Встреча со Зверем (СИ) - Страница 10

Рейван оделся и через проход, завешанный шкурами, вышел в зал. Женщины замолкли и притаились у очага — они так и не привыкли к кзоргу в доме.

Рейван подошёл к бадье и зачерпнул воды, чтобы напиться. В створ приоткрытого окна он увидел, как соратники вана разминаются во дворе перед тренировкой. Рейван приметил галинорца с рисской косой. Тот ли это был галинорец, что удрал с женой Владыки из Харон-Сидиса, — Рейван наверняка не знал и убедиться мог, лишь взглянув на его метку.

«Соблюдай закон гостеприимства», — прозвучали в голове слова Ингвара.

Рейван поглядел на меч в руке и беззащитных женщин за своей спиной и подумал: то ли ван слишком глуп, то ли слишком мудр. Он впустил его в свой дом, дал оружие и тем самым крепко обязал доверием, которое Рейван теперь должен был постараться заслужить.

Со двора раздался боевой клич, и он вновь поглядел в окно. Лютый сошёлся в стремительном боевом танце с двумя крепкими воинами. Воевода Нордхейма показывал неимоверную силу — и Рейвану с его тяжким увечьем было не по зубам одолеть его в честном бою. Но награда Причастием так манила Рейвана, что он подумывал, не прийти ли ночным гостем к спящему.

Крепко сжимая рукоять меча, он вышел на крыльцо и, хромая, спустился по ступеням.

— И это он тролля убил — поглядите на него! — воскликнул Лютый.

Увидев кзорга, воины выстроились полукругом, примкнув щиты. Их шлемы сверкали на утреннем солнце, а лица скалились в хищных ухмылках.

— Ты снова явился последним, — сказал ван Ингвар, стоявший тут же, среди воинов.

По команде вана его соратники стеной двинулись на кзорга. Рейван извлёк меч, оставив ножны на ступенях, и взял из-под навеса щит. Приближающийся строй риссов вызывал у него дрожь во всём теле, но сердце плясало от предвкушения.

Мощный удар щитов сразу же снёс Рейвана с ног. Он упал, и риссы принялись колотить по его щиту. Рейван яростно зарычал, стараясь столкнуть с себя воинов, но они только сильнее наваливались на него.

— Одолели кзорга, ха! — усмехнулся Лютый, воинственно расхаживающий по двору в блестящем на солнце доспехе.

Ещё ни разу галинорец не вступал с Рейваном в бой, выказывая нежелание возиться с ослабленным воином.

— Довольно с него! — воскликнул Ингвар. — Оставьте моего волчонка!

Воины разошлись, и Рейван остался лежать на земле, наблюдая за тем, как они продолжали сходиться меж собой в побоище. Отдав бою все усилия, кзорг не мог уже подняться. Сердце рвалось из груди, но душа пела от счастья.

Одно лишь омрачало Рейвана. Он злился, что Ингвар так унизительно зовёт его волчонком и никогда не называет по имени. Ведь до встречи с рисскими стрелами он был сильным воином, лучшим среди кзоргов. В набульских землях его называли Зверем за нечеловескую одержимость в бою. Но среди Ингваровых соратников Рейван удостаивался лишь подшучиваний. Несмотря на их почти невинность, шутки задевали его, и он сдерживался, чтобы не нарваться на драку, к которой был не готов.

 Вскоре рядом, глядя в небо, растянулись и другие воины. Рейван поймал себя на мысли, что не чувствовал себя чужим среди них: после драки все были равно измученными.

Тренировка длилась до середины дня, а потом воины разбрелись умываться и отдыхать. Когда наступил вечер, соратники вана собрались в большом зале. Воины пировали, пели гимны, играли и обнимались как братья.

Рейван, вдоволь насытившись, отправился спать. Пьяный и измождённый, он опустился на ложе и нашёл под шкурой соломенную куклу. Сразу пришла мысль, что комнатка раньше принадлежала Ингрид. Ван Ингвар, возможно, желал выказать гостю особое покровительство, разместив его в своём доме, но наверняка смеялся в душе, поселив воина в девичьи покои.

Кукла обратила Рейвана мыслями к Ри. Ему было странно вообразить эту бойкую девочку с игрушкой в руках, и в груди что-то кольнуло. Рейван нахмурился и признался себе, что скучает по ней. Её образ из воспоминания зашелестел звонким смехом, блеснул озорным взглядом. Душа Рейвана наполнилась неведомым прежде чувством.

