Встречи на дороге - Страница 6

Однако флигель все равно заперли, пока Лана не вырастет. Когда же это случилось, она пришла в комнату доктора и зажгла канделябр…

Лунные паучки уже не бегали по стене, а забрались в утлы и оттуда смотрели на огонь. Среди ночи в дверь постучали, и вошел монах.

— Это теперь ваш канделябр, дитя мое?

Лана кивнула.

— Можно, я посижу немного? На улице такая темень…

— Конечно.

— Вы когда-то очень интересовались моей историей, так что даже отличали мои шаги среди сотен других. Если хотите, я расскажу о себе.

Давным-давно жили два приятеля. Один был красив и богат. Во всем ему везло, и он не знал печали. Другой был неудачник, но зато обладал добрым сердцем. Пришло время, и неудачник полюбил, но его избранница попалась на глаза злому приятелю. Он увез ее, а потом бросил. Доброму ничего не оставалось делать, как стать монахом. Он прославился своими подвигами на стезе добродетели, так же как его приятель на дороге разврата.

Однажды монаха позвали напутствовать какого-то разбойника, приговоренного к казни. Это оказался его соперник. Стайной радостью отправился монах к осужденному. Была ночь, и кто-то дал ему в руки этот канделябр. Войдя в темницу, монах почувствовал, что сердце его внезапно растопилось. Его охватила жалость к сопернику, который в неведенье творил зло и так жадно любил жизнь. «У него еще должно быть время для раскаянья», — подумал он и, отдав свое облачение, сам остался на его месте.

— Значит, вас казнили? — воскликнула Лана.

— Нет, дитя мое, казнили доброго. Но и со мной произошло чудо. Выбравшись на волю, я не смог снять рясу и стал продолжать дело моего спасителя. Если б вы жили в то время, то, наверное, услышали бы про монаха, который, несмотря на все запоры, уводил из тюрем невинных и раскаявшихся.

…Следующей ночью на свет канделябра явился всадник.

— Я был из герцогского рода, — сказал он, — и меня ожидал престол. Однако мне предсказали, что судьба моя неверна и ей угрожает опасность, которая придет через ребенка. И я возненавидел детей. Однажды нашего короля вместе с наследником осадили в небольшом замке. Среди защитников его зрела измена, и я был душою заговора. В ночь накануне приступа король призвал меня к себе и вручил своего сына:

«Замок обречен, но попытайся прорваться и доставить наследника в столицу». Я задрожал от злобной радости. И поклялся не слезать с коня, пока ребенок не очутится там, где ему надлежит быть. Мальчик доверчиво уселся вместе со мною в седло. Я хотел тут же выдать его врагам и схватил первый попавшийся канделябр. Выехав за ворота, я зажег его. Мальчик смотрел на меня молча, и вдруг со мной произошла странная перемена: жизнь его стала для меня дороже собственной… Забыв все свои злодейские планы, я выхватил шпагу и ринулся через вражеский лагерь. Никто не сумел меня остановить, и вскоре мы оказались в безопасности. Я скакал к столице. Но силы мои подходили к концу. На третий день я в изнеможении уснула когда открыл глаза, ребенка в седле не оказалось… С тех пор, терзаемый угрызениями совести, я скитался по стране, разыскивая его. Если бы вы жили в то время, то, наверное, услышали про безумного герцога, который бродил по стране и служил детям…

На третью ночь к Лане постучался однорукий турок.

— Знаешь ли ты, о госпожа моя, что я родился торговцем? Это была моя страсть, которой я отдавался всей своей душой. Однажды в Стамбул приплыло несколько кораблей морских разбойников. Они привезли богатейшие товары, награбленные у купцов. Я узнал об этом раньше других и купил все, что было, отдав за товар все свое состояние. Довольный сделкой, я не вернулся домой, а остался в гавани. В это время приплыл еще один корабль. На нем оказались невольники. Я бросился к капитану, умоляя его подождать с продажей до следующего дня, когда я достану денег. Он нахмурился и ответил, что его судно должно покинуть Стамбул до восхода солнца. Я продолжал молить его. Тогда он рассмеялся и предложил мне уплатить самим собою:

«До утра ты можешь владеть невольниками, но затем должен явиться на корабль и стать моим рабом». Он, верно, знал о моем богатстве и таким путем хотел заполучить его, но я ощущал такой азарт, что, ослепленный, согласился. Тут же я бросился смотреть свое состояние. Было темно, я разбудил какого-то мелкого лавочника и попросил светильник. Он дал мне этот канделябр. Я до сих пор не понимаю, как случилось, что я отпустил всех пленников на волю. Когда последний скрылся в темноте, моя жадность вернулась, и я отрубил себе руку, которая держала канделябр. К восходу солнца я пришел в гавань, но корабля там уже не оказалось. С тех пор я тратил все свои богатства на рабов, которым тут же дарил свободу…

— Ну, сегодня я узнаю про пирамиду, — решила Лана, зажигая канделябр в четвертый раз.

