Все оттенки одиночества (СИ) - Страница 3

— Какого черта, Малфой? — произнесла она, едва лишь переступив порог его импровизированного кабинета. Малфой даже не пошевелился, продолжая читать какие-то листы пергамента. — Эй, я с тобой разговариваю! — не менее воинственно произнесла Гермиона. Она почему-то забыла о том, что, по сути, его отдел стоял несколько выше в иерархии всех отделов, а потому он считался отчасти ее начальником.

— Я не помню, чтобы кто-то записывал вас ко мне, миссис Уизли, — произнес он абсолютно спокойно, хотя Гермиона в своем запале услышала в его голосе как будто бы отвращение.

— Я сама себя записала! Какого черта ты трогаешь мой отдел? — Ее трясло от гнева, или, вероятнее, от страха, ведь если она потеряет свой отдел, то потеряет смысл существовать вообще — больше у нее ничего не оставалось.

— Какой отдел? — так же спокойно спросил Малфой. Он вздохнул и отложил бумаги, взглянув на циферблат волшебных часов. Они буквально горели на его руке, что значило, что он, вероятно, опаздывает. Еще и опаздывает! Ну уж нет, Гермиона так просто не уйдет, она будет защищать свой отдел до конца!

— Отдел контроля за магическими существами! — яростно произнесла она, точно уверенная в том, что он знает, где она работает. Он же просто специально ее выводит из себя!

— А, да. Его сокращают через две недели. — Он выглядел усталым. В его взгляде не было больше желания издеваться над Гермионой, да вообще не было ничего от прежнего Малфоя, чей образ заставил ее буквально взорваться. Она начинала потихоньку остывать, обнаруживая его каким-то измотанным, абсолютно равнодушным к ее приходу и скорее испытывающим досаду от своего опоздания. Он встал из-за стола, набрасывая на плечи укороченную темную мантию. Гермионе показалось, что он достанет сейчас трость, как его отец, но этого не случилось.

— Но почему? — уже отчаянно произнесла она. — Это потому, что я магглорожденная?

— До сих пор я не знал, что вы вообще там работаете. — Малфой даже не взглянул на нее, выходя из кабинета. Его шаг был стремительным, и Гермиона почувствовала себя глупо, пытаясь его догнать.

— Его же нельзя закрывать, он же… — Малфой вдруг остановился, и Гермиона едва в него не врезалась. Он посмотрел на нее так, словно она была достающим его комаром.

— Ваш отдел не только не способствует спокойной жизни этих тварей, а лишь развращает их, позволяя им совершать свои чертовы преступления, которые выросли за пять лет, что он существует, ровно на пятьдесят процентов. — Малфой вырвал из рук оператора-девушки рядом с собой какую-то бумагу. Она спокойно продолжила работать, обрабатывая информацию. — Можете ознакомиться и больше не доставать меня со своими идиотскими вопросами. — Он вышел в коридор, оставив Гермиону наедине с этой странной комнатой, полной звуков сов, шуршания записок и бесконечного щелканья кнопок. Лист в ее руках должен был все прояснить, но больше всего Гермиону занимало ее идиотское положение.

Она вела себя, как глупая девчонка. Малфой даже не знал, что она там работает! Либо просто делал вид, что не знает. С другой стороны, ну зачем ему мстить ей, если прошло столько лет, а она ничего ему не сделала, даже наоборот, помогала Гарри давать показания, чтобы его вытащить после победы? Черт возьми, если все и правда так с процентом преступлений, то ради чего она вообще работала столько лет?

Гермиона с тяжелым сердцем вышла в коридор. Ей нужно было посидеть и тщательно проанализировать числа. Может быть, она сможет спасти свой отдел, если докажет, что он может быть полезен!

***

Одри вздохнула. Это вообще было ее любимым занятием, ее вздохи иногда говорили больше, чем слова. Гермиона ясно прочитала в ее вздохе оттенок отчаяния.

— Мы с Перси весь вечер пытались найти лазейку, но ничего, эти данные действительно верны, их даже публиковали в сводке статистики всех отделов за предыдущий год, знаешь, может быть, они и правы, — тихо произнесла она. — Ты правда ходила ругаться к Малфою?