«Надеюсь, тебе повезёт с мужем», — тихо проговорил он, сжимая куклу в руках.

На другой день во время тренировки на площадь привели связанного вана Эльфдана из Тьёле. Его уличили в сговоре с набулами: он собирался перейти на их сторону в грядущей войне. Ван Ингвар велел растянуть предателя на столбах и на глазах у толпы вскрыл ему рёбра топором. Ван Эльфдан сыпал проклятиями и славил богов до самого конца, пока не затих. Но не молил о пощаде.

Все уже начали расходиться, но Рейван всё глядел на вывернутые, словно крылья, рёбра вана-предателя и думал, что быть врагом Ингвару дорого стоит.

— Что это, разве кзорги морщатся от вида крови? — усмехнулся Лютый, поглядев на Рейвана.

— Ты многое знаешь о кзоргах, я вижу, — пристально взглянул на него Рейван.

— Я знаю, что один из них — калека! — хохотнул Лютый. — Такой слизняк, что я и подраться с ним нормально не могу.

Кулаки Рейвана сжались, пальцы побелели от злости. Всё вернее ему казалось, что перед ним расхаживал тот самый галинорец. Рейвану захотелось выхватить кинжал и вонзить его в горло Лютого. Но шум окружающей толпы дал понять, что в этом случае живым ему не уйти, — и Рейван в ответ лишь бессильно выдохнул.

— Арнульф, поезжай в Тьёле! — огласил на весь двор ван Ингвар. — Назначаю тебя ваном вместо Эльфдана. Ты заслужил стать вождём, верный мой волк!

Ингвар с окровавленным топором в руках обернулся к собравшимся и посмотрел на Рейвана. Выражение покрытого рунами лица вана словно говорило: «Если поступишься гостеприимством, получишь подобную расправу».

Пальцы дрожали, игла никак не входила в грубый холст. Ингрид подвернула краешек полотна, чтобы прикрыть им тупой наконечник и протолкнуть иглу вперёд.

— Вот зараза! — шипела Ингрид. — Я одолею тебя! И не такие копья ломали!

Ушко иглы высунулось вверх и глубоко прокололо палец. На холсте появились капли крови.

— Проклятье! — выругалась Ингрид, сунув в рот палец.

— Ингрид! — воскликнула старшая жрица Арнфрид. — В святилище не место для ругани!

Жрица поднялась от стола и подошла взглянуть на работу дочери Верховного вана.

— Ты повредила гобелен! — воскликнула она. — Я тебя исподнее шить отправлю!

Послушницы, сидевшие вокруг стола, весело рассмеялись.

Ингрид опустила голову, зажимая в кулак истерзанные иглой пальцы. Арнфрид досадливо покачала головой и подтолкнула девушку, чтобы та встала со скамьи.

— Разреши, я пойду по роще погуляю, матушка? — произнесла Ингрид. — Шитьё сегодня не идёт.

— Шитьё у тебя никогда не идёт. Сядь, следи лучше за огнём. За врата не ходи: сама знаешь, пока люди вана Эйрика не найдут тех, кто по лесу шастает, опасно выходить за стены святилища.

Ингрид порывисто вздохнула и присела на скамью у горящей чаши. Огонь полыхал жаром — совсем, как в тот день, когда жрицы распалили в священной роще огромные костры, раздели Ингрид, обмазали землёй и напоили горьким зельем. Они возносили песнопения богам и заставляли Ингрид петь с ними. Потом её омыли в горном ручье и дали новую одежду. Теперь она считалась готовой к замужеству.

— Не грусти, Ингрид! — подбодрила Арнфрид. — И без владения искусством мужи будут спорить за тебя, ведь ты дочь Ингвара Непобедимого!

Ингрид разжала пальцы и посмотрела на кровь, причудливо раскрасившую ладонь.

— Морда зверя должна быть яростнее, Торви! — сказала Арнфрид одной из послушниц. — Знаю, что тебе трудно, но гобелен будет висеть в воинском зале, милая — уж постарайся!

Торви задрожала и скромно вздохнула. Ингрид фыркнула себе под нос: она не верила в то, что у подруги получится изобразить ярость.

— Нет-нет, Хельга, — снова заговорила Арнфрид, повернувшись к другой послушнице. — Это же Ингвар Непобедимый, наметь контур шире, Верховный ван должен выглядеть внушительнее! А здесь у кзоргов когти должны быть, сделай ещё несколько стежков.