Всячина (СИ) - Страница 119

Петр Николаевич подумал, что сказать честно, для чего написана эта книга, было бы не совсем правильным в нынешней ситуации. Это с друзьями на кухне или в ресторане на вечеринке по поводу очередного издания можно было смеяться и цинично заявлять, что писано "за деньги", а вы, мол, даже и не читайте - не для вас это. А тут как сказать?

- Вот один мой знакомый из Южной Америки, - продолжал нежданный гость, - говорил, что книга может быть о долгом путешествии и возвращении домой. Одиссей, помнишь, да? Или вот еще о долгой страшной войне и чем все завершилось. Или еще о долгом поиске чего-то важного и находке. Ну, или о боге, наконец, который за всех вас умирает. Всегда умирает, что интересно. Я спорил с ним, но он водил тяжелым носом из стороны в сторону и стоял на своем. И свои книги он мог мне очень легко объяснить. А ты? Ты же писатель... Так о чем вот эта? Может, о любви?

- Ну... Там есть любовная линия...

- Линия. Всего лишь линия. Значит, не о любви. Может, о дружбе тогда? О настоящей мужской такой дружбе, когда за друга в огонь и в воду? Когда приходит вдруг телеграмма "друг, на помощь!", и ты срываешься и едешь, и спасаешь, бросая все свои дела... Это мне один американец рассказывал. Очень веселый был писатель. А? Так о настоящей дружбе, да?

Петр Николаевич нахмурил брови, вспоминая, как там все было, именно в этой книге. Пожалуй, нет. Какая дружба может быть у императора? У него есть подданные, а вот друзей нет и быть не может.

- ...Жаль... Не о дружбе, не о любви... Может, это книга о воспитании человека? О взрослении героя, его развитии? Тогда - полезная книга и нужная. Что, тоже - нет? Так о чем же твоя книга, писатель? Коротко - ну?

Петр Николаевич вздрогнул, как от щелчка кнута, и сказал честно:

- Это - о "попаданце".

Черный человек брезгливо отбросил книгу в угол.

- А эта?

- Это боевик.

- То есть, я так понимаю, что весь смысл книги в том, что все и всех убивают?

- Главный герой выживает в конце.

- А вот эта?

- Это космоопера.

- Опера? Тут стихи? - он даже пролистнул пару страниц, заинтересовавшись.

- Нет, это просто такое большое произведение про космос и про полеты.

- Научная фантастика? Двигатели, проблема времени и пространства, субсветовые скорости?

- Н-нет, - опять заикнулся Петр Николаевич. - Скорее, пираты, восстания, мятежи, масштабные сражения. Но только в космосе.

- Так... Эта?

- Это юмористическая фантастика.

- То есть, для смеха... Ну, что же, и чесалка для спины иногда нужна человеку... И коврик в ванной...

Черный человек опять прошелся по комнате, всматриваясь в обложки книг на полках закрытых шкафов. Потрогал клавиатуру выключенного компьютера. Слегка раздвинул плотные шторы, впустив солнечный луч. Выглянул во двор.

Он был мрачен и сосредоточен. Петр Николаевич смотрел затравленно, ожидая, неизвестно чего. Под мышками было мокро и холодно - это было крайне неприятно.

- Но ты хоть грамотный? - негромко спросил гость, не оборачиваясь от окна.

- Я закончил педагогический! - гордо выпрямился Петр Николаевич.

- Ну, что же... Придется с тобой помучиться, конечно. Если долго мучиться, что-нибудь получится. Так? Ты прибери пока здесь, что ли. А через пару часов я к тебе снова загляну. Поработаем. Эх, поработаем! - он громко хлопнул руками в черных перчатках и потер их одну о другую.

И с хлопком этим исчез.

Петр Николаевич облегченно выдохнул. Он стоял у стены в своей комнате. В углу валялась груда книг в цветных переплетах с яркими картинками. Никого...

- И что это было? - вслух спросил он сам себя.

- Не что, а - кто, - отозвалось откуда-то из-под потолка. - Музык я твой, ясно? К кому-то музу присылают, а к тебе - меня. Так что, до встречи, писатель. Будем писать!

Чтец

   - Слышь, сосед, дай сотню до перевода, а?

   Сотни у меня с собой не было. Была одна купюра в пятьсот рублей - далеко во внутреннем кармане. Сложенная пополам и глубоко упрятанная. Я принципиально не пользовался кошельками и бумажниками. Но отдавать пятьсот не хотелось. Если "прижаться", то пятисот вполне хватает на целую неделю - и далеко не впроголодь.

   - Нету у меня сотни, отвали!

   Вот последнее слово было лишним. Но как всегда понимаешь это только уже после сказанного. И дела многие так делаются. Делаешь что-то. Делаешь, делаешь, крутишься, и вот осталось совсем немного сделать, и стараешься поскорее вот это и еще вот то... А оно, оказывается, не только никому было не нужно, а даже и вредно могло оказаться. А уж со словами-то... Сколько раз говорил себе: держи язык за зубами!

   - С моей точки зрения, сосед, ты мне сейчас нагрубил и нанес оскорбление, - поднялся с лавочки утренний отдыхающий.

   Хотя, никакой он мне и не сосед вовсе. Соседи - они ведь по соседству живут. А этот - с третьего этажа. Я лично на тринадцатом живу. Ну, какой он мне сосед? Разве только по подъезду? Вот не хватает еще сейчас ляпнуть что-нибудь наподобие того, как из старинного "Брата", насчет "гниды черножопой". Он и так-то в раздумьях: обижаться по серьезному, не обижаться...

   - А когда мне грубят, - продолжал он, подтянув ярко-красные спортивные штаны с белыми лампасами и щелкнув широкой резинкой. - Я обижаюсь. Иногда сильно обижаюсь. А когда я обижаюсь, между прочим...

   - А ведь это мои штаны! - обрадовался я возможности смены темы разговора. - Точно! И как тебе хорошо подошли! Прямо как по размеру. А куртка - кому отошла?

   Только вчера вынес вещи, которые больше года не надевал, сложил возле двери к мусоропроводу. Так в миг все разнесли. Буквально - оглянулся только, а уже ни одного пакета.

   - Куртка? Куртки не было, - задумался он, приостановив движение. - А, что, хорошая была куртка-то?

   - Ну, под кожу такая. Вся черная, и вот тут молнии, а на карманах карабины большие.

   - А чего тогда вынес?

   - Да не пошло мне как-то. А если не пошло - как же тогда носить?

   - Ну, это, конечно, да. Это все равно как водку пить. Если даже после третьей чувствуешь, что не идет - лучше сразу остановиться. Наверняка, паленая.

   Он постоял, покачиваясь и перекатываясь с носка на пятку и обратно в модных сине-белых кроссовках без шнурков. Потом, видимо восстановив в уме цепочку разговора, заставившую его встать со скамейки, спросил:

   - А двести рублей тогда? Я ж отдаю всегда.

   Это точно. Он отдавал всегда. Надо было только поймать его и специально напомнить сумму. Отдавал сразу и без всяких споров. Ну, а если не помнишь сам, да если не поймал вовремя, то сам себе, получается, враг. А те деньги, выходит, нисколько тебе и не нужны были. Вот ему - нужны.

   - Извини, сосед. У меня вот только пятьсот. Последняя. Но пятьсот я тебе не дам, потому что мне самому надо.

   Я боялся, что он тут же хлопнет по карману и предложит сдачу. Но вышло, что нет еще ничего в кармане. Потому, видно, что я попался ему первым.

   - Пятьсот? Это да. Это много, - покивал он головой. - И последнюю брать просто нельзя. Примета нехорошая. Не по понятиям...

   Но он не собирался так просто успокаиваться.

   - А если нет сотни, так ты научи тогда, где взять. У кого конкретно попросить. Ты же всех тут знаешь - вот и скажи, значит. И разойдемся, как соседи.

   Когда он стоял вплотную, мне приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Нельзя же разговаривать с человеком в живот или там в подмышку ему? Некультурно это как-то. А он еще и широкий такой, что в дверях, скажем, мимо него просто не пройти. Зажмет.

   - По быстрому, значит?

   - По быстрому. Вот именно! Ну, ты же понимаешь?

   - Тогда вот хоть книжку возьми, прочитай.

   - Смеешься, что ли? Или опять нарываешься? - нахмурился сосед.

   - Серьезно! Теперь же никто почти не читает, так за чтение доплачивают. Прямо наличными, сразу. Как раньше за кровь давали, помнишь?