Но вместо египтянки в дверь вошла девушка с распущенными рыжими волосами и огромными зеркальными глазами. В руках она держала скрипку.

— Можно мне погреться? — умоляюще спросила она.

— А кто вы?

— Я Осень, — ответила девушка.

Дана нахмурилась:

— Я вас не знаю.

— Прошу вас, не прогоняйте меня, я все расскажу. И вы меня однажды слышали. Я играла в парке, когда вы гуляли там.

Она села перед канделябром и, переплетя тонкие прозрачные пальцы, не мигая уставилась на пламя. За дверью жалобно завыл ветер, гостья грустно улыбнулась.

— Может быть, вы позволите войти и моему спутнику?

В то же мгновение дверь распахнулась и вбежала рыжая собака. Поскуливая, она уселась у ног незнакомки. Стало очень тихо.

— Не бойтесь меня. Я не призрак, — начала девушка. — Я родилась в этом веке. С детства во мне жил врожденный дар импровизации. Меня окружали красота и богатство, ну а слава, казалось, была впряжена в мою повозку. Я принимала поклонение, но никогда не могла долго оставаться в одном обществе. Мне постоянно требовались перемены, новые люди, обстановка. Положение мое обязывало иметь спутника жизни, и среди своих многочисленных поклонников я выбрала одного, чье богатство и внешность помогли мне убедить себя в возникновении нежных чувств. Однажды мой жених устроил бал-маскарад. Провозившись с нарядом, я приехала к его дому довольно поздно. Злясь на весь свет, я стала выбираться из кареты и поскользнулась. Ко мне подбежал какой-то юноша, довольно бедно одетый, держа в руках канделябр. Он хотел мне помочь, но случайно наклонил свечи и закапал мое платье воском. Приняв его за слугу, вне себя от ярости, я оттолкнула его и ударила по лицу. Он выронил канделябр, но тот не успел упасть. Моя рука и одновременно рука моего жениха подхватили его. Что-то кольнуло мое сердце, но я была слишком ослеплена гневом, чтобы осознать, что произошло. К тому же рядом стоял жених, и волну нежности, которая меня вдруг охватила, я отнесла к нему. Между тем юноша странно смотрел на меня и что-то шептал. Я расслышала его слова:

— Разве могут оскорблять эти глаза? Они зеркальны, как застывшие осенние пруды. В них нет жизни. Они отражают все, кроме самих себя. Однако они прекрасны даже в своей пустоте.

Он повернулся и ушел.

О, как я играла в тот вечер! Толпа буквально утопила меня в цветах, когда я закончила…

— Знаете ли вы, что передали состояние моей души? — сказал, подойдя ко мне, юноша, которого я ударила.

Я отвернулась от него… Но слова его мне запомнились.

Следующий раз выступая на концерте, я посмотрела на своего жениха, но с ним рядом опять был этот юноша. Импровизация мне удалась, но не так, как я хотела. «Мне мешает этот растяпа», — подумала я и решила расстроить его дружбу с моим женихом.

— Если ты хочешь, чтобы я осталась твоей невестой, сделай так, чтобы твой приятель больше не присутствовал на моих концертах, — сказала я ему.

И вот мое желание было исполнено… Я вышла на эстраду и, улыбаясь жениху, взмахнула смычком.

Жалкий писк раздался вместо музыки. Публика освистала меня. И только тогда я поняла до конца и слова того юноши, и свою способность к импровизации. Я как бы считывала ноты с чужой души. Настроив себя на определенный лад, я играла жизнь, которая кипела в чьем-нибудь сердце. Увы, не в моем. Я сменила много аудиторий, пытаясь заиграть, как прежде, — все напрасно. Позже я узнала, что Пьер Кикколо был почти на всех моих концертах, которые приносили мне славу. А после истории с канделябром в моем сердце родилась любовь. Увы, ее мелодия была еще так слаба и несовершенна и так нуждалась в заботливых руках доктора, но я сама прогнала моего возлюбленного, и тщетны были мои попытки найти его и вернуть.