Вся правда о российских евреях - Страница 21

Дмитрий умер католиком. Отец Максим сумел хоть в какой-то мере успокоить его и примирить с уходом из материального мира. Дима был хорошим человеком, крупной личностью, и я верю — он находится не в самом худшем месте.

Но его уход ясно показал мне, насколько иудаист предоставлен самому себе на этом свете. И перед лицом Вечности и Бесконечности.

Иудаист обречен в мире чувствовать себя более одиноким, более ответственным и более взрослым, чем христианин.

Христианство приучает своих приверженцев к ра­циональному мышлению; наверное, это одна из самых рациональных религий, и это великий воспитатель. Самые принципы рационального познания были выработаны Церковью...

В конце концов, на чем основывается все учение христианской Церкви и ее миссия в мире? Да на том, что в годы правления императора Тиберия в одной из самых глухих римских провинций произошло НЕЧТО. Сплелся целый клубок событий, которые могут иметь множество самых различных объяснений. Можно было верить или не верить в то, что Бог сошел к людям в своем Сыне; можно было не верить и в самого Бога, а верить в Ашторет, Ваала или золотого тельца Аписа.

И даже поверив в Бога и в его Сына, люди могли рас­пространять самые фантастические слухи о том, что же все-таки произошло. Многие жители Иерусалима и всей Иудеи что-то видели, что-то слышали и как-то это все для себя поняли... уж как сумели, так и поняли. Можно себе представить, какие фантастические и нелепые слухи ходи­ли вокруг Богоявления, если невероятнейшими сплетнями сопровождается каждое вообще значительное событие!

Как волна самых фантастических слухов захлестывает такое событие, прекрасно показал М. Булгаков в своей «Белой гвардии».

Тем более, во времена Христа фантазия людей не умерялась никаким образованием: даже таким скверным, какое получаем мы сейчас. А произошедшее событие было даже важнее, судьбоноснее для современников, чем вход в Киев Петлюры или свержение Украинской Директории.

До сих пор на Переднем Востоке цветут самые фантас­тические религии. Вроде и единобожные, но экзотические и странные. Например, йезиды12.

Семь Вселенских Соборов III-VII веков стали рассмат­ривать все эти слухи, мнения, отголоски, рассказы. Со­боры постарались привести в систему все, что известно о Христе, и отделить достоверные сведения от явно недостоверных.

Изучили более 20 одних только Евангелий, и лишь че­тыре из них были признаны заслуживающими доверия; эти Евангелия — от Луки, от Марка, от Иоанна и от Матвея — Церковь считает каноническими, то есть удостоверяет своим авторитетом — это истина. Остальные Евангелия названы апокрифическими — то есть за их подлинность и достоверность сообщаемого в них Церковь не может поручиться. Там, на Соборах, и были заложены прин­ципы того, что мы называем сейчас «научным аппаратом» и «доказательностью». Применяют эти принципы вовсе не одни ученые, но и врачи, и следователи, и агрономы, и писатели: все, кому по долгу службы надо добираться до истины сквозь нагромождения случайных сведений, а порой и сознательных попыток лгать.

Но в том-то и дело, что иудаизм требует еще более ра­ционального, еще более критического отношения к жизни. Тот уровень обработки информации, который типичен только для интеллигентных гоев, стал обычен практически для всех или почти всех евреев еще во времена Вавилона.

В мире ведь нет Бога. Бог не пронизывает этот мир, как Дух Святой. А раз так, нет никаких причин не познать этот мир полностью и до конца, не разложить его на части, не изучить его механику... Более того, это изучение — тоже ведь богоданная задача; ведь книжное учение и задачу понимания священных текстов так легко приложить и к задаче изучения природы. Евреи не раз ставили христиан в тупик этими требованиями к жесткому рациональному познанию. В том числе и в области божественного. Когда евреи ставят под сомнение Евангельские истории, выявляя в Евангелиях разные неточности и сомнительные, с их точки зрения, детали, спорить с ними непросто.

Читателю может показаться это дикостью — но ведь и идея каббалы тоже очень рациональная в своей основе. Для человека в древности, в Средневековье было очевидно, что в основе мироздания лежат какие-то скрытые от него, но несомненные идеальные законы: порядки связанных между собой чисел, геометрические фигуры, словесные формулы. На этом основана магия: если знать тайные связи между явлениями, если уметь управлять ими, можно творить добро и зло, стать могуще­ственным, как античный бог типа Гефеста или Аполлона. А каббала — это очень еврейское учение, и христиане тут только ученики.

Широко известен тот факт, что к каббале прибега­ли многие ученые Средневековья. Менее известно, что каббала оказала влияние и на Гегеля, и на Маркса, и на Фрейда. Между Диалектикой Господина и Раба у Гегеля, Буржуазией и Пролетариатом Маркса, Папой и Сыночком в Эдиповом комплексе у Фрейда, нет, в общем, такой уж большой разницы. Они созданы по сходной модели, и схему эту можно увидеть на каббалистическом «дереве сефирот».

Сейчас похожие схемы тоже невероятно популярны в Европе под названием «фрейдомарксизма».

Сейчас опубликовано много каббалистических кни­жек — но в самых корректных сразу разъясняется, что излагаются в них только самые общие, самые простые и доступные законы каббалы13. Для проникновения в глу­бины каббалистического учения нужно много времени, упорное учение, и это далеко не безопасно.

Проникновение в тайные замыслы Бога... Попытка понять его намерения и желания... Для христианина в каб­бале и в магии есть нечто еретическое — уже вторжением в области, которые Бог по разумению своему скрыл от человека. Скрыл? Значит, знал, что делать, и нечего в них лезть слабыми человеческими ручонками, извращенным человеческим умишком.

А вот для еврея нет греха, нет ереси в познании этих тайных законов. Сама религия подталкивает его к такому занятию. Много ли может познать еврей из такого рода изысканий — это уже второй вопрос. Главное — путь открыт, и ряды каббалистов не убывали с древности до XX века, а временами число их резко возрастало.

Еврей не мог заниматься изучением каббалы до дости­жения 39 лет. И даже достигнув этого возраста, он должен был получить разрешение раввина. А разрешение ему давали, как правило, если уже были дети. Есть сыновья? Производишь на раввина впечатление психически устой­чивого человека? Можешь заняться каббалой...

Сами евреи уверяли меня, что тут присутствует забо­та не только о самом человеке: вдруг у него от занятий каббалой крыша поедет? Но и забота о том, чтобы, если и случится что с человеком — от него остались бы дети.

Вообще забота о своем генофонде очень харак­терна для евреев. Тут тоже присутствует религиозная заповедь: «Плодитесь и размножайтесь». И Бог сказал Аврааму: мол, если исполнишь мои заветы, будешь по­слушен — сделаю твое потомство многочисленным, как песок пустыни.

В христианском мире не раз появлялись группы людей, требовавших от своих членов иметь детей перед опасным мероприятием. В некоторых семьях английской и скан­динавской аристократии был обычай: в первый поход брали не парня, а молодого мужчину, у которого родился первый сын. До этого парня брали на охоту, в плавания и путешествия — но не в боевой поход. Туда, откуда порой не возвращались, шел только тот, кто обеспечил себе наследника.

Но это — обычаи отдельных семей, и они не очень типичны для европейцев. Сколько прекрасных парней погибло, не оставив потомства! А ведь с ними погибали и целые генетические линии, возможные направления развития.

Так же погибали и генетические линии монахов.

Приходится признать: евреи с их устойчивой традицией женить детей рано, чуть ли не подростками, заботились о своем генофонде намного больше, чем христиане. Они не только требовали раскрывать свои таланты и способности, но и заставляли сохранять генетическое разнообразие.