Встречи с амурским тигром - Страница 18

Киношникам прежде всего хотелось отснять сюжет об отлове тигра в тайге, как говорится, вручную. Только они не принимали во внимание обстоятельство, что тигроловы для поимки ищут тигрят, и чем меньше они, тем лучше. Годовалого «кота» весом в полсотни килограммов бригада вяжет уже с трудом. Тех же, что вдвое старше, ловить решаются не всегда. Знаменитая ватага во главе с потомственным тигроловом Игнатом Трофимовым однажды пошла на такого, но если бы не своевременный выстрел в упор, быть бы бригадиру, вмиг подмятым юным зверем, задавленным… А этого полосатого красавца, что бесновался в клетке, без кровавых потерь не связать было и взводу гренадеров.

Но хитроумный человек горазд решать любые проблемы. Он пошел на уловку — вязать полусонного тигра. Ведь проще простого: впрыснуть ему под кожу обездвиживающий препарат, а когда зверь начнет, теряя силу и активность, засыпать, выгнать его на волю в загодя огороженном лесном островке якобы уссурийской тайги… Так и сделали. Но для надежности и безопасности вокруг «сцены» выставили вооруженное оцепление. А съемочную группу подняли в специальной железной люльке повыше — для лучшего обзора и… той же безопасности.

Однако освобожденный невольник, уже наполовину сваленный коварной инъекцией из вполне безобидного шприца, повел себя не так, как предполагали люди. Собрав в тугой узел еще не совсем усыпленную силу, он с отчаянным злом бросился к люльке с людьми… Хотя вполне мог бы уйти в заманчиво темнеющую перед ним тайгу, не зная, что ждут его там с рогулями и собаками тигроловы в усиленном составе.

Не будь он практически обездвиженным, первый же его прыжок достиг бы цели, и тогда… Ведь одного удара тигриной лапы достаточно для того, чтобы свалить насмерть даже быка. Но каждый очередной прыжок зверя был короче и ниже предыдущего, потому что тело быстро выходило из повиновения.

Вконец засыпающего царя-гладиатора отвлекли от киношников к лесу спущенными с поводков собаками, и тут же дюжие звероловы пошли на него тесной командой, ощетинившись рогулями. Операторы торопливо спустились на землю и заспешили к ним. Тигр же, бросив собак и охотников, из последних сил метнулся на этих киношников, угадав звериным чутьем прямых виновников своего бедственного пленения.

Ему не хватило единственного прыжка — пули остановили хищника. Но он успел раздавить то, что швырнули в него насмерть перепуганные авторы фильма. Он увидел их совсем рядом повалившимися в снег с белыми лицами, почувствовал запах их страха. Он, уже сваленный свинцом, скребся к ним лапами с напряженно раздвинутыми и выпущенными когтями… Его сузившиеся глаза горели черным огнем неукротимой ярости и жаждой мести, никогда до этих дней им не испытывавшейся.

И в эти драматические мгновения сердце его, не выдержав физического и психического напряжения, остановилось. На личине застыла неукротимая ярость, жажда мести, а в угасающем сознании медленно таяли последние мысли.

Он так и не смог понять, за что и по какому праву с ним обошлись столь жестоко. Ведь он всю жизнь обходил людей стороной, и по возможности дальней. Не приближался к их жилищам, в том числе и к таежным избам, построенным в его владениях. Не трогал принадлежащих им животных, и даже собак старался не замечать. Подумать только, он не мешал людям охотиться в собственных своих угодьях, причем на то зверье, которым сам кормился!.. А в последних проблесках сознания раз за разом обозначалось его единственное желание: «О, если б выжить и оказаться на воле!»

Это я так предполагаю, какие мысли могли быть в голове погибающего тигра. А догадаться нетрудно, потому что они тоже застыли на его мертвой личине увековеченной на фотографии. Сам себе я задаю вопрос: почему упорное преследование тигра человеком считается просто охотой, нападение же владыки уссурийской тайги на него, и даже в порядке самозащиты, расценивается не иначе как преступление? И тигру незамедлительно присуждается высшая мера наказания?

Пунцовое, будто бы от стыда, но плохо согревающее декабрьское солнце уже коснулось края сопок, когда я наконец ступил на тропу. Она криво протискивалась между могучими кедрами, елями, ясенями, то забегая в глубь леса, то выходя к берегу горной реки, стыло плескавшейся на перекатах. Река эта с ласковым названием Васильковка зарождалась в обомшелых глыбах Сихотэ-Алиня, и уже через каких-нибудь двадцать километров от истоков с ней приходилось считаться всерьез.

Последние дороги моего учетного охотоведческого маршрута пролегали по склонам распадка, где не так давно рубили кедр. Только кедр. Вывозили первосортный кругляк, оставляя рядом со скорбными, как надгробия, пнями груду обрубленных веток, спиленные вершины, дуплистые чурбаки и даже бревна. Сейчас здесь царил первозданный хаос: буйно разрослись молодые деревца и кустарники, и актинидия коломикта все перевила своими лианами.

С трудом продираясь сквозь эту чащобу, я поминутно ругал себя: сначала за то, что вообще сунулся сюда, а потом за то, что вовремя не повернул назад. Но все проходит, и нет худа без добра. По наторенной охотниками тропе после пройденной штурмом лесосеки идти было легко и приятно. А вскоре я увидел и следы крупного тигра, дважды за последние три недели пересекавшего тропу в одном и том же месте — с юго-востока на северо-запад. Судя по всему, это был один и тот же зверина, которого я уже считал своим старым знакомым.

Первый раз я увидел отпечатки его лап 21 ноября. Он же прошел здесь след в след и в том же направлении через десять дней. Сегодня было 13 декабря…

Одно дело думать о тигре в уютной городской квартире, другое — здесь, в тайге. Сердце учащает свой ритм только от мысли, что в любую минуту можешь услышать страшный, ни с чем не сравнимый тигриный рев, от которого стынет кровь в жилах и дыбятся волосы под шапкой даже у видавших виды охотников.

Чтобы как-то убедить себя, что мое зрение и слух напряглись просто от небольшого волнения, я начал припоминать различные случаи… На реке Бикине опытный охотник-медвежатник дядя Ваня, здоровенный верзила, увидев однажды около своего зимовья свежие следы тигра, тут же покинул тайгу, хотя и знал, что медведь на человека нападает куда как чаще, чем тигр. Мой земляк лесоруб Семагин — охотник с детства, выйдя однажды тихим летним вечером из таежного барака и увидев спокойно сидящего в десяти метрах и внимательно наблюдающего за ним тигра, на несколько часов потерял дар речи. Старик Юрганов часто рассказывал, добродушно улыбаясь, как в свои шестьдесят лет, неожиданно встретившись с амбой глаза в глаза, птицей летел к зимовью по едва заметной закоряженной тропинке.

…Следы тигра на льду выхватывались взглядом неожиданно, после крутой излучины реки, изгибы которой неуклонно повторяла тропа. Я с нетерпением спешил к этому месту, надеясь увидеть свежие отпечатки лап могучей кошки. Интуиция подсказывала, что полосатый хищник должен был пройти вчера или позавчера.

Он действительно здесь прошел, опять ступая след в след. Это было хорошо видно еще издали, ибо накануне ночью выпала воздушной мягкости пороша. Взрыхленный лапами грозного хищника снег мерцал, отражая бело-розовые блики заходящего солнца.

Проследив путь тигра по берегу и убедившись на всякий случай, что могучего зверя поблизости нет, я с интересом начал осматривать оставленные им отпечатки.

Все видели на снегу миниатюрные следы домашней мурки? У тигра рисунок «печати» точно такой же: крупная сердцевидная пятка, по форме напоминающая треугольник с широким, прогнутым основанием и закругленными углами, впереди которого четыре овальные продолговатые вмятины от пальцев, расположенные как бы веером. Бороздок от когтей не видно: у кошек они, как известно, втяжные. Разумеется, следы у тигра огромные, иной едва шапкой накроешь. И совсем немного воображения требуется, чтобы представить силу удара такой лапой.

У разных тигров вмятины от пяток по величине не совпадают. Старательно замеряя ширину пятки передней или задней лапы, довольно легко отличить одного зверя от другого. У этого, «моего», прошлые замеры дали 12,3 сантиметра. А сейчас? Отыскав четкий оттиск передней лапы, кладу поперек пяточной части походную стальную линейку — 12,3! Тот же!