Все в свое время [СИ] - Страница 2

Нит все же опоздал. Когда он добежал до поляны, бой уже закончился, и не нужно было быть ведуном, чтоб понять, что здесь произошло. Пир крови. Когда они убивают, красный сок всегда течет полноводной рекой, и довольный Али-обманщик полно утоляет свою вечную жажду. Когда они умирают, то умирает земля, потому что Али-владыка не дал им сока жизни, а по венам у них течет зеленый яд. Сейчас перед собой Нит Сила, лучший охотник Верных Псов, видел лишь тела, много тел, как людских, так и принадлежащих племени главных врагов человека.

Их было даже больше, чем он думал — дважды по двадцать и еще несколько. Мудрый ведун называл эти числа, но Нит никогда не мог понять, зачем они нужны, ведь любое большое всегда можно посчитать и малым. И все они были мертвы. Это было понятно сразу, потому что если бы хоть кто-то их них остался жив, то полз бы сейчас к Ниту, чтоб хотя бы на последнем издыхании, но убить человека. Они так делают всегда. Также, как и люди — детям Али-владыки никогда с ними не ужиться под одними облаками. Убивать людей — их единственная цель в жизни. Но сейчас не время для радости. Сейчас время для скорби. Охотник видел, что погибших людей было еще больше, и пусть они чужаки, смерть человека всегда горе для другого. Молодые, здоровые, Нит видел их светлые, полные предсмертной боли лица, лица без единого шрама, без гнилостных язв, без следов кислотных ожогов — мало какой везунчик из Верных Псов может дожить до взрослых лет, сохранив облик младенца, часто даже ведуны бывают бессильны. В этот день немало историй услышит Али-судья, и голубые чертоги Али-заоблачного встретят немало новых гостей…

"Но почему так произошло?", — спрашивал сам себя Нит, и не находил ответа. Так много мертвых тел он видел всего два раза в жизни, когда был разрушен первый дом, и той зимой, когда морозы убили каждого пятого в городе. Но даже тогда умирали слабые, женщины и дети, а чтоб дважды по двадцать воинов погибли в одном бою… "Они были плохими воинами", — решил для себя Нит.

Он имел право на так думать. Когда этой весной возле города заметили их крупную стаю, почти такую же, как эту, на ловлю отправились четыре лучших истребителя и три охотника, все, кто мог держаться на ногах после тяжелой весенней лихорадки. Нит Сила был среди них. Они загнали стаю в ловушку, и уничтожили, потеряв всего одного человека — то был славный бой и большая радость! А будь их дважды по двадцать, они смогли бы очистить все земли в округе… Но чужаки предпочти уйти в голубой мир, а не сражаться, как пристало настоящим мужчинам. Нит не мог не осуждать их выбор, выбор слабых, но зато теперь, предав тела огню, он мог с чистой совестью вернуться домой.

Все равно он не знал, где осталось племя странных чужаков. Где их женщины и дети. Следы вели с юга, но как долго они шли на встречу смерти? "Если племя смогло отправить в бой так много не готовых охотников, это было, наверно, очень большое племя", — думал Нит, осматривая доспехи и странное оружие чужаков. Плохие доспехи. Как будто из далекого прошлого, их тех времен, когда люди еще не знали, как воевать с ними — слишком легкие, чтоб выдержать острые клыки, но слишком тяжелые, чтоб увернуться от покрытых ядовитой слизью щупалец. Похожие доспехи носили далекие предки Верных Псов, но сейчас любой младенец знал, что против них это бесполезно. Против них нужна или толстая броня, какую носили истребители, сплетенная из веток желтой ивы, в которой увязнут когти и клыки. Или легкая, ничего не прикрывающая туника из листьев дуба-обманки, как у охотников, способная защитить от случайно попавшего яда. Доспехи же чужаков были не только странные, но и глупые — они прикрывали только голову и грудь, как будто есть какая-то разница, на какую часть тела попадет яд. Если они обхватили щупальцем ногу или впились клыками в руку, единственный шанс спастись — отрубить ее. Сразу. Пока красный сон не донес яд в сердце. А что касается оружия… Тут нужен был мудрый ведун, а не охотник. Слишком чужое, даже скорее чуждое, оно не вызывало у Нита никаких эмоций, и парень осматривал скорее по привычке, чем ожидая найти нечто действительно ценное. Но, тем не менее, нашел.

Совершенно не то, что искал.

Одно из тел пошевелилось. Это было не движение, не стон — это был призрак дыхания, когда выходящий из легких воздух заставляет пузыриться во рту густую красную пену. Среди чужаков оказался выживший, и какими бы странными они ни были, долг Нита, как человека, был ему помочь. Потому что люди всегда помогают другим людям, так завещал Али-владыка, и если нарушить этот завет — племя Верных Псов навсегда исчезнет из мира под облаками, и останутся только болота, они да дикие лесные кары.

