Всемирная гармония - Страница 2

И начались эксперименты.

Поначалу это было занимательно. Ученый разглядывал зеркало в различные линзы и отражал в нем различные материалы. Потом, не разобравшись, ножиком соскреб с обратной стороны немного амальгамы и долго исследовал ее под микроскопом, капал на нее различными химикатами, опять разглядывал и все записывал в тетрадь.

Когда скребли ножом, было щекотно и не очень приятно: ведь в конце концов, нельзя даже в интересах науки разрушать красоту. Но когда Знаток с помощью стеклореза и клещей отколол от него уголок, пришла пора возмутиться. Когда Знаток, унося кусочек зеркала, оглянулся и подмигнул, зеркало изо всех сил увеличило один его глаз, а все остальное изо всех сил уменьшило.

- Очень интересно! - оценил Знаток. - С этим мы еще разберемся.

Он сделал химический анализ стекла, но это не прибавило ему знаний. Тайна зеркала не раскрывалась.

- Ну, - сказал Знаток, - пора переходить к более современным методам.

Он прикатил из дальнего угла небольшой железный столик с приборами и приклеил концы проводов к разным углам зеркала. Черный шнур он подсоединил к гудящему ящику на стене и начал медленно поворачивать голову прибора, который он уважительно называл потенциометром. Сначала зеркало почувствовало легкое жжение, потом неприятное покалывание, а потом его затрясло, как в лихорадке. Человек и столик на колесах стали видны неясно, при этом они морщились и подпрыгивали, а позади них дергалась на стене расчерченная какими-то линиями репродукция знаменитой картины.

- Э-э-э, нет, - услышало зеркало. - Так не годится.

Мучения прекратились, стало опять хорошо видно.

- Нужна только постоянная составляющая, - сказал мучитель. - Я начинаю кое-что понимать. Сейчас мы с тобой получим оч-чень интересный эффект!

Он что-то переключил, и зеркало ничего, как будто, не чувствуя, вдруг стало испытывать тревогу. С ним происходило что-то непонятное и страшное. Ему стало казаться, что его стискивает со всех сторон какая-то беспощадная холодная сила. Она давила все опаснее, это становилось невыносимым. Зеркалу захотелось превратиться в маленькую капельку горячего стекла и утечь куда-нибудь в щелочку. Но на пределе этих мучений все стало меняться. Теперь зеркалу казалось, будто его накачивают, наполняют чем-то невыносимо горячим. Оно опять видело с трудом, его раздувало, как праздничный резиновый шарик, какими старая хозяйка раз в году украшала свою комнату. Это было так давно... И так хорошо... И так далеко... Взорваться бы, обрызгать мучителя расправленным стеклом и превратиться в пар!..

Но опять все стало на место, и Знаток, очень довольный, подмигнул совершенно дружески:

- Все идет просто прекрасно! Сейчас такое устроим!..

"Ну нет! - подумало зеркало. - Хватит! Наука наукой, но надо и совесть иметь!"

И человек перед столиком с приборами замер от удивления. Из глубины зеркала на него смотрел не Знаток прекрасного и не Светило в области точных наук, а невообразимо уродливый волосатый паук с хищными желтыми глазами. Знаток улыбнулся. Паук в ответ оскалил ядовитые челюсти. Знаток на всякий случай отодвинулся назад, а паук прыгнул вперед и едва не выскочил из зеркала. Зато он увеличился настолько, что на виду осталась одна громадная голова, которая едва умещалась в границах стекла, сверкала горящими глазами и щелкала острыми шипастыми жвалами, с которых капала мутная от яда слюна. Человеку показалось, что зеркало исчезло, что мохнатые лапы с острыми крючками тянутся к нему...

- Не-е-ет! - закричал Знаток не своим голосом и, схватив двумя руками тяжелый прибор, метнул его в оскаленную пасть.

Сверкая и звеня, посыпалось на пол разбитое стекло.

Замкнулись оборванные провода. Что-то сверкнуло. Где-то хлопнуло и затрещало. Внезапный сквозняк распахнул дверь и разбил окно. Комната быстро наполнялась голубым дымом.

Со всех сторон донеслись крики: "Гори-и-и-им!"

