Втора. Иллюзия жизни. Том 1 - Страница 9

Глава 5.

Через пять часов непрерывного бега, я дала отбой. Надо было перекусить, отдохнуть, восстановить силы. Как-то было обидно и непривычно, неправильно. Но была поставлена задача, и мы ее выполняли. Нас оставалось пятеро, пятеро самых не нужных, бесталанных. Не скули! -разорвал менталом мне голову Немой. Я в ответ грустно улыбнулась, не став даже возмущаться: – Не делай мне мозги,-мысленно послала я ему ответ. Обойма расслабилась, наспех перебив аппетит консервами, отдыхали молча, стараясь не особо испачкаться и промокнуть от грязного подтаявшего снега. Каждый ценил мгновения передышки. Мышцы откликались слабой далекой приятной болью, на любое случайное неумышленное движение. (Вот оказывается где истоки мазохизма,-подумала я, ещё раз внимательно перечитав, только что написанные мной строки.) Цыган насторожился, понюхал громко воздух и тихо, хриплым, ломающимся голосом, приподнявшись, сказал-Волки! Мы окаменели, без Медузы, в двух шагах от нас пробежала, не останавливаясь стая волков, (Я почему-то видела только их темные, лоснящиеся под лучами солнца, шкуры) Сколько их было, никто не запомнил, только вожак, пробегая, что-то коротко рыкнул, словно поздоровался. Стая скрылась в темнеющем за скалой пролеске. Фу! Пронесло,-подумала я и от чрезмерно нервного напряжения, расхохоталась, представив, что, если бы Нумизмат был бы с нами, и как бы лучились радостью его глаза, от кучи сереньких игрушек. Кому еще повезло,-подумала я. Рядом, свалившись в снег, хохотал Немой, дрыгая в воздухе ногами (Подслушал, гад) Вскоре к нам подключились остальные. Смеялись так, что я даже испугалась, что волки могут возвратится, обидевшись, что пробежали мимо таких веселых людей. Через пару минут мы уже бежали по пересеченной местности, заведомо оббегая аулы и все, что хоть малость было похоже на жилье. Инструктаж Чавося выполнялся неукоснительно. Под вечер сделали еще один вынужденный перекур. Впереди нашего пути были явно слышны выстрелы, раздавались автоматные очереди, чередуясь с ругающимся баском ПК. Иногда квакал АГС. Хорошо хоть «бог войны «отсутствовал,-подумала я,-да танков нет. -Нет, так будут-, намекнув на свои иллюзионные способности, влез в мою голову Немой. Я запустила, в Немого, палкой. Он быстро, шутя, спрятался за дерево и показал язык. Я набросилась на него, мутузя кулаками по широкой спине, он клекотал от смеха, как можно от меня защищаясь. Со стороны казалось, что я до него заигрываю, Стерва повертела пальцем у виска. Типа, здесь стреляют блин, а они как дети! А мы и были шестнадцатилетними детьми, Цыган был, наверное, моложе нас, лет 14, наверное, у него только голос ломаться начал, иногда, как загнет что ни будь фальцетом…Девчонки подсмеивались, на скороговорки его раскручивали…Потом он гонялся за хохочущими насмешницами и дергал за косички. Некстати вспомнился Интеграл. За ним пришли в казарму ночью, он быстро оделся, заправил кровать и улетел, мы спали, не слышали даже работу двигателя вертолета. Вместо него вернулась маленькая мраморная плитка, прикрученная к стене, перед входом в школу. Я даже не знаю, дожил ли Интеграл до шестнадцатилетнего возраста? Даже на плитке (неспроста), умышлено была скрыта эта информация. Перед смертью Чавось рассказал Немому, что через два дня, как мы покинули центр, самолеты, без опознавательных знаков нанесли сначала ракетный, потом вторым заходом, бомбовый удар по белой скале, сравняв все с землей и полигон и казармы, и весь учебный центр. Немой спросил о Михайловиче, Чавось-промолчал. Следы всегда заметали аккуратно. Еще до замужества, работая гидом-переводчиком в составе канадской туристической группы, я тайком сбежала от подопечных, совсем рядом с бывшим учебным центром, целый час бродила по заросшим багульником и травой развалинам. только по фундаментным контурам, можно было определить, что здесь когда-то были постройки, от Памятной плитки Интеграла, даже осколков не осталось. (Люди быстро забывают героев, придумывая и заменяя их удобными.) В туристическом лагере меня не искали, канадцы, вполне успешно, ловили в горной речке рыбу, похожую на гольца. Шумно галдели и позировали перед кинокамерами…

