Все леди делают это - Страница 8
— Нас с вами ожидает большое будущее. — Эдуард Леонидович с обаятельной улыбкой начал привычную обработку. — Вы станете знаменитой это я вам гарантирую.
Его визави глядела на него восторженными глазами. Такие слова бальзам на сердце, а эта девица, сразу видно, обделена по женской части внешность невзрачная, сама какая-то пришибленная, мужским вниманием явно не избалована. Потому и реализует себя в иной области — пишет романы.
Такие авторы — самый благодатный материал. Нечаев не сомневался — эта серая мышка будет из кожи вон лезть, сутками корпеть за компьютером, создавая свои творения, потому что хочет самоутвердиться. Раз в личной жизни у нее облом, то хоть в чем-то себя проявит.
А когда авторесса станет известной, ее невзрачная внешность уже не будет иметь значения — знаменитость привлекательна не чертами лица, а своей славой. Мужчины начнут за ней толпами бегать, будь она даже страшнее Бабы-яги.
Слава — тот огонек, на который все слетаются как мотыльки.
Первым отважился на вылазку Егор Сурин. По старой привычке его называли политобозревателем — когда-то он подвизался в таком качестве в весьма престижной газете, но был оттуда изгнан по причине недисциплинированности и склонности к горячительным напиткам. Политика не входила в сферу интересов еженедельника „Все обо всем“, — россиянам эта тематика уже набила оскомину, — а потому Егору пришлось переквалифицироваться, и теперь объектом его внимания стали видные политики.
Он обладал бойким пером, ироничным складом ума, наблюдательностью, мог с ходу подметить то, что другие не видели, и представить проблему в неожиданном ракурсе. В целом это позволяло ему писать весьма забористые статьи, пользующиеся успехом у читателей. Утруждаться сбором фактуры Егор не желал — долго и хлопотно, да и не хотелось ему надрываться за мизерную зарплату, — а потому, ознакомившись с публикациями в других изданиях и недолго посидев в творческих раздумьях, он определял будущий объект анализа и садился за компьютер. Мысли ушлого журналиста бежали резвой рысью, пальцы без остановки стучали по клавиатуре, и на экране строчка за строчкой рождалась новая статья. Через пару часов Егор читал свежