Все смиренно (ЛП) - Страница 37

Потом мы займемся любовью. И это будет великолепно. Секс на пляже не так хорош, как кажется. Песок далеко не друг вашим гениталиям. Но… если Ди захочет, я уже точно не собираюсь ее подводить.

***

Когда я слышу, как открывается дверь в моей квартире, я смотрю в зеркало ванной. Все хорошо. Потом иду в гостиную. Улыбаюсь — до тех пор, пока не вижу лицо Долорес.

Она в ярости. Скрежет зубами, ходит кругами по комнате, раздувает ноздри. А слова вылетают из ее рта, словно град пуль. Так что я вхожу внутрь.

— Твой друг просто придурок! И я хочу, чтобы ты мне сказал, где я могу его найти.

— Какой друг?

— Дрю–которому–я–хочу-оторвать–член-и-скормить-ему-самому-Эванс.

Я усмехаюсь, хотя мне и не следовало.

— Полегче, Лорена Боббит[24]. Успокойся.

Успокойся? О чем я вообще думаю? Эти два слова, словно вода, капающая на жир на плите — делает его только жарче. Это второй самый верный путь вывести из себя женщину еще больше, чем она уже есть. Первый, конечно же, спросить, у нее что, месячные?

— Успокоиться? Ты хочешь, чтобы я успокоилась? — кричит Ди.

— Да что с тобой такое?

— Со мной то, бесчувственный ты кретин, что я только что от Кейт. Она подавлена — просто уничтожена. Все из-за твоего дружка, Дрю, который поигрался, а потом повел себя с ней, как со шлюхой, которой даже нет надобности заплатить.

Я знал, что Дрю запал на Кейт, но все равно, не могу сдержать удивления в своем голосе.

— Дрю и Кейт переспали?

Ди складывает на груди руки.

— Определенно. Он был весь такой добренький и заботливый к ней с тех пор, как она рассталась с Билли. Заставил ее поверить, что она для него что-то значит. Она провела выходные в его квартире. А потом, этим утром, после того, как они пришли на работу, он сказал ее, что в постели она хренова — и не стоит того, чтобы повторить.

Я прижимаю пальцы ко лбу, пытаясь переварить то, что сказала Ди — что на самом деле не имеет никакого смысла. Дрю не приводит девушек к себе домой — никаких. Он не спит с одной и той же девушкой дважды… по крайней мере… только если он уже забыл, что спал с ней. И провести все выходные с девушкой? Да не может быть.

— Ты уверена, что Кейт говорила про Дрю? — спрашиваю я.

— Он назвал ее чертовым «проектом», Мэтью! Тем, с которым он «покончил». А я собираюсь сделать проект из его морды. Кейт, самый лучший человек, из тех, кого я знаю. Она, может, и кажется жесткой снаружи, но внутри она мягкая. Ранимая. Ему не надо было так с ней поступать.

За злостью Ди скрывается боль. Она страдает, потому что страдает ее подруга. Я подаюсь вперед, чтобы прикоснуться к ней, успокоить ее, но она делает шаг назад.

Я выставляю руки вперед в знак того, что сдаюсь, и стараюсь вразумить ее.

— Дрю не такой подлец, Ди. Он очень уважает женщин… по-своему. Он любит проводить с ними время, без всяких обид. Он не принижает женщин. Ни за что бы, ни обидел кого-то из них, особенно… Господи, особенно Кейт.

— Ну, он обидел!

Я качаю головой.

— Должно быть, Кейт неправильно его поняла.

На какой-то момент она просто уставилась на меня. Скребет по мне взглядом, вверх и вниз, словно она видит меня в первый раз. Потом ее выражение меняется от праведного к леденящему недоверию.

А голос становится хриплым.

— Ты его защищаешь?

— Он мой лучший друг. Конечно, я его защищаю!

Она резко вздергивает подбородок. Шипит:

— Ну, что ж. Тогда и ты иди на хрен!

— Что, прости?

— Если ты думаешь, что нет ничего плохого в том, что он сделал, значит, ты не тот, кем я тебя считала. Даже близко не стоишь.

А я кричу:

— И ты это серьезно сейчас?

— Да! И я та еще идиотка. Раз считала, что могу позволить себе доверять тебе… я никогда не позволяла вещам зайти так далеко. Все кончено Мэтью. Не приходи ко мне больше, не звони! Ты и твой хренов дружок, просто держитесь от нас подальше!