***

Утром на построении я объявила наряд на столовую. Медуза меня, чуть с говном не съела, но промолчала, и побежала в палатку пудрить носик, о чем-то жалуясь Интегралу. Между ними тоже существовала, наверное, ментальная связь. Скоро пришли Немой с Цыганом, принесли котелки с подгоревшей кашей и пачку индийского чая, забыв при этом полагающийся нам на обойму сахар. (Курсанты поставили брагу. Напрашивалась такая мысль). Завтрак был унылым, все друг на друга смотрели грустно. Кавказец понюхал высыпанную для него кашу и отвернулся. Чай был вкусным (Спасибо за чай, сказал Леонид Ильич, на приеме у Индиры Ганди.) После чаепития, Цыган пропал вместе с Кавказцем. Наверно к близняшкам побежали, за добавкой. Девчонки ушли к столовой, остальные на охрану наших границ, с нашими неизменными амазонками, увязался Нумизмат. Они о чем-то громко спорили, что-то рисовали на земле, в конце концов забрались на свой наблюдательный пункт и замолкли, Интеграл с Немым занялись маскировкой входа в наш лагерь. Через двадцать минут прибежал запыхавшийся Цыган-там, там -, машет руками, мотает головой,-Там местные, выпускников видели, мне девчонки близняшки рассказали. Не дали отдохнуть, побежали вместе с разведчиком в штаб. По пути я попыталась расспросить пятого, но так толком ничего не поняла. Единственно поняла, что враг топчет мою землю и совсем рядом. В лагере меня не ждали, все, включая командиров, подметали плац, между палатками, и наводили обыск в штабной берлоге, вереница курсантов передавали ведрами воду из ближайшего ручья и за всем этим наблюдала Мальвина. Водой курсанты поливали всю округу, вокруг штабной палатки усердно работая мётлами, а в самой палатке, командиры мыли земляной пол тряпками. Лица у командиров были злые, но все работали молча и сосредоточенно. Самое главное в армии-это порядок,-всегда подчеркивал Михайлович….

***

На нас с Цыганом никто не обращал внимания. Я пыталась достучаться до командования, но они ноль эмоций, только еще усерднее протирали следы после моих кроссовок (Совсем не армейская обувь. Первые ботинки нам пошили по заказу, когда исполнилось16 лет) Что -то здесь не так,-заподозрила я, и пошла к Мальвине. Мартышка сидела на камне и в такт работы курсантов мотала ногой. И давно эта генеральная уборка продолжается? -спросила я. С утра. Как только Медузу в командирскую палатку пригласили, и она умудрилась испачкать свои бархатные лодочки, которые целую дорогу бережно несла в руках. Я кажется начала догадываться. Сегодня наверно Медузе придётся спать в палатке Нумизмата. (Он даже здесь, на свежем воздухе, вонял своей лабораторией.) А где сама Медуза? -спросила я у третьей. Да там, в столовой, плачет. Я пошла в палатку, рядом с полевой кухней. Службу похоже не тащил никто. Пять человек вертели одну картофелину, один держал острый нож, так они чистили картофель. Рядом стоял прямоугольный чан с нержавейки, больше половины заполненный картофелем, красной соленой рыбой и мороженными куриными окорочками. В углу забилась Медуза и плакала и, если её взгляд случайно касался маленьких, почти балетных туфелек (Зависть всей женской половины обоймы), её плачь переходил в рев. От туфелек, даже отстиранных, пахло Нумизматом и еще чем-то. Я вспомнила, как тайком отдраивала свои кроссовки, в холодном горном ручье, песком, после посещения командирской палатки. Лодочки, конечно, свой вид потеряли. Мне, как женщине, было жаль Медузу. Курсантов в столовой было больше, чем на улице, все были чем-то заняты, кто, чистил, кто мыл, кто скреб, кто стучал колотушкой по бараньей туше. Никто не улыбался и не болтал, все были заняты делом. Я не хотела мешать производственному процессу, махнула на чан и спросила Медузу: -что это будет? Солянка,-ответил шеф –повар. Ко мне начала подкатываться тошнота (Я плохая хозяйка, может быть плохая жена, мать, но я на всю жизнь запомнила рецепт приготовления солянки.) Сегодня я наверно встану на колени перед Кавказцем и Цыганом, попрошусь, чтобы взяли меня к близняшкам. Мой желудок просил сыра, хлеба, лука и бешбармака. Цыган, как всегда, меня не дождался (Отговорка всегда, предположительно одна: потерялся, не нашел, вернулся в расположение своего взвода.) Нашелся он возле Интеграла с Немым. Те уже закончили с маскировкой, и готовили какие-то светильники, для палаток, на основе комбижира. Вонь стояла такая, что даже Нумизмат боялся спускаться с охранной скалы. В конце концов разобрались, наши гении вместо растопленного комбижира, залили в светильники рыбий жир. Благо и тот, и другой, валялись вместе в медицинской аптечке, среди