Все танки Первой Мировой. Том II
Самая полная энциклопедия - Страница 38

Можно предположить, что Рено в 1916 г. мог «опробовать» предложение Этьена и свой эскизный проект в России через свой филиал. Тем более что он имел тесные контакты с русским военным ведомством.

Опубликованные эскизные чертежи представляют разрезы машины, имеющей длину 5 м, высоту 2 м и ширину 2 м, с коробчатым корпусом, водруженным на шасси гусеничного трактора с пружинной блокированной подвеской. Схема компоновки машины оригинальна — в носовой части размещались водитель (по оси машины) и пулеметчик (справа), причем места их высоко подняты, за ними — двигатель с радиатором и трансмиссией. Агрегаты трансмиссии расположены перед двигателем и ниже места водителя. В кормовой части ставилась направленная назад по ходу движения пушка (судя по чертежу — французская 75-мм полевая пушка 1897 г.), длина боевого отделения вполне отвечала длине ее отката.

Напомним, что в основе общества «Русский Рено» лежал небольшой завод, построенный в 1914 г., накануне войны, в Санкт-Петербурге как филиал «Рено», затем был построен завод в Рыбинске. Хотя общество числилось среди «частных заводов самоходов» в России, оно не выпустило ни одного автомобиля, переключившись с началом войны на куда более выгодное изготовление артиллерийских снарядов по срочным заказам Главного артиллерийского управления. Рыбинский завод перепрофилировали на производство авиационных двигателей. Однако завод был вполне пригоден и для сборки боевых машин на гусеничном шасси. Предполагалось, что осенью 1917 г. в Россию прибудут специалисты для организации производства. Но дальше планов дело не пошло, а подробного описания машины так и не представлено.

Менее известен проект «самодвижущейся броневой башни для 8-дюймовой гаубицы», представленный в ГВТУ в конце 1916 г. инженером-кораблестроителем Адмиралтейского завода подпоручиком Дриженко.

Согласно проекту «башня» представляла собой тяжелую САУ. 8-дм (203,2-мм) гаубица должна была устанавливаться в передней части «двойной броневой коробки, поперечное сечение которой напоминает вагон», с толщиной брони 10 мм. Здесь же помещались командир и водитель, места которых оборудовались бронеколпаками. В средней части корпуса размещались расчет орудия и боекомплект, в задней — два бензиновых двигателя по 180 л.с., каждый из которых приводил в движение гусеницу одного борта (как это было выполнено в 1917 г. на британском танке Мк А «Уиппет» и германском A7V). Для самообороны на крыше устанавливались два пулемета.

Оригинально была разработана ходовая часть. Опорные катки диаметром 270 мм блокировались по четыре в тележки (5 тележек на борт). Трудно сказать, знал ли Дриженко о проекте Менделеева, но в своей машине он также применил пневматическую подвеску, причем пневмокамеры тележек одного борта сообщались между собой. Ведущее колесо располагалось сзади. Гусеница зубового зацепления состояла из «шпал», соединенных по краям цепями-«рельсами». Ширина гусеницы — 800 мм. При повороте штурвала замедлялось движение одной из гусениц. Поскольку большая длина опорной поверхности (6 м) затрудняла бы поворот, предусматривался автоматический подъем крайних тележек подвески (подобное решение 45 лет спустя будет воплощено на шведском танке STRV-103). Для защиты воздухопритоков от пыли служила система из изогнутых пластин, эластичных камер и «гармоник».

Машина должна была иметь электрическое освещение, вентиляцию. Расчетная масса «башни» — 46 т, экипаж — 6 человек, длина — 8,1 м, ширина — 3,8 м, высота — 3,4 м, удельная мощность силовой установки — 7,8 л.с./т, скорость хода — до 12 верст в час, удельное давление на грунт — 0,5 кг/см².

Проект был подробно рассмотрен в Военной автомобильной школе. Начальник Школы указал на общую сложность конструкции, неразработанность трансмиссии и механизма управления, ненадежность пневматических систем, предложил обеспечить движение при работе как обоих, так и одного двигателя. В июле 1917 г. проект передан в ГАУ. Интересно, что при его рассмотрении специалисты Артиллерийского комитета сравнивали его с танками союзников (Журнал III, IV и VII отделов Арткома № 2472). Было указано, что «главное назначение броневых автомобилей, как легких, так и тяжелых (типа танков), заключается в содействии своей пехоте в открытом бою», а значит, огневой бой должен вестись «на дистанции не более 2–3 верст», на которой «недопустим другой род ведения огня, как прямой наводкой». Предложение же самоходной бронированной гаубицы «не имеет практического интереса», поскольку тяжелой артиллерии более соответствует тракторная тяга, нежели «закрытые башни». IV отдел представил данные: «Ни на одном французском или английском танке, ни на германских танках не устанавливалось до сих пор орудий выше 3-дм калибра».

Ход обсуждения проекта свидетельствует о внимательном изучении русскими специалистами опыта применения танков, четком понимании задач и способов действий боевых машин. Как видим, военное ведомство отнюдь не оставалось безразлично к идее «танка». Оценивались собственные проекты, изучался опыт союзников.

Среди попыток реальной постройки вездеходных боевых машин в России была и так называемая «колесница Лебеденко». Километрах в 80 от Москвы, к северу от Дмитрова, а точнее — за железнодорожной площадкой Орудиево справа от полотна железной дороги есть участок леса, именуемый «Танка» или «Танга». Кто-нибудь из местных жителей расскажет, что столь странное название дано этому месту потому, то «там первый русский танк строили». Хотя к танкам эту машину отнести трудно, интересна сама попытка решения проблемы за счет колес большого диаметра.

Инициатором и руководителем постройки был инженер Н.Н. Лебеденко (иногда его называют «капитаном», но носил ли он реально такое звание, неизвестно), возглавлявший т. н. «военно-техническую лабораторию». «Лаборатория инженера Лебеденко» размещалась в Москве и занималась различными заказами, в частности, смогла получить заказ ГВТУ на бомбардировочные прицелы. Предлагал Лебеденко и свой метод «определения позиции стреляющего орудия», так что военному ведомству был знаком. В разработке «боевой колесницы» Лебеденко принимали участие Б.С. Стечкин и А.А. Микулин. Позже первый станет выдающимся ученым в области гидроаэродинамики и теплотехники, второй знаменитым конструктором авиадвигателей. Пока будущие академики — только начинающие инженеры. Микулину иногда приписывали и идею машины, но вот как он сам вспоминал о начале работы: «Однажды меня пригласил к себе Лебеденко, запер дверь в кабинет и на ухо сказал:

— Мне рекомендовал вас профессор Николай Егорович Жуковский как способного конструктора. Согласны ли вы разработать чертежи изобретенной мною машины? При помощи таких машин в одну ночь будет совершен прорыв всего германского фронта, и Россия выиграет войну…»

Кстати, рекомендация, данная профессором Жуковским Стечкину и Микулину, не была случайной — он хорошо знал их способности. Оба были не только его студентами в Императорском Московском техническом училище (впоследствии — МВТУ им. Баумана, легендарная кузница кадров инженеров-танкостроителей), но и приходились ему племянниками (друг другу они были троюродными братьями). Н.Е. Жуковский помог выполнить для проекта часть расчетов. Лебеденко смог заинтересовать своей идеей не только молодых инженеров, но и военное ведомство.

Машина Лебеденко на поляне под Дмитровом, 1917 г. Вооружение на машину так и не установили.

Была изготовлена движущаяся (от заводной пружины) модель машины в масштабе 1.30. Эту модель Лебеденко якобы даже демонстрировал Николаю II, а в качестве препятствий на этом показе будто бы использовались разбросанные по полу объемистые тома «Свода законов Российской Империи» (эта аллегоричная картина, возможно, возникла много позже уже в устных преданиях). Как бы то ни было, проект получил одобрение. Микулин стал «главным конструктором» проекта, Стечкин — главным расчетчиком.