Все тайны Третьего Рейха - Страница 99

Последнее, что о нем достоверно известно: вечером 1 мая 1945 года он покинул бункер. Покинул — но куда направился? По одним сведениям — на встречу с Деницем. По другим — собирался скрыться и консолидировать силы для борьбы с победителями. Самое интересное: американцы верили, что Мартин Борман скрылся и жив, его имя указано в приговоре Нюрнбергского суда, приговорившего его к смерти как отсутствующего на трибунале, но здравствующего! Он был единственным, кого судили заочно. И кого пытались разыскать.

Но были очевидцы, которые твердо говорили: Борман мертв. Якобы он пытался пробиться вместе с группой эсэсовцев и был убит. Некий повар, которого арестовала 5-я ударная армия русских, показывал, что отход Бормана прикрывал немецкий танк, повар якобы шел вместе с этой группой. Танк попал под огонь русских батарей и был подбит, повар был тяжело ранен, а всю группу, в которой он шел, разнесло буквально на куски. По другому свидетельству, некий немецкий механик и в совершенно другом месте нашел два мужских трупа без следов ранений, на одном из них было кожаное пальто, это был Борман, и дата события — 8 мая.

Спустя полгода в Баварии задержали лидера «Гитлерюгенда» Аксмана, тот имел сообщить, что накануне сдачи Берлина ушел из рейхсканцелярии вместе с Борманом, врачом Гитлера Людвигом Штумпфеггером, личным пилотом фюрера Хансом Бауром и другими людьми, решившимися покинуть бункер. Якобы несколько раз они попадали под обстрел, потом натолкнулись на русский кордон, но солдаты приняли их за ополченцев и даже угостили сигаретами. Борман был подозрительным, он постарался покинуть доброжелательных русских и быстрыми шагами ушел в темноту вместе с личным врачом Гитлера. Через некоторое время распрощались с русскими и Аксман с пилотом. По дороге они наткнулись на два трупа — и узнали с печалью своих товарищей. Аксман подумал, что, может быть, Борман еще дышит. Нет, он уже не дышал.

Обе эти версии прозвучали на Нюрнбергском процессе, но им… не поверили. Ведь получалось, что в любом случае Борман погиб и не столь уж важно, где. Нюрнбергский трибунал даже приговорил неуловимого Бормана к смерти через повешение! Но петля так и не нашла рейхс лейтера. Он исчез. Каждый год появлялись все новые и новые свидетели, которые выдвигали на роль Бормана то доктора, то землевладельца, то итальянца, то испанца, то аргентинца, то бразильца, то итальянца, то даже еврея, помещали неуловимого Мартина то в Испанию, то в Южную Америку, то в Италию, то в Англию, то в Польшу, то даже в СССР… Но и адреса оказывались не те, и «Борманы» не те. В конце концов, немецкий суд в 1954 году постановил считать смерть Бормана доказанной, а самого Бормана умершим, дата смерти 2 мая 1945 года, ровно в полночь. Но и после этого страсти все равно не утихли. Буквально через пять лет образовался новый свидетель, некий психиатр, который, оказывается, лечил Бормана где-то в Дании и всего лишь спустя пару лет после войны. Страсти вспыхнули снова. Как раз в это время МОССАД выкрал из солнечной страны Аргентины скрывавшегося под чужим именем Эйхмана.

Так жив или мертв?

Искать или не искать?

Версии, которые предлагались, были одна другой чуднее: якобы Борман работал на русскую разведку и Советы увезли его в Москву, якобы Борман работал на английскую разведку и англичане увезли его в Лондон, якобы Борман работал на ЦРУ и теперь живет где-то в США.

Бормана то хоронили, то снова воскрешали. Больше всего это волновало, конечно, не любителей сенсаций, а несчастную семью самого Бормана. Как признавался его сын, поначалу всякий раз после публикации в их доме расцветала надежда — а вдруг жив? «Я просто впадал в оцепенение: как, неужели отец спасся? — рассказывал этот уже немолодой человек уже в новом тысячелетии. — Но почему же тогда он не дает нам знать о себе? Каким образом ему удалось скрыться? Однако потом мы все привыкли: Бормана стабильно встречают в разных уголках мира в среднем 50 раз в год — даже сейчас, когда ему исполнилось бы 104 года, и он при желании не смог бы так резво передвигаться. Главное потрясение для меня случилось в 1949 году, когда бывший глава разведки штаба сухопутных войск генерал Гелен заявил, что Борман был профессиональным советским шпионом, которого Сталин заслал в окружение фюрера. Услышав это, я вскочил на велосипед, примчался к моему дяде Альберту и закричал с порога: „Неужели это правда? Почему же я ничего не знал?!“ Но дядя успокоил меня, сказав, что это „обычные игры спецслужб“. Просто тогда Америке надо было оправдать себя, что она принимает на службу нацистских генералов (в том числе и самого Гелена), вот они и запустили такой слух — мол, русские-то тоже не лучше нас.