лекарств. Да будет свет, сказал Цыган, и растворился в неопределенном направлении. Ближе к вечеру, двух мужиков направила в столовую, пообедали мы тем, что бог послал. После того, как я рассказала про Медузину солянку, с грязными окорочками и непотрошеной соленой рыбой, в обойме резко возросло количество желающих поголодать. Ребята вскорости прибыли с тушенкой и кучей рыбных консервов, сахара приперли целый ящик. Рафинад. Мартышка прискакала вместе с ними. -Мальвина, где подругу потеряла? -спросила у нее. Ребята вспрыснули в кулаки. -Что я такого смешного сказала,-надавила я командирским голосом. (А, у самой, аж чертики в глазах плясали) Третья вытянулась в струнку и дала исчерпывающий ответ, что девятая, (Боевая подруга) проводит утилизацию оставшихся после обеда продуктов, путем принудительного кормления командного состава Третьей роты, первого учебного полка, имени Че Гевары. Медуза прибыла ближе к отбою. Довольная! Видимо испорченные лодочки того стоили. На следующий день за продуктами пошли все мужики. На складе набрали всего-на неделю, ходить пришлось три раза. Столовую временно закрыли на карантин, из-за дизентерии, сопровождающейся кровавым поносом. Все труды Медузы пошли насмарку. Больше плац с штабной палаткой, никто не отмывал. Легче было все оставить, как есть, и сделать хитрый тактический ход, чтобы запутать врага, перенести штаб роты, без переноса из лазарета командиров, а назначить новых. Верховный главнокомандующий так и сделал. Пока засранцы маскировали старый командный пункт всеми доступными им средствами, а бедные санитары безуспешно бились, очищая желудки засранцев, приступил к работе новый штаб, в который вошли представители всех подразделений. Нашу обойму на столь высоком и уважаемом уровне представлял Интеграл. Это было успешное начало его карьеры. Ох и поиздевался этот карьерист прыщавый надо мной, всласть. К нему надо было подбегать, и за десять шагов подходить строевым шагом, тянуться и отдавать честь. за последнее требование, он схлопотал по морде. (Говорят, что у человека лицо, а у него, после того как стал служить в штабе, появилась морда, штабная морда. В армии говорят-хохла лычка портит.) А в остальном он остался прежним, без особого зазнайства, да и от меня от колебался, после того, как с ним поговорил Немой и Медуза. Последняя припугнула к засранцам Интеграла отправить. Интеграл каждый день бегал к нам в обойму, помогал, чем мог. Цыгана вызывали в штаб постоянно, после того, как он рассказал, про появление курсантов выпускников, в азербайджанском поселке, они закупили несколько бараньих и овечьих шкур и готовили предположительно план– «Хитрость Одиссея». Наш же штаб предложил операцию, назвав её– «Дубина Циклопа». Штаб занялся разработкой и подготовкой операции. Цыган, за это время, изматывал километраж, вокруг охраняемых позиций, надо было не только не пропустить начало боевых действий, но и определить главный удар неприятеля. Два наших зорких стража, день и ночь, не смыкали глаз (Им эта дорога с карьером, наверное, даже во сне снилась.), днем помогал им Нумизмат. Он то и заметил первым, стадо баранов, медленно подымающееся от поселка, в нашем направлении, в сопровождении настоящего чабана, в папахе, черкеске, с буркой и огромным кинжалом, привязанным на боку, подобием офицерской портупеи. Обойма разбежалась по выделенным каждому позиции. В авангарде находилась наша тяжелая артиллерия-Медуза и Немой, девчонки-Стерва с Гюрдой это была группа прикрытия. Нумизмат был единственным и незаменимым пехотинцем, Цыган совмещал разведку и легкую конницу. Вскоре появились на подмогу партизаны, прибежавшие сообщить, про неприятнейшее известие, и требовавшие, чтоб им выдали оружие, чтоб убивать гяуров. Я вместе с Цыганом направила близняшек в штаб, пообещав, что там и выдадут им оружие. Мальвина-это медсанбат, для раненых. Наблюдатели сообщили, что часть баранов начала проявлять несдержанность, при передвижении, все чаше останавливаться и высоко подымать головы, приседая на задних лапах. Более зоркая Гюрда, насчитала десять таких баранов. Десять баранов, одиннадцатый пастух, а где остальные? -подумала я. Похоже, на обманный маневр. Подстава. Бедный Цыган, не успел прибежать, как снова с донесением в штаб. Он боялся, что война закончится без него, так и не начавшись. Все начиналось хорошо, и план противника хорош, и наш штаб приготовил прекрасный план окружения и разгрома врага, с последующим принятием делегации парламентеров, при условии полной и безоговорочной капитуляции, но вмешался его величество случай. Кавказец, мирно охраняющий экскаватор, при приближении странного стада, проявил такую агрессивность, что через некоторое время, в плен уже никого брать не пришлось. Он просто порвал всех ложных баранов, а муляж чабана, привязанный к лошади, ускакал в направлении гор, потеряв картонную голову и кинжал. Кинжал был деревянный, обклеенный фольгой. Война на нашем участке фронта кончилась. Мальвина усердно мазала укусы зеленкой и налаживала пластырь, ей помогал десятый, кормил врага димедролом, и что-то колол от бешенства. Над палаткой с красным крестом стоял мелодичный стон. (Вы слышали, как грузины поют?) «Виктория!!!» -громко прокричал кто-то из победивших. Отреагировала Медуза, она реагировала на все женские имена, произнесенные любым понравившимся ей мужчиной. Надо будет предупредить, чтоб на складе не выдавали ей никаких продуктов,-подумала я-, а то её неадекватное отношение к мужчинам, нам дорого обходится. На десяток покусанных, более пятидесяти засранцев. Пока ложные бараны отвлекали нас, героически приняв собачьи клыки, на свои многострадальные задницы, основная группа выпускников, подло воспользовавшись нашим маленьким триумфом и состраданием, к размазывающему слезы врагу, коварно и скрытно, обойдя наши позиции по флангу, самым непредсказуемым образом, нарушила все планы нашего штаба. Основные силы противника, под прикрытием утреннего тумана, быстро форсировали реку, по возведенному понтону, из перекинутого, с одного берега на другой, бревна, преодолели неприступный горный массив, состоящий из скалы с ласточкиными гнездами, по пути захватив несколько языков, оккупировав огромную часть нашей священной земли, канонизированной бывшими командирами. Эти сволочи, первыми сдались в плен, и несли такую ахинею, что Особый отдел врага, побоялся применять пытки с пристрастием. Все свидетельства были на лицо (вернее на нюх). Везде на плацу, в палатках, в кустах, даже на деревьях, были видны следы канонизации. Птицы… дал заключение особый отдел, и отправили бывших командиров в тыл. Они, толстые, как пингвины, переваливаясь и поддерживая вздувшиеся животы, семенили, мимо нас, к гражданскому поселку. Гюрда со Стервой их только провожали взглядом и комментировали со скалы, про этот, постоянно приседающий с разных сторон дороги вояж. Мы слышали комментаторов, ничего не видели, но нос не обманешь. Хорошо, что по правилам учений, конвоиров не полагалось, а то бы, и они хлебнули бы, всю горечь нашего поражения. Почти вся штабная кавалькада резко засобиралась домой-на свои позиции, что-то им у нас разонравилось. Администрация азербайджанского поселка, по международным каналам, обвинила Генеральный штаб вооруженных сил СССР, в использование, запрещенного международной конвенцией, химического оружия. И послала ноту протеста командиру нашего учебного подразделения, через бакинское партийное руководство. Нота была передана устно по телефону: -Вах, вах, вах уважаемый! Забери своих обезьян…к …матери, а то мы сделаем из тебя такого нехорошего человека, что… (многоточие продолжалось долго.) И наконец была поставлена окончательная жирная точка. Учения были резко свернуты. Командованием учебного центра, в составе наблюдателей-бабы Дуси, Михайловича и других воспитателей ,учитывая мнение незапротоколированных гостей-круглоголовых, неожиданно, возглавляемых Запорожцем с длинным хохолком, нам, по результатам учений, было засчитано поражение, виновницу утечки химического оружия, приведшего к локальному заражению туристической территории, решили публично расстрелять перед строем, потом ее помиловали, до повешения (прокурор-баба Дуся, просила шпицрутены для врага народа.)В конце концов, определились пятью сутками гауптвахты. Обиженные курсанты, Медузу, даже конвоировать отказались. Пришлось ей самой топтать к губе. Все хорошо, что оканчивается хорошо. А мне опять бутерброды таскать. Вторая это не название, вторая-это приговор! Это были последние учения в моей курсантской жизни. Под испытания судьбы, готовились совсем другие учения, но пройдя закалку нашего учебного центра, в дальнейшем нам было легче встречаться с любой непредсказуемой невероятностью. Руководство нас подготовило, как специально, к будущему, ожидавшему нашу страну.