Вспомнить все (СИ) - Страница 1

Первым, что я услышал, было пение птиц. Попытался открыть глаза. Тело совсем не слушалось, любая попытка пошевелиться сопровождалась нестерпимой болью в затылке, а затем и во всей голове.

Не знаю, сколько я так пролежал, но по субъективной оценке около вечности. Потихоньку я начинал ощущать свое тело. Лежу на мягком, но местами в спину что-то неприятно впивается.

— …уууээао… — так, кажется, это речевой аппарат начинает воскресать. Движения отзываются болью, но уже терпимой. Пора бы уже оглядеться… четкости никакой, все плывет и уползает.

Минут через пять окружающая меня действительность начала проясняться: вроде бы, небо, тут и там прикрываемое ветками каких-то деревьев, скорее всего, елей. Значит, я в лесу. Полежал так немного. Постепенно, картина мира начала обретать четкость. Еще светло, но уже вечереет. Я решил приподняться.

— …ыыыаарх! — Попытка встать не удалась, мышцы сильно болят, серьезно повреждены: множественные ушибы и растяжения, перелом или вывих маловероятны, так что в этом плане относительный поря… Так, стоп, откуда я знаю это все, я же не… Кстати, кто я? Блин! Я ничего не помню. Как так-то?!

Надо посмотреть, что у меня в карманах, может, и обозначится что-нибудь. Руки, конечно, слушаются плохо, но выше пояса удалось установить отсутствие одежды. Кое-как поднявшись, я продолжил осмотр.

Ниже пояса были потертые черные штаны и не менее потертые берцы. Пальцы упорно не желали слушаться команд, поступающих из мозга. Кое-как восстановив моторику, я наконец начал самообыск.

В левом кармане оказались металлические кругляши с непонятными символами и рисунками. Ладно, пока оставим. В правом — картонная коробочка с нарисованной на ней горящей тростинкой и надписью «спички».

В нижних карманах были красные металлические коробочки с белыми крестами и синяя картонная коробка с иглами на 200 штук, почти полная, а сзади, за поясом, нашёлся игольник, сделанный под ПМ, о котором память не желала пояснять что-то кроме того, как и кого из него можно пристрелить. После на поясном подсумке, который располагался рядом с игольником, нашлись еще и два снаряжённых магазина к нему.

Интересно, на кого я мог здесь охотиться с оружием для самообороны, пусть и сделанным для условий повышенной опасности? Решил попробовать игольник, поскольку из всех вещей его я опознал наиболее подробно.

Лес еловый, поэтому с выбором мишени проблем не было. Пять игл воткнулись четко по шишкам. Ну, в общем, стрелять я умею. Не мешает даже то, что руки слегка трясутся.

Пока я занимался разглядыванием содержимое своих карманов, не заметил, как наступила ночь. Ну и куда здесь идти? Двигаться пришлось в случайном направлении, ибо стрелочек и табличек я не обнаружил, да и в целом не знал, если честно, куда мне надо.

В процессе прогулки мышцы болели чуть меньше, поэтому я не хотел останавливаться и шел довольно расторопно.

Почему-то я четко знал… чувствовал… в общем, мне было известно, что в лесу поблизости нет крупных и опасных форм жизни, которых стоит избегать.

Так шел я где-то до полудня, хотя четко понимал, что для обычного человека такая выносливость малость ненормальна, равно как и ощущение себя единым целым с лесом и природой…

Так, снова мысли по мотивам прошлой жизни… Интересно, чем ещё я отличаюсь от нормальных людей? Надо будет разобраться как-нибудь, а пока попробую поискать кого-нибудь из местных, может и разберусь хоть в чем-то.

Развлекая себя подобными мыслями и попутно пытаясь разобраться с содержимым своих карманов — с игольником я быстро освоился, а с остальным что делать, представляю как-то смутно и расплывчато, я набрел на странную поляну с двумя неглубокими колеями. Помню, что это называют дорогой, а также то, что идя вдоль нее, можно выйти к цивилизации, чем я и воспользовался.

Шел где-то с полчаса, может, чуть больше, после чего увидел две или три фигуры вдалеке. Решил подойти к ним.