Второе "я"

Уже неделю Знаток не выходил из дома и стонал. Ожоги плохо заживали. И душа не переставала болеть. Жалко было свою лабораторию. Самые чуткие осциллографы, самые современные генераторы, самые совершенные потенциометры, самый быстродействующий компьютер - все сгорело дотла. Что лаборатория - институт кое-как отстояли пожарные. Если бы они так быстро не примчались, никакая автоматика не помогла бы. Знаток вспоминал потоки белой пены, в которых не хотело униматься электрическое пламя, вспоминал голубой, потом серый, потом черный дым, в котором он едва не задохнулся, и все его боли - и телесные, и душевные - вгрызались в него с новой силой. Погибло ценное оборудование, а хуже того - сгорели бесценные записи экспериментов. Из-за этого уже неделю Знаток стонал, метался по квартире и не находил себе места.

Зазвонил телефон. Знаток снял трубку и по привычке представился полным званием, как делал на работе:

- У аппарата Знаток прекрасного и Светило в области точных наук.

- Привет, старина! - раздалось в трубке.

- А, это ты, Друг! Здравствуй.

- Ну, - спросил Друг, - почему такой бледный голос? Где твое богатырское ничего? Когда собираешься на работу?

- Голос слабый, потому что все болит, - отвечал Знаток. - Здоровье уже не богатырское. А если бы оно и было, то все равно выходить на работу некуда.

- А вот и врешь! - В трубке раздался радостный смех. - Ты забыл, что у тебя есть я, а у меня - Институт Безумных Идей.

- Как? - вскричал Знаток. - Уже?

- Уже, - подтвердил Друг. - Уже месяц я директор Института. И новая лаборатория с самым наиновейшим оборудованием ждет тебя не дождется. Так неужели она не дождется?

- Лечу! - взревел Знаток. - Спаситель! Пять минут на одевание, полчаса на троллейбусе...

- Никаких троллейбусов! - засмеялась трубка. - Одевайся без паники да не забудь побриться: через пятнадцать минут за тобой прикатит мой голубой лимузин.

И вот окрыленный Знаток выходит из голубого лимузина, поднимается в лифте, обнимает Друга, идет с ним по просторному коридору и ахает на пороге своей новой лаборатории.

- Я даже репродукцию тебе припас, - Друг показывает на стену. - С той же самой картины, что у тебя сгорела. Можешь снова расчертить ее циркулем и вообще - располагайся и делай что хочешь: на то мы и в Институте Безумных Идей, чтобы вести свободный поиск.

Они еще раз обнялись, и началась научная сказка. А науки в ней ровно столько, чтобы ученый понял, а неученый поверил.

Тигром ходит по лаборатории окрыленный Знаток. Орлом глядит на приборы и находит, что прежние против этих были просто хлам.

- Ну все можно! - бормочет. - Ну все-все-все!

Останавливается, щелкает тумблерами, крутит верньеры, смотрит на экраны и самописцы и чуть не плачет - такова радость. Просто места себе не находит.

Наконец нашел. Присел к столу и стал смотреть на репродукцию, которая специально для него изыскана замечательным директором Института.

- Рублев! "Троица"! Ах!..

После этих слов он надолго замолчал, вглядываясь в узкие лица, в удлиненные задумчивые фигуры, в странную игру простых теплых тонов - охры и сурика, столь удивительно оттененных двумя другими, тоже простыми белилами и сажей.

- Боже мой! - произнес он наконец. - Такое богатство - четырьмя комьями грязи! Из-под ног!.. А позы! Боже мой... Ну, теперь-то...

И, схватив линейку, циркуль и остро отточенный карандаш, он одержимо принялся за работу. Он хорошо знал на память все формулы "золотого сечения", ему не надо было листать справочники в поисках цифр. Через какие-то полчаса картина великого художника украсилась густой сеткой прямых и кривых, тонких и жирных линий, пересечения которых приводили Знатока в восторг, в ярость и в священный ужас.

Когда к вечеру директор Института навестил Знатока в его новой лаборатории, тот сидел перед компьютером и сверял цифры и линии на экране дисплея с теми, что были у него начертаны от руки.

- Ну, - спросил Друг, - как теперь твое богатырское ничего?