До 1946 года я думал, что он жив и скрывается… Я даже знал, куда он мог бежать… Я предполагаю, что он направлялся в Мекленбург: там у него было много деревенских друзей еще с 20-х годов, а также принадлежащие ему молочные фермы. Среди этих ферм Борман спокойно мог затеряться, выдав себя за крестьянина, отсидеться в глуши в погребе, а потом уже, получив нужные документы, бежать из страны. Артур Аксман, шеф „Гитлерюгенда“, подтвердил в 1946 году, что видел Мартина Бормана и личного врача Гитлера Людвига Штумпфеггера, которые лежали на спине возле автобусной станции в Берлине, где шел бой. Он подполз к их лицам вплотную и ясно различил запах горького миндаля — это был цианистый калий. Мост, по которому Борман собирался бежать из Берлина, был заблокирован советскими танками, а сзади уже слышалось русское „ура“. Отец предпочел раскусить ампулу.

Слова Аксмана подтвердились в 1972 году, когда во время рытья котлована возле автобусной станции в Берлине были найдены два скелета: один из них и идентифицировали как скелет Мартина Бормана. Но слухи не прекращались, газеты несли какой-то бред, поэтому в 1997 году я отдал свою кровь и клетки для теста ДНК. На этот раз было стопроцентно подтверждено — у станции нашли кости Бормана. Что особенно важно — в стиснутых зубах черепа сохранились остатки ампулы с цианистым калием».

Между прочим, Борман был верен Гитлеру до конца. Верен настолько, что когда он понял, что Рейх погиб, то решил уничтожить и собственную семью. «Секретарь отца, — сказал его сын, — который дал мне фальшивые документы 1 мая 1945 года, по сути, спас мне жизнь два раза. Уже через много лет я узнал, что Борман прислал ему радиограмму из горящего Берлина: моя мать должна была поступить, как семья Геббельсов, — убить себя и детей, чтобы они не попали в руки союзников. Секретарь не стал передавать этот приказ. Мне никто прямо об этом не говорил, но я все понял».

Так что Борман обрубал все концы. Он ушел из бункера только с одной целью — не даться врагам. Умереть он так же, как и Гиммлер, предпочел от собственной руки.

А Генрих Мюллер?

Если уж кому и было легко затеряться на просторах Европы, так именно Мюллеру. Внешность у него была совершенно заурядная — такой счетовод или начальник в маленькой конторе, прическа стандартного образца, рост средний, фигура обычная, даже фамилия — самая обычная. Таких Мюллеров среди немцев тысячи.

Жизнь он вел скромную, незаметную, чинов и наград не искал, к славе был равнодушен, работу исполнял четко, то есть, не окажись он в среде национал-социалистов, то закончил бы жизнь спокойно, как всякий законопослушный гражданин, вышел бы в отставку и в пенсионные годы завел бы себе домик в сельской местности, где выращивал овощи, цветы и фрукты, но не на продажу, а для собственного удовольствия. Однако за такой простой внешностью таился ум, который строил себе свое понимание мира, и мир Мюллера сильно отличался от национал-социалистического идеала. Если верить воспоминаниям Шелленберга, то Мюллер говорил такие вещи, за которые он же сам и сажал других в лагеря.

«Национал-социализм — не более чем куча отбросов на фоне безотрадной духовной пустыни. В противоположность этому, в России развивается единая и совершенно не поддающаяся на компромиссы духовная и биологическая сила. Цель коммунистов, заключающаяся в осуществлении всеобщей духовной и материальной мировой революции, представляет собой своеобразный положительный заряд, противопоставленный западному отрицанию». На это Шелленберг мог разве что пошутить: «Превосходно, господин Мюллер. Давайте сразу начнем говорить „Хайль Сталин“, и наш маленький папа Мюллер станет главой НКВД». Но Мюллер не рассмеялся, он ухмыльнулся: «Это было бы превосходно. Тогда бы вам и вашим твердолобым друзьям буржуа пришлось бы качаться на виселице». Шелленберг добавляет: «Враждебность его особенно усилилась с конца 1943 года, когда он установил контакт с русской секретной службой, и мне приходилось считаться не просто с его личной неприязнью, но и с тем, что я объект ненависти фанатика». Но это не конец цитаты.