Встреча со Зверем (СИ) - Страница 32

— Откуда на тебе раны от кзоргских шипов, Рейван? — произнёс Циндер.

— Я пытался выжить, — хрипло проговорил кзорг.

Циндер глядел на бьющегося под его рукой Зверя и понимал, что скучал по его оскалу, по звону стали и песне ярости, которую они вместе возносили небу во время боя. И оттого гнев, рождённый мыслью о предательстве Рейвана, горячо обжигал Циндера и заставлял его глубже вонзать в Зверя пальцы, пока тот не потерял сознание от боли.

Отец Сетт испугался гнева гегемона и спрятался за столом с перегонными кубами.

— Владыка, — сказал старый хранитель, — Зверь был при осаде Хёнедана, может, в тесноте боя кто-то из своих его поранил?

— Подними его, слышишь? — развернулся Циндер. — Поставь его на ноги. Он нужен мне!

— Его мать, быть может, спасла бы его. Призвать её?

— Нет. Она вовсе поседеет, если это увидит… — Циндер устало отёр лицо руками. — Призови Владычицу Маррей. Заодно я расскажу ей о смерти её полюбовника. Пусть знает, что бывает с теми, кто отступается от долга!

Владычица Маррей прибыла в Харон-Сидис, и стражники-кзорги в чёрных чешуйчатых доспехах проводили её к гегемону.

В стылых коридорах крепости, куда не заглядывал свет солнца и не проникало дыхание природы, стоял недвижимый воздух, наполненный запахом плесени и греха. Так казалось Маррей. Её руки, укрытые плащом, холодели при мысли о том, что здесь царило надругательство над Богиней, кощунство, которому покровительствовали набульские правители.

Когда Владычица получила послание из Харон-Сидиса — призыв явиться в крепость для лечения, то не принять его она не могла. Однако привычный страх и отторжение этого чёрного места скрасила радость при мысли, что она, возможно, увидит кзорга-рисса.

Стены и своды зала утопали во тьме, и Маррей приходилось судить о его размерах по далёкому отзвуку своих шагов. Циндер ожидал Владычицу, восседая на каменном троне. Шлем в виде морды зверя, под которым скрывались его уродства, отражал свет горящих факелов на колоннах, и вся фигура гегемона казалась Владычице отлитым бронзовым изваянием.

— Несомненна любовь Великой Матери, — поприветствовал Владычицу Циндер.

— Воистину несомненна, — ответила Маррей. Она предстала перед Циндером колкой, холодной и торжественной, в облачении жрицы. — Чем обязана? Помнится, ты мне запретил сюда являться после…

— После того, как ты забрала у меня мою собственность. Но кое-что изменилось.

Гегемон немного помолчал, а затем неспешно развернул сверток, лежавший у него на коленях. Маррей увидела в руках Циндера завядший кусок плоти Дэрона.

— Вопреки закону ты увела раба-галинорца из этих стен, — сказал он. — А потом ты предала с ним своего мужа. Вот, посмотри: закон теперь восторжествовал.

Циндер хотел бы увидеть на лице Владычицы боль от утраты любовника и уязвимость. Он желал надругаться над Богиней в её обличии за всё, что с ним самим сделалось. И если бы галинорец не предупредил Маррей о поступке Рейвана, то Циндеру удалось бы добиться желаемого.

Владычица лишь усмехнулась в ответ:

— Плакать не буду.

Гегемон стиснул челюсти. Маррей услышала, как воздух вокруг неё зазвенел от его злости. Циндер убрал свёрток и встал.

— Что ж, я был прав на твой счёт. Сейчас ты показала мне истинное лицо нашей Богини, — сказал он, медленно приблизившись. — Вы не способны на любовь, о которой говорите. Самое большее, на что вы способны, — это жалость.

Маррей отвела взгляд, пытаясь не дать Циндеру сломить себя. Он насмехался над верой, и она, принимая его правоту, корила себя: ведь она, жрица Великой Матери, брезговала находиться рядом с ним, с кзоргом, и никогда не смогла бы любить подобного ему.

— Ходят слухи, что ты была в Хёнедане во время осады? — сказал Циндер. Он встал перед ней большой чёрной скалой, но она не видела его глаз под шлемом. — Почему риссы не пленили тебя? Ты встречала кзорга среди риссов?