Ее слова действуют меня, как удар кувалдой в живот. Они угнетают. Ранят. И чертовски сводят с ума. Ди продолжает свою тираду, но я больше не слушаю. Все, о чем я думаю, так это каким я был тупицей.

Слепцом.

Опять.

Это почти смешно, в депрессивном, ироническом смысле. Ди говорила мне — и не раз — что ей это не нужно было. Что все ее отношения никогда не заканчивались на хорошей ноте. Но я не слушал. Я слышал то, что хотел услышать, и верил, что смогу ее переубедить. Что если я буду достаточно обаятельным, достаточно спокойным, она увидит — как видел я — как хорошо нам может быть вместе.

Что за чертов придурок.

Правда, нет никакой разницы по сравнению с Розалин. Предупреждающие знаки не могли возникать по тем же причинам — но они были. И я их пропустил.

— Черт! — я пинаю кофейный столик, но он не ломается. Так что я пинаю его снова — пока этого не происходит. Ломается ножка, и стеклянная поверхность разбивается о пол, заставляя Ди тут же замолчать.

Она делает два шага назад, выгляди осторожной — практически напуганной, что она завела меня так далеко. И я ненавижу, что заставил ее так выглядеть. Но я просто взбешен, слишком разочарован в ней тоже. Так что теперь, взбунтовался я.

— Ты говоришь, Кейт кажется жесткой снаружи, но мягкая внутри? А не хочешь сама взглянуть в зеркало, Ди? Ты в ужасе, ни кто иной, как маленькая напуганная девочка. Ты скорее останешься одна, чем решишься на что-то лучшее. Что-то, что могло бы быть прекрасным. Я из кожи вон лез ради тебя! Я целых две недели бегал вокруг тебя на цыпочках, стараясь не спугнуть тебя! И к чему это привело? Ни к чему! Думаешь, с меня хватит? С меня хватит! Потому что, оно того не стоит.

Она обнимает себя за талию, пытаясь себя сдержать. И она больше не выглядит злой. Она выглядит… грустной.

Я делаю вдох и провожу рукой по волосам. И я смеюсь над собой — потому что я такой идиот. Жалкий.

— Я тут все спланировал. Собирался повести тебя в парк аттракционов и выиграть для тебя медвежонка. Собирался сказать тебе, что ты самая невероятная, красивая, фантастичная женщина из тех, что я знал. И я собирался сказать тебе, что я окончательно в тебя влюбился. А теперь… теперь я не могу сказать ничего из этого.

Я качаю головой.

— Потому что ты просто ждешь … ищешь причину… потому что я не могу любить того, кто просто жаждит сбежать через дверь.

Сейчас ее голос тише. Мягче.

— Я говорила тебе… говорила, что ничего у меня не получится.

А мой голос подавленный.

— Да, думаю, наконец, я тебе поверил.

Я смотрю в медово-карие глаза Ди. Глаза, которые всегда говорили о многом, даже если она молчала. И я поворачиваюсь к ней спиной.

— Просто иди, Ди. Просто уходи — это то, что ты хотела сделать с самого первого дня.

Я слышу, как она дышит. Как ждет. А потом слышу ее шаги. Она останавливается у двери, и на какой-то прекрасный, ужасный миг, мне кажется, она передумала.

Пока не слышу ее шепот.

— Прощай, Мэтью.

Я ничего не отвечаю, и не поворачиваюсь. Пока не слышу, как за ней закрывается дверь.

— Черт.

После того, как уходит Ди, я тридцать минут хожу кругами по квартире, ругаясь, и пиная все вокруг — злясь на весь мир.

— Дерьмо!

Я злюсь на себя за то, что позволил зайти делу так далеко — за то, что потерял терпение и самообладание — и даже за то, что влюбился в Ди, если на то пошло. Мое самобичевание горячо и разнообразно, и в нем нет никакого смысла — даже для меня.

Ужасно злюсь на Долорес — за то, что она мне не доверяла, за то, что даже не попыталась этого сделать. За то, что считала недостойным риска то, что мы имели. За то, что думала, что я сам чертов риск в принципе, тогда как я делал все возможное, чтобы показать ей, что я не такой.