— Мне показалось, что он делает это по старой памяти, — пожала плечами Гермиона. Она все еще испытывала легкий стыд за свое поведение, но успокаивала себя тем, что у нее были причины так подумать, ведь он вел себя семь лет как полный урод, она имела право так подумать! Теперь, увидев его, Гермиона понимала, что образ хогвартского задиры попросту стоит стереть из памяти. Это был нормальный взрослый человек, у которого, похоже, нет сил и времени задирать кого-то теперь, особенно ее, Гермиону. Слишком много чести.

— Я бы тоже так подумала. И Перси так подумал. Он правда сказал, что не знал, что ты здесь работаешь? — Одри тихо засмеялась, прикрыв рот рукой. — Я не верила, когда он говорил весь прошлый год, что закроет несколько отделов, в том числе и нас. Это же нужно столько собраний, столько доказательств, еще и к Брустверу прийти, а он не очень любит все эти сокращения и любые изменения, сама знаешь.

— Похоже, у него очень горела эта идея. — Гермиона посмотрела на их общую комнату. Она была сплошь заставлена книгами, большинство которых Гермиона знала почти наизусть. Здесь были толстенные своды новых законов, которые они приняли, как теперь оказалось, зря. Оборотни были буйными и вне луны, ведь они почти не социализировались, как это делал Люпин, единственный из них, кто обучался в школе. Полувеликаны были не образованы и не слушались никого, хотя и клятвенно обещали. Хагрид был попросту исключением. Таких примеров было тысячи, и Гермионе было горько думать, что она настолько неправильно мыслила. Домовики, получившие свободу, кончали жизнь самоубийством или напивались и буйствовали, иногда случайно калеча обычных людей своей магией, которую плохо удерживали в пьяном состоянии, и их погибло больше, чем в рабстве. Свобода в принципе противоречила их существу. Домовики Хогвартса тоже не считали себя свободными. Русалки истребили в отданных им озерах ценные виды рыб, которые вредили их домам из водорослей. Словом, их отдел приносил больше вреда, чем пользы.

— Я не хотела бы работать с Перси, но не знаю, как ему сказать. Знаешь, начальник дома, начальник на работе, это так… трудно. Хочу попроситься в Отдел контроля за оборотом редких и сильнодействующих ингредиентов для зелий и самих зелий, не помню, как он сокращенно звучит. Но у них нет мест, представляешь? Вообще нигде нет мест. — Она заварила Гермионе чашку крепкого чая.

— Иногда я думаю, что мне стоит сходить и извиниться. Аж тошнит от этой идеи, — призналась Гермиона. Одри снова тихо засмеялась. Она терялась в своем большом и пушистом свитере, терялась за большими очками, но, в общем и целом, она была симпатичной худенькой темноволосой девушкой, которая просто не умела возражать. Она нейтрализовала любое буйство существ, которые приходили сюда, как посетители. Никто никогда не трогал ее, в отличие от Гермионы, которую вечно хватали, которой вечно угрожали.

— А, по-моему, правильная идея. Ты пришла, наорала на него так, словно он тебе муж, после чего ушла. Скажи спасибо, что он не написал на тебя записку за неадекватное поведение, а то проходи потом эти сканирования. — Гермиона еще раз вздохнула. Одри права, ее совесть права, глупо получилось. На какой-то момент она снова стала той самой Гермионой из Хогвартса, которой, как она считала, давно уже нет.

— Иди, если он не заметил твоей вспышки гнева, то не заметит и твоего извинения, а тебе будет спокойнее, — подбодрила ее Одри. — Ну же, он тебя не съест.

— Не знаю, что он может сделать, а чего не может. Вечно он все с ног на голову переворачивает. — Гермиона поставила чашку на свой стол. Она с грустью посмотрела на фотографию своих родителей. Они вспомнили ее после победы, но как-то холодно приняли ее, и их общение сводилось к дежурным звонкам. Они даже никак не отреагировали на ее развод. У магии и безопасности есть свои счета, которые они требуют заплатить.

— А тебе не кажется, что ты слишком волнуешься? — Одри посмотрела на нее, сощурившись.

— Да нет, просто… Просто прошлое, оно такое живое, как будто Хогвартс был только вчера. Не могу отпустить его, и Рон еще… Не знаю, — сдалась Гермиона. — Я правда глупо себя веду, нужно просто сходить и извиниться. А заодно заглянуть в отдел кадров, а то, похоже, у нас слишком много желающих отсюда не уходить.