— Я — Владычица, наместница Богини, и не обязана отчитываться перед тобой.

Циндер вздохнул медленно, словно над ним довлела тысячелетняя тяжесть. Маррей ощутила запах его горелой плоти.

— Однажды все храмы на земле сгорят — когда люди поймут, что вас не за что любить, — проскрежетал он.

— Ты меня для этого вызвал? Чтобы угрожать?

— Нет, не для этого. Но я хочу, чтобы ты не зазнавалась в этих стенах. И не ходила тут, жалея местных обитателей, словно мертвецов, — произнёс он. — Сделай свою работу и уезжай. Сейчас ступай к отцу Сетту, он расскажет, что от тебя требуется.

Циндер кивнул стражнику-кзоргу, чтобы тот проводил Владычицу в процедурный зал.

Маррей следовала за кзоргом по галерее, соединявшей главную башню с внешней крепостной стеной. В галерее располагались смотровые площадки на оба внутренних двора: передний, с главными воротами, и задний, с тренировочным плацем. Маррей невольно бросила взгляд вниз, когда с плаца раздался грохот щитов, сопровождаемый гулким рёвом сражающихся мужчин. «Есть ли Рейван среди них?» — подумала Владычица.

Маррей нашла отца Сетта за работой. Он согнулся у перегонных кубов и не заметил, как она вошла.

— Здравствуй, Сетт, — проговорила Владычица, и старый хранитель вздрогнул от неожиданности.

— Владычица Маррей! Благодарю тебя, что откликнулась на зов и прибыла так скоро. — Отец Сетт отёр руки о подол рясы и улыбнулся, показав гнилые зубы. — Несомненна любовь Великой Матери, — поклонился он.

— Воистину несомненна.

— Ты похорошела за эти годы, — заметил он, скользнув взглядом по округлившейся груди, выступавшей под жреческим платьем.

— А ты постарел, — ответила она, улыбнувшись старику.

В обществе отца Сетта Маррей чувствовала себя свободно. Именно он открыл ей интерес к постижению природных тайн, когда она была совсем ещё юной жрицей и посещала Харон-Сидис вместе с Владычицей Иделисой.

Маррей провела пальцами по трубочкам перегонного куба и тяжело вздохнула, помыслив о том, для чего здесь применяют это устройство, а затем опёрлась бедром о стол и сложила руки на груди.

— Испачкаешь свой наряд, Владычица, отодвинься, — произнёс отец Сетт, поспешив протереть стол тряпицей. Маррей заметила, что старый хранитель заметно хромал.

— Что с тобой?

— Нога... наверное, старость.

— Я могу взглянуть?

— Не стоит, Маррей. Тебе нельзя прикасаться ко мне, ты знаешь.

— Знаю.

— Лучше я скончаюсь от болезни, чем буду казнён Виггом подобно тому бедняге Дэрону. Несмотря на то, что я кзорг и старик, царь не пощадит меня. Он даже пса к смерти приговорит, если тот заденет тебя, виляя хвостом.

Маррей поджала губы.

— Сядь и покажи ногу. Я не буду прикасаться к тебе — лишь посмотрю.

Владычица опустилась на колени перед старым хранителем, а он приподнял подол рясы, вытянув ногу и затаив дыхание от неловкости, потому что никто раньше не проявлял о нём заботы. Отец Сетт знал, что Владычица не брезглива и лекарскую работу выполняет с материнским милосердием.

— Сетт, а на зрение ты не жалуешься? — спросила она, внимательно осмотрев чернеющую язву старого хранителя.

— Я же старик, Маррей. Нет ничего, на что я бы не жаловался.

Маррей оглядела его язык и кожу, а потом долго рассматривала поблекшие радужки старческих глаз.

— Это болезнь, — сказала она. — Ещё не пришла твоя пора умирать, Сетт. Я приготовлю для тебя снадобье, которое ты будешь принимать ежедневно, оно заживит язвы.

— Маррей, ты знаешь о таких болезнях, о которых я и не слышал, — удивился он.

— Потому что ты возишься с кзоргами и никогда не видел стариков, кроме себя самого. Твоё искусство врачевания сводится лишь к шитью боевых ран, а я повидала множество больных людей. В основном, стариков, — ответила Владычица, поднявшись с колен.

— Маррей, в шитье кзоргских ран мне и нужна твоя помощь. За этим мы тебя сюда вызвали.