В сторону света - Страница 1
В сторону света
Денис Рябцев
© Денис Рябцев, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Хочется Света, но нет его вовсе
Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли…
Темный грот. Я иду по влажным камням в надежде найти выход. Но сбитые в кровь ноги перестают слушаться, а скользкая плесень на булыжниках не способствует быстрому ходу. Неожиданно жалкий свет моего факела вырывает из серой стены какую-то надпись. Напрягаю уставшие глаза. Полустертые буквы сливаются в слово «понедельник».
Вижу, юноша в костюме за тысячу баксов, с ценником вместо медали тащит за волосы слепую старуху. Впрочем, та тоже не промах. Плюется с чувством в разные стороны, надеясь попасть на столь аккуратный костюмчик. Сотовое сердце юнца не терпит обиды. Он не хочет залезть в автобус последним.
Вижу свой дом. У калитки злой пес по кличке Пеня подавился моим пустым портмоне и ищет услады для бурно текущей из пасти слюны.
За поворотом вторник. Факел изрядно потрепан, но продолжает коптить, освещая дорогу. Выхода по-прежнему нет из темного грота, и не видно даже намека на оный.
Девочка лет восьми тычет палкой в раздавленный белым «Пежо» труп несчастной синицы. Смех разносит по улице ее маленький ротик.
Дальше среда, но силы уже на исходе. Вижу на площади шоу и сотни различных плакатов.
Здесь же от голода умер старый Учитель и оказался он втоптанным в белые плиты. С ним и погибла великая тайна науки. Но никто не заметил, все ждали шамана и бубен. Ритм – это жизнь, и неважно, откуда он льется.
Вот и четверг, по-прежнему черные стены вокруг. Хочется Света, но нет его вовсе. Мир исчерпал батарею на этот момент. Хочется быть оптимистом в свои двадцать два, но кажется это самым наивным и сложным.
Где же та птица, что в сердце вонзает надежду? Может, ее подкупили те кони, что держатся стаей? Их не прельщает убогость и серость темницы. Им безразлично, что место их в стойле. Все повылазили в хаосе этом из дырок. Это хозяева мрака, их тени повсюду. Вот они шествуют важно к священному месту. Путь их отмечен смердящею лентой лепешек. Боязно встретиться с сим табуном на темной дороге. Меры их коротки, зубы остры, а копыта вмиг превращаются в когти при встрече с добычей.
В пятницу понял, что выход всегда существует. Вера людская спасала веками народы. Чувствую, гаснет мой факел и мрак наступает с львиным оскалом. Ноги работать совсем отказались, ползу. Запах кадила доносится с каждой секундой яснее. Вижу священника с очень недоброй улыбкой.
Что тебе, сын? – вопрошает он, нагибаясь.
Веры, отец! Мой факел погас, я погибну!
Веры? Прости, я с детства был атеистом.
Р.S. И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих перед Богом и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно делам своим.
Я вернусь…
Электронное табло часов показывает полночь. Плащ, изрядно вымокший, прилипает к пустому желудку. Дорога к дому, тебя там ждут: «Мам! Я хочу есть и спать». Тарелка горячего супа, в которой отражается люстра. Веки отяжелели.
Сон поможет мне встать завтра на ноги и уйти. Уйти в день: «Моя дорога ведет к Солнцу!» Я путник…
Мама, корвалол стал твоим повседневным блюдом. Твой сын идет к свету, прости, если сможешь. Он забыл, когда последний раз помогал тебе. Приходя домой, разувался в зале, чтобы не шлепать по коридору босиком. Он не помнит, когда последний раз заглядывал в учебники. Зачем?
– Мама! Я ищу себя.
