Всеобщая история кино. Том 1 (Изобретение кино 1832-1897, Пионеры кино 1897-1909) - Страница 6

В настоящем томе читатели могут обнаружить многие несовершенства и неточности. В этом повинны обстоятельства, часто не позволявшие мне для проверки некоторых фактов и исторических моментов обратиться к первоисточнику.

Я заканчивал первую редакцию, являвшуюся результатом восемнадцати месяцев научной работы, в ходе которой мне стали ясны пробелы в собранной мной документации, когда разразилась война 1939 года. Я принужден был продолжать работу в условиях «странной войны», а затем в эвакуации в Тулузе. Я мог рыться в большей части французских документов, но я не мог обратиться ни к «Филм арт лайбрэри» Музея современного искусства в Нью-Йорке, ни к Британскому киноинституту в Лондоне, и в то же время я считал для себя невозможным пользоваться Рейхсфильмархивом в Берлине.

Эти обстоятельства объяснят иностранному читателю, почему я как бы пренебрег работами таких исследователей, как Лепренс, Ле Рой, Фриз-Грин, Аншютц, Складановский и другие. Пусть они не приписывают этого моему пренебрежительному отношению к достижениям их стран, это лишь результат отсутствия материалов. Я постараюсь восполнить эти пробелы в других изданиях — если по счастью труд мой будет переиздан — и одновременно я исправлю ошибки, которые мог допустить и за сообщение о которых я буду благодарен читателю. Все же я не думаю, чтобы эти дополнения или исправления могли бы в корне изменить мою точку зрения. Двадцать лет назад разногласия о том, кто изобрел кино, были в разгаре, сторонники противоположных мнений сражались с ожесточением. Теперь ярость поутихла и можно судить объективно.

Со своей стороны, я старался подойти к вопросу спокойно и беспристрастно. Когда я начал работу, я был убежден, что Люмьер — единственный изобретатель кино, как писали у нас. Изучение текстов и документов привело меня к совсем другой точке зрения, которая учитывает вклад, внесенный другими французскими и иностранными изобретателями. Я, в частности, старался подчеркнуть значение Эдисона, имя которого обычно не упоминается во Франции, в то время как в США его считают главным или даже единственным изобретателем движущейся фотографии.

Эта работа, выходящая с опозданием, должна была появиться под псевдонимом во время немецкой оккупации. Поэтому некоторые элементарные истины я должен был выражать «эзоповским языком», рассчитывая на братское сообщничество читателей, которое тогда существовало. Внося исправления уже в верстке, я не смог изменить общий тон работы, но я полагаю, что направление ее, хоть и завуалированное, достаточно понятно.

Я благодарю всех, кто помог мне довести работу до конца. Прежде всего я хочу отдать честь памяти моего друга Хуана Пикераса, директора «Нуостро чинема», в 1936 году расстрелянного на больничной койке франкистами. Это он первый подал мне идею написать «Историю кино», которую я бы никогда не начал без поддержки Леона Муссинака, предоставившего свою библиотеку в мое распоряжение. Он охотно читал мою рукопись, так же как и Луи Арагон и Шарль Хэйнхелин, который одновременно с критическими замечаниями и советами предоставил мне также необходимые исторические и экономические материалы. Шарль Хэйнхелин умер в Тьере в августе 1944 года, когда руководил группой франтиреров и партизан в борьбе за освобождение Оверни.

Джей Лэйда из «Филм арт лайбрэри» в Нью-йорке и мисс Воган из Британского киноинститута предоставили мне в 1939 году документы, без которых мне было бы немыслимо говорить об американском и английском кино. Г-н Вивье, профессор Института высших знаний кинематографии (IДНЕС), великолепно знающий историю кинематографической техники, был так любезен, что пополнил в некоторых пунктах мою документацию. Я не смог бы осуществить свою работу, не будь преданной дружбы и неустанной любезности в отношении меня Анри Ланглуа, основателя и генерального секретаря Французской синематеки, документы и архивы которой были предоставлены в мое распоряжение. Г-н Бонне, директор «Индустриель Форэн», с большой любезностью позволил мне пользоваться собраниями своего журнала. Наконец, я должен поблагодарить господ Потонье, Куассак, Терри Ремси и многих других. Я могу спорить с некоторыми из их выводов, но работы их были для меня очень ценны и послужили основой для многих страниц этой книги.

Я закончу выражением пожелания. Исследователь сталкивается с большими трудностями, когда он хочет познакомиться с документами по истории кино. Каталоги производителей фильмов и многочисленные корпоративные обзоры, которые существовали до 1914 года, нигде не хранятся и не фигурируют в Национальной библиотеке. Поэтому исследователь, который хочет изучить по архивам 20 первых лет развития французского кино, находит лишь разбросанные там и сям отрывки и должен создавать гипотезы, чтобы продвигаться вперед, подобно палеонтологу или археологу.

Французская синематека собирается создать библиотеку кино, которая восполнит этот огромный пробел. Я позволяю себе обратиться к тем из моих читателей, у которых оказались бы документы, представляющие ценность для историков (и для библиотек), с призывом войти в сношения с Синематекой. Я сообщаю им, что Синематека создала Комиссию исторических исследований, которая с восторгом встретит все сведения о пионерах кино, могущие пролить свет на некоторые моменты истории кино что, конечно, помогло бы восполнить и некоторые пробелы этой работы.

Ж. С.

Фиджеак, 14 августа 1945 года

Волна романтизма захлестывает Европу 1830 года. Поэты воспевают феодальные развалины. Молодые бальзаковские хищники захватывают власть, завоевывают герцогинь, мир. Стремление господствовать царит в эту эпоху повсюду — и у промышленников, которые накапливают богатства, создаваемые простым людом предместий, и у физиков и химиков, которые в своих лабораториях стремятся проникнуть в тайны природы.

Первые локомотивы пыхтят по только что проложенным железным рельсам. Новый, газовый свет мерцает по ночам в столицах. Вооруженные лампочкой Дэви, шахтеры углубляются глубоко под землю. Паровые машины действуют на ткацких и прядильных фабриках. Вот уже 20 лет, как колеса пароходов бороздят воды Атлантического океана. В доменных печах каменный уголь начинает заменять древесный.

В Англии число механических ремесел почти сравнялось с числом ручных. Английские хлопчатобумажные ткани и уголь господствуют на мировом рынке. Число фабрик все увеличивается во Франции, они строятся в Германии и США, но электричество и химия находятся еще в колыбели лабораторий — это еще не промышленность. В телеграфе уже применяется механический ручной ключ Шаппа, а электрификация его еще в экспериментальной стадии. Первые химические спички, как и первые папиросы, еще редкость, так же как и дуговые лампы, жидкий газ, анестезирующие свойства окиси азота и шаткие предки велосипеда и автомобиля. А между тем повсюду техника развивалась так внезапно и так быстро, что заговорили о неограниченном прогрессе, который обеспечит полное овладение силами природы, господство разума над миром.

И не удивительно поэтому, что одним из излюбленных мифов романтизма, взлет которого совпадает с развитием техники, был миф о Прометее, укравшем небесный огонь, для того чтобы оживить глиняное изваяние.

Гёте использовал этот миф во второй части своего «Фауста», в одном из главных эпизодов которого говорится о попытке оживить Гомункулуса, являющегося одновременно и андроидом алхимиков и механическим человеком, столь дорогим сердцу философов XVIII века. Не прошло и 50 лет со дня смерти Гёте, как на экранах в темной комнате появились первые световые фигуры — одновременно материальные и нематериальные родственники его Гомункулуса.