Подойдя ближе, заметил, что они кого-то ждут, причем не с самыми дружелюбными намерениями, но отступать было поздно: плечистый лысый мужик, ростом чуть выше меня, со шрамом на пол-лица, в кожаной куртке и штанах грубого пошива, но с кольчужными вставками, заметил меня, встал, схватил свой топор.

Нехороший такой шрам. Сместить лезвие чуть вперед — одним глазом меньше. Да и без этого первое время он, скорее всего, гноился обильно.

Остальные, а их оказалось двое, были чуть поменьше их вожака, но тоже не из слабаков, однако экипированы были чуть беднее. Они повторили его движение и так же ловко подхватили свое оружие. После чего он заговорил:

— Кто это к нам идёт в таком виде, да в такое время?

— Понятия не имею, кто я. Ничего не помню…

— Мужики, вы слышали? К нам ушибленный пожаловал, — все трое дружно заржали. Так обидно заржали, что у меня возникло желание впечатать всех троих в землю по самую переносицу…

Видимо, это слишком явно отразилось на моем лице, поскольку лысый со своими затихли и уставились на меня с интересом.

— Смотри, атаман, он, кажись, разозлился, — сказал один из его кодлы, тот, что чуток пошире будет, еще улыбочку такую ехидную натянул, чем разозлил меня еще сильнее. Лицо у него такое… словно верная шавка, пытающаяся подлизаться к хозяину ради жалких объедков.

— Ну, дык остуди его, — велел атаман широкому.

Тот взял свой дрын и, поигрывая им, пошел на меня. Я принял боевую стойку, видимо, еще один рефлекс из прошлой жизни.

Когда он замахнулся, мое тело снова на рефлексах подпрыгнуло и врезало с обеих ног ему в живот, отчего тот улетел метров на пять, уронив дрын, а я грохнулся на спину, предусмотрительно прижав подбородок к груди, а затем почти сразу же вскочил на ноги и вернулся в исходную стойку.

Интересно, кем же я все-таки был? Ладно, об этом позже, сейчас же лысый со вторым замахнулись своими железками и полетели на меня.

Топор лысого пришелся мне обухом в темечко, если б я не уклонился немного, не было б у меня больше головы, а так просто сильная боль и расплывчатый мир, который еще и двоится, как назло.

Но удар оказался не таким уж и слабым: меня повело, и, потеряв равновесие, я упал на землю, и они уже втроем — широкий отошел от удара — принялись месить меня ногами.

Били от души, с энтузиазмом. Было очень больно, подняться мне не давали. Я хотел завыть от боли, но вместо этого из меня вырвался ужасающий рев, явно не свойственный ни человеку, ни зверю.

Я ощутил, как волна адреналина заполняет тело, вытеснив боль, а ярость — сознание, породив во мне жажду крови и желание убивать всех без разбора.

Я чувствовал себя бессмертным зверем, который может порвать в лоскуты кого угодно. Резким движением встал, отбросив лысого с широким, и ударом руки (все-таки физически я ни в кого не превращался) сверху-вниз промял череп третьего до самой переносицы так, словно он был из соломы, неслабо разбрызгав его содержимое.

Боль ушла, перед глазами появилась полупрозрачная багровая пелена. Я испытывал непонятную радость, даже эйфорию. Понятия не имею, что со мной, но это нужно было использовать, пока есть возможность.

Двое оставшихся впали в секундный ступор, (видимо, закаленные вояки, а может, и просто отбитые напрочь) после чего лысый поднял на меня топор уже лезвием. Я все на тех же рефлексах выставил руку и… О чудо!!! Топор оставил на руке лишь жалкую царапину, и тут я уверовал в свою неуязвимость.

Заблокировав удар лысого, выбросом руки проломил грудную клетку второму его прихвостню, который безуспешно попытался проткнуть меня коротким мечом. Похоже, осколки ребер пропороли ему легкие, так что он упал ничком на землю, хрипя и пуская кровавые пузыри.

Видимо, на нем я как-то замешкался, поскольку лысый отстранился в сторону и двинул мне оглоблей по спине, пошатнув мое равновесие и веру в мое же бессмертие.