Слезы скоро проделают бороздки на твоих щеках. Дождь разбил сердце. Знай, сын ищет свой путь. Он вернется с запахом ночи и на все твои вопросы будет отвечать односложными предложениями. Не ругай его. Он создан Богом. Он не от мира сего. Он ищет себя… Сон поставит его на ноги, чтобы завтра он продолжил путь. Сын живет так, а твоя участь…
Я врал тебе. Помнишь, сказал, что в кино задержался? Нет! Я лгал. А синяк под глазом – это не комары покусали. Если бы ты знала все… Мама! Ты всегда думаешь о сыне лучше, чем он есть на самом деле. Я… чадо.
Вернусь сегодня позже обычного. Приготовься…
В моей лестнице не хватает всего лишь ступеньки, чтобы доползти до Солнца, но я добьюсь своего.
Не плачь. Я вернусь..
Я его съел
Женщина оказалась весьма бойкой. Она втиснула в купе свою необъятную сумку и, сообразив в тот же миг, что у нее верхняя плацкарта, обратилась к сидящему на нижней полке студенту:
– Так что, молодой человек, вопрос с обменом местами можно считать решенным?
Юноша развел руками:
– Я вижу, сударыня, что выбирать мне не приходится. Он повернулся к стене и вытащил из сетки свою зубную щетку и мыло. Попутчица была уже в годах, но ее круглое лицо, кое-где тронутое морщинами, хранило в себе признаки былой красоты. Она прикрыла дверь купе и, глядя в зеркало, привычным жестом стала поправлять крашеные черные кудри:
– Боже, какой ужас! – трепетала она. – Вся прическа сбилась от этого дурацкого ветра.
Студент, уткнувшийся в это время в книгу с пестрой обложкой, не обнаружил к погоде никакого интереса, и женщине пришлось искать другую тему.
– А вы скорее всего, дальше меня едете? – вкрадчиво спросила она.
– Может, и дальше, – скучно ответил юноша.
Увидев, что последняя попытка разговорить угрюмого парнишку провалилась, женщина пошла на решительный шаг. Хищно вытянувшись, дама стремительно протянула руку:
– Марья Васильевна, – отчеканила она, произнося каждый звук по-учительски, – внятно и громко.
Юноша прилетал и учтиво пожал предложенную ладонь.
– А я – Дмитрий … – он смутился, потупил взор. – Просто Дмитрий.
– По делам едете? – настойчиво поинтересовалась попутчица.
– С сессии, – ответил студент и перелистнул страницу. В дверь купе постучали:
– Простите, одиннадцатое…
– О! – перебила стоящую в проеме женщину Марья Васильевна. – Еще один наш попутчик. Заходите, не стесняйтесь!
Незнакомка втащила сумку и с трудом опустила ее в рундук. За нею вошел мальчик лет десяти и окинул купе шаловливыми детскими глазами.
Кто это у нас тут? – нараспев спросила Марья Васильевна, склонившись над пареньком.
Мальчик смутился от огромного количества ласки, которую тетя умудрилась вложить в отдельно взятый вопрос. Он боязливо прижался к маме.
– Ты что же, сынок? – спросила улыбаясь та. – Скажи-ка, как твое имя?
– Женя, – пробубнил себе под нос мальчишка.
– А, Женечка! – воскликнула Марья Васильевна с такой радостью, будто она выиграла в лотерею автомобиль. – А маму твою как зовут?
– Аня, – с большей смелостью ответил Евгений.
Что-то зашипело под вагоном, поезд дернулся, перрон поплыл мимо засиженного мухами окна. Молодая мама взялась за пакеты, раскладывая на столе дорожную снедь, Марья Васильевна продолжала допрашивать ребенка, студент листал книгу.
Дверь купе опять побеспокоили, но уже не робко, а по-хозяйски развязно. Она скрипнула и покорно откатилась влево. На пороге обозначилась фигура в проводницкой рубахе. Если бы эта вагонная братия соблюдала диету, то пассажирам можно было бы провозить более тридцати шести килограммов ручной клади. Теперь же проводнице пришлось боком протиснуться в дверной проем, и она сразу же заполнила собой купе: