реветь, может, от боли, может, от злости, а может, от того и другого сразу, Картер нашел в себе силы, чтобы пошутить над катастрофой.

– Все не так уж плохо! – заявил он и выдавил из себя вымученную улыбку.

Ему было обидно не столько за злополучное предприятие, сколько за то, что свидетелями неудачи, его краха стала мисс Джонс вместе с этим музыкантом.

Когда Сара Джонс помогла ему выбраться из-под обломков летательного аппарата, ноги Картера подкосились и он рухнул ей на руки.

Это было совершенно непреднамеренно: ему вскружили голову чувства, он еще воспринимал полет как неудачу, но в то же время испытывал сладострастное блаженство. Под накрахмаленными рюшками блузы Говард почувствовал мягкие груди Сары, которые он сдавил своим телом. Инстинктивно воспользовавшись приступом своей слабости, он наслаждался этим чудесным ощущением дольше, чем можно было в данной ситуации. Картер не мог вспомнить, чтобы женщина держала его на руках: ни мать, ни Фанни, ни Кейт. Теперь он знал, как это чудесно, просто неописуемо.

Наконец мисс Джонс удалось поставить мальчика на ноги. Казалось, она не заметила его чувств, и Картер был рад этому. К счастью, его велосипед остался цел, разве что был погнут руль. Все трое – Сара Джонс, Чарльз Чемберс и Говард – начали собирать обломки летательного аппарата и водружать их на велосипед.

Сара Джонс заинтересовалась диковинной конструкцией. Она рассматривала различные детали и качала головой, будто хотела сказать: «Совсем неплохо для начала. Однако ты забыл, что человек способен лишь подражать природе, но не может копировать ее!»

Картер замер и удивленно взглянул на мисс Джонс. Он и не думал, что она поддержит его в конструкторских начинаниях. Не веря своему счастью, он произнес:

– Что вы об этом думаете, мисс Джонс?

Ответ заставил Говарда задуматься.

– Ты построил гигантскую бабочку…

– Да, в сто раз больше, чем в природе!

– Правильно. Но ведь не из того же самого материала.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Вы думаете, мой летательный аппарат был все-таки слишком тяжелым?

– Конечно.

– Мне казалось, что бабочка, в сто раз большая по размеру, может нести в сто раз больший вес. Разве не так?

Сара рассмеялась.

– Совсем необязательно. Вряд ли это действительно так, сам подумай. Бабочка едва ли весит три грамма. Значит, для полета ты не должен весить больше трехсот граммов. Это примерно как голубь. Очевидно, бабочки отказались использовать велосипед для полета.

Говарду было стыдно. Он выглядел нелепо и глупо.

– Мне кажется, бабочки – плохой пример для подражания. Умные люди, которые исследуют возможность летать, ориентируются скорее на птиц. Их полет проще скопировать.

– Вы считаете, я выставил себя дураком?

– Ну что ты такое говоришь! Полеты – это еще неизведанная наука. В школьной библиотеке есть несколько книг на эту тему. Ты должен на них взглянуть.

– Спасибо, мисс Джонс! – сказал Картер, не в силах поверить своему счастью. Он был не прочь воспользоваться возможностью, чтобы стать ближе к учительнице.

Гарольд Сэндз, племянник Марты, матери Говарда, работал управляющим таможенной конторой в Гарвиче, и его появление в Сваффхеме стало экстраординарным событием. Он приехал на следующий день после пробного полета Говарда. Хотя погода стояла жаркая, на нем были длинный светлый дорожный плащ и клетчатая кепка. Кустистые седоватые усы придавали Сэндзу солидность, свойственную лишь поместному дворянству графства Норфолк. Несомненно, выглядел он весьма представительно. Но вся его импозантность испарялась в ту же секунду, как только он открывал рот: у него был очень высокий голос.

Гарольд приехал в сопровождении своей супруги Нэнси, казавшейся почти незаметной не только из-за своего маленького роста, но и из-за скромного платья, которое блекло на фоне броского наряда мужа.

Конечно, такие зажиточные люди, как Гарольд и Нэнси Сэндз, не собирались останавливаться в доме Картеров на Спорл-роуд и сняли самый лучший номер, какой только мог предложить в своей гостинице мистер Хейзлфорд, – номер, выходящий на рыночную площадь. Только после обеда они отправились к Кейт и Фанни, чтобы посмотреть на Говарда и проверить, сможет ли он работать посыльным в таможенной конторе.

Пожилые дамы намеренно не стали говорить Говарду о визите кузена. Они опасались, что Говард, как и обещал, станет избегать встречи с ним. Но когда Сэндз наконец увиделся с Говардом, Фанни и Кейт приготовились к худшему: встреча прошла не так как ожидалось.

Сэндз с восхищением посмотрел рисунки Говарда и высказал сомнение, что мальчику с таким талантом стоит идти в посыльные. Не лучше ли ему стать художником? Кейт и Фанни возразили. Они объяснили, что из семьи уже вышли четыре художника, но это не впечатлило Гарольда. Он считал, что Англия – достаточно большая страна, чтобы прокормить еще одного художника, к тому же такого одаренного.

Неожиданная похвала из уст человека, которого Картер тайно проклинал, просто лишила юношу дара речи. И когда Гарольд Сэндз предложил Говарду приехать в Гарвич и нарисовать любимого кота семьи Гледстоуна, Говард чуть не расплакался и пожал Сэндзу руку. На прощание тот шепнул Говарду, чтобы никто не слышал, что профессия посыльного на таможне, вероятно, сможет прокормить, но тогда о воплощении мечты не стоит и надеяться. Сам Гарольд с детства мечтал стать известным певцом, высоким тенором, который пел бы произведения Баха и Генделя, но его вынудили «получить более подходящую профессию», как выразились родители.

Визит управляющего таможенной конторой прошел бы для всех удивительно хорошо, если бы Сэндз и его жена по возвращении в отель не сделали бы печального открытия. Их багаж был. перерыт, платяной шкаф стоял нараспашку, а ящики комода торчали наружу. Создавалось такое впечатление, будто грабителям помешали, вынудив их все бросить и убежать.

Не без опасений Гарольд Сэндз подошел к платяному шкафу, куда он повесил темно-красный халат, без которого не отправлялся в путешествия. Да, Гарольд был привязан к этому халату, хотя шелк с годами потерся, особенно на широких манжетах, скрывавших некую тайну. В них Сэндз прятал дорожные деньги. Разумеется, Сэндз никогда не употреблял выражения «дорожные деньги» – начальник таможенной конторы всегда знал точную сумму, которую возил с собой. В тот злополучный день там были шесть гиней и два шиллинга. Деньги пропали.

Англия – отличная страна для криминалистов, некоторые серьезно утверждают, что эта профессия зародилась именно здесь. Начальник таможенной конторы Гарольд Сэндз, конечно, не был криминалистом, но по долгу службы ему приходилось общаться с контрабандистами, мошенниками и спекулянтами, так что к преступлению – а ни о чем другом здесь не могло быть и речи – у него был неординарный, неожиданный подход.

Сэндз не позвал полицию и вечером за легким ужином вел себя так, словно ничего не произошло. При этом его внимание было больше направлено на немногочисленных постояльцев гостиницы, чем на скромное блюдо. Прощаясь с мистером Хейзлфордом, он попросил его обменять двадцать шиллингов на однофунтовую банкноту. Мистер Хейзлфорд услужливо выполнил просьбу, не заметив, что постоялец пристально наблюдает за ним.

На следующее утро за завтраком сын Хейзлфорда Оуэн предложил чай. Сэндз неожиданно положил на стол однофунтовую банкноту и сказал:

– Я думаю, что эта банкнота фальшивая. Сейчас много говорят о таких фальшивках. У вас не найдется еще одной банкноты для сравнения?