Осторожно, чтоб не отправить раненного в голубой мир раньше срока, Нит осмотрел чужака. Молодой, в таких же, как у остальных, доспехах, только с ритуальным орнаментом из крестов. На груди глубокая, но не смертельная рана от рогов, рога — не щупальца и не клыки, они не покрыты ядом. Одна нога неестественно вывернута, из левой руки торчит белая обнаженная кость, правая сжимает какой-то амулет, родовой знак или племенной тотем — Нит не был ведуном, чтоб понять природу этой вещи. Покрывающий голову шлем треснул, но, судя по всему, голова чужака не пострадала, удар хвоста прошелся вскользь, и не грозит ничем, страшнее обычной тошноты и головной боли. Крови пролито много, но глупый доспех хоть в чем-то помог, пропитавшись красным соком, и не дав Али-обманщику выпить его до последней капли. А главное — естественный, розовый цвет лица, без следа желтизны — значит в кровь не успел попасть яд, а остальное… Будет на то воля Али-владыки — выживет, нет — значит настало время уйти за облака. Нит чувствовал, что под страшными на вид ранами трепещет живое сердце, а значит чужака можно и нужно спасти.

Вот только что с ним делать? Излечить его раны могут лишь ведуны, а до города Верных Псов три дня бега. Тащить на себе… Нит был не истребителем, и даже не следопытом, а охотником — худощавым, невысоким, ловким, но его сила была сродни силе вольной птицы, а не могучего медведя. Вот Лад Бык, тот мог на себе хоть двух таких чужаков до города донести, и даже не запыхаться, но зато он никогда бы не нашел дорогу, большой и сильный, он совершенно не умел слышать мир. Или Бул Нож, хоть и не самый сильный, но умный, ему пророчили судьбу ведуна — он знал все древние письмена, мог пересчитать всех жителей города, он бы обязательно что-нибудь придумал, но воевал немногим лучше женщин, и даже в одиночку с кем-то из них справится не мог. Плохие воины, они никогда не уходили от города дальше, чем на день пути, а тут был Нит Сила, который должен был что-то сообразить, и…

Реакция охотника не подвела. В кустах за спиной только раздался шорох, а он был уже готов к бою — ноги согнуты в коленях, одна рука максимально расслаблена, вторая наоборот, напряжена, и сжимает дедовский нож. Если это они — сейчас будет бой, и не важно, сколько их. Если это обычный хищник, который пришел на запах крови, чтоб выпить застывающий красный сок — Нит не будет его трогать, потому что хищники — такие же дети Али-владыки, как и люди, только неразумные. Предание огню — скорее обычай, чем обязанность, и Нит никогда не стал бы сражаться с тем же волком, защищая от хищника тела чужаков. Так было справедливо, ведь люди охотились на волков ради пропитания, а значит не имели права мешать им утолять и свой голод.

Но это были не они и не хищник — это был человек. Молодой смуглый воин, в таких же, как у остальных, доспехах, только живой и без единой раны на теле — он громко и совершенно неумело пробивался через кусты, не замечая, что ядовитые недотроги уже почти созрели и в любой момент могут выстрелить в него струей кислоты, чтоб потом досуха выпить набухшими корнями тело. Воин — хотя какой он воин — лез напролом, и в глазах его Нит прочитал… Нет, не угрозу. Не огонь гнева. Не смерть. Нечто странное. Любовь, страх, злость и ненависть, а еще — трусость. Нит всегда гордился своим умением читать по лицам, но конкретно это лицо… Оно было… Странным. Трусливое, Нит даже не сомневался, что этот так называемый "воин" бежал, когда напали они, и отсиживался в стороне, когда убивали его братьев, но тем не менее, хоть это и невозможно, трусость казалась его естественной частью, как и любовь. Этого Нит не мог понять. Любовь бывает на лицах матерей, которые кормят грудью свое новорожденное дитя. На лицах сестер, которые дождались своих братьев с охоты. На лицах детей, которые после долгой разлуки дождались отца или мать. Но любовь на лице воина-труса… Зато со злостью и ненавистью все намного проще — злость на самого себя, что бежал, а ненависть к Ниту, как и положено испытывать к любому незнакомому чужаку. Глупо. Прочитав за доли секунды всю гамму чувств, охотник не испытал презрения или тревоги. Лишь облегчение. Самый сильный трус не может быть врагом, испугавшись, ты проиграл еще до начала боя, а значит этот человек всего лишь станет орудием, которое поможет донести раненного воина до города.