Встреча с границей - Страница 49

Платформа Андрею понадобилась, чтобы пустить на воздух мост, шагнувший через Уборть.

Андрей не раз посылал к мосту своих разведчиков, ходил в разведку сам, но найти в немецкой охране слабое место не смог. Он знал толк в организации охраны и про себя отметил, что немцы тут безукоризненны.

Левый берег Уборти у моста низкий и открытый. Здесь фашисты сделали земляную насыпь высотою по откосу до двадцати метров, обеспечив себе хороший обзор и обстрел. На правом берегу насыпи не требовалось. Он и так высок. Но здесь почти к самому мосту подступал лес. Немцы не задумываясь вырубили его. По обеим сторонам на каждом шагу они выставили круглосуточные посты, соединили их электросигнализацией. Подступы к мосту заминировали противопехотными минами, заградили несколькими рядами колючей проволоки.

Ночью территория моста освещалась десятками прожекторов, оглашалась лаем сторожевых овчарок. Постоянный гарнизон моста состоял из шестидесяти солдат. Но в любую минуту, в случае надобности, на помощь гарнизону мог подойти батальон «СС», который находился всего в километре от моста.

Словом, исключалась всякая возможность незамеченным подойти к мосту. Даже налегке, не то что с толом.

Подойти же рано или поздно надо было. Но как? Над этим вопросом ломали голову все партизаны отряда. Андрей объявил нечто вроде конкурса.

Самые воинственные предлагали атаковать мост. Навалиться на него всей силой — и баста.

— Баста-то баста, да кому? — отвечал им Андрей. — У фрицев там четыре дота. Если атаковать, они сделают из нас окрошку. А мост останется целехонек.

Другие, более осторожные, советовали сделать подкоп. «Медленно, зато верно».

Партизаны сами подняли на смех «подкопников»:

— В аккурат к шапошному разбору поспеете. Наши в Берлин войдут, а вы в земле копаться будете. Не картина — загляденье!

— Не теряйте времени, кроты-суслики. Прорыть-то надо совсем пустяк — километр с гаком.

Шутки шутками, а дело стоит на месте. Все проекты, а их было предложено десятки, после обстоятельного, самого придирчивого обсуждения, начисто отвергнуты. Андрей ходит злой, раздражительный, злится он больше на свою тупость, на то, что ни одна стоящая мысль не приходит в голову.

Но постой, постой: она, эта мысль, кажется, промелькнула. Вдруг ни с того ни с сего вспомнился Андрею Саратов, где он гостил у тетки. Волга, и не обычная Волга, а в половодье. Почему в половодье? Неспроста. Оказывается, голова работает в заданном направлении. В половодье пароходы проходят под мостом, опуская радиомачту, чтоб не задеть о станину. Это Андрей наблюдал не раз.

Черт побери! Ведь это же идея: сделать плот, положить на него взрывчатку, поставить мачту, соединить ее с взрывателем и пустить по реке. Плот подплывет к мосту, мачта ударится о ферму происходит взрыв и моста как не бывало!

— Все гениальное предельно просто, — резюмировал радист Володя Седашев. — Мы им устроим концерт, товарищ командир!

В глубочайшей тайне Андрей и Володя долго мозговали над этой идеей, но в последний момент Андрей, по своей многолетней привычке — все, что ни делал, брал под сомнение, — решил проверить течение Уборти в районе моста. Он вызвал партизана Василевского и сказал ему:

— Возьми обыкновенное полено. Только сухое. Проберись на косу. Ну ту, что за мостом. Брось полено в реку и проследи, куда оно поплывет. К мосту или, может, прибьет его к берегу. Ясно?

Василевский — парень догадливый, сразу смекнул, что задумал командир и для чего ему нужно бросать это полено.

— Ясно, как божий день. Разрешите выполнять.

— Выполняй, да не болтай.

Явился Василевский удрученный.

— Плохо, товарищ командир. Крутит она там, подлая, вкривь течет. Пять поленьев бросил, и все прибило к берегу

Андрея такое сообщение страшно огорчило. Надо же, чтоб так не везло человеку.

— Вот тебе: «все гениальное — просто», — зло сказал он Володе Седашеву его тоном.

— Не убивайтесь, Андрей Михайлович, что-нибудь придумаем.

Но Андрею не хотелось придумывать «что-нибудь», не хотелось расставаться с буквально выстраданной идеей.

«А если пустить вместо плота обыкновенную дрезину!» — Андрей при такой мысли чуть не подпрыгнул от радости. Теперь он знал: Олевскому мосту несдобровать.

Решение командира единодушно поддержало все руководство отряда. И сразу, без промедления закипела работа.

Прежде всего, требовалось достать двигатель и четыре железнодорожных ската.

С этой задачей успешно справился партизан Демьян Петюк, прозванный после этого случая «доставалой». «Доставала» даже перестарался. Вместо одной платформы, он по заброшенной узкоколейке пригнал в лес в распоряжение партизан целый немецкий состав, который по его словам он «позычил у фрица». Это был ремонтный поезд, груженный шпалами и прочим оборудованием для починки железнодорожного пути. Но беда состояла в том, что платформы были узкоколейные, а скаты требовались для широкой колеи. Зато мотор Петюк достал новенький, стодвадцатисильный: сразу заводи.

Перед дедом Еремеем и встала задача переделать узкие скаты на ширококолейные, сколотить платформу и установить на ней двигатель.

Старик был явно польщен, что даже здесь, в партизанском отряде, вспомнили о его руках мастера. Работал он день и ночь, и платформа получилась добротная.

— Придется, Еремей Осипович, тебя к медали представлять. Но это после, когда все обойдется. А теперь разреши поблагодарить. Твоей работой я доволен, — сказал Андрей Еремею, и его рука потонула в могучей лапище кузнеца.

Как оказалось, сколотить платформу было началом дела. Перед Андреем встали десятки других, не менее важных забот, от которых порой голова шла кругом.

Чтобы подорвать такую махину, как Олевский мост, требовалось уйма взрывчатки. Взрывчатка у Андрея была. Но если пустить ее на мост, тогда нужно было на длительное время прекратить диверсии на дороге. Рисковать можно, если бы была уверенность, что все будет хорошо. В конце концов, один мост стоит десятка обычных диверсий.

Но в том-то и загвоздка, что такой уверенности нет. А вдруг платформа взорвется раньше или вообще не взорвется? А вдруг немцы обнаружат ее раньше и расстреляют в пути? Тогда ни моста, ни других диверсий — сиди, загорай. Перспектива не веселая. Опыта подобного запуска в отряде не было, и Андрей не мог застраховать себя от этих «вдруг», а следовательно, не мог рисковать.

— Вот тебе, студент, задача с двумя неизвестными. Первое неизвестное: хоть из-под земли (хотя кроме как под землей ты нигде не сыщешь) найди штуки три неразорвавшиеся немецкие авиабомбы. Не мелочь, а покрупнее.

— Для Еремея?

— Для него.

— И вправду неизвестное. Неизвестно, где его искать, — пробовал сострить Слава.

— Пошукай, найдутся. В сорок первом тут немцы здорово бомбили. Не может быть, чтобы все взорвались. У ребятишек поспрашивай. Они подскажут.

— Ну, а второе?

— Доставить эти бомбы в лагерь. Любой партизан на выбор в твоем распоряжении.

Такая беседа состоялась между Андреем и Славой Кветинским. Обычно, давая задание партизанам, Андрей по многолетней командирской привычке называл срок. Теперь он не сказал своего традиционного «Об исполнении доложите в... ноль-ноль». Аллах его ведает, может, действительно нет этих самых бомб и поиск их — пустая затея. К тому же Кветинский не таковский человек, чтобы медлить: найдет — приволочет тотчас же.

Но прошла неделя, вторая, третья, а Кветинский молчал. Андрей окончательно разуверился в успехе и уже написал Строкачу телеграмму, чтобы тот разрешил израсходовать все запасы тола на «объект номер один». Хорошо, что телеграмма оказалась неотправленной. От Кветинского прискакал гонец. Слава написал всего два слова: «Поросята найдены». Добрые вести всегда немногословны.

Шел сентябрь — пора бабьего лета. Дни стали ясные, солнечные. Листья уже тронуло дыхание осени, и деревья, особенно клены, горели буйным огнем.

В один из таких дней в лагерь к дубу-великану, где находилась в те дни землянка командира, подъехала колымага, в которую были впряжены два здоровенных невозмутимых вола. На колымаге с видом победителя сидел партизан Шмат. Еще бы: он привез три долгожданные авиабомбы, которые мирно лежали под соломой. Шмат откопал их девять штук у черта на куличках, в двухстах километрах от Олевска, где-то в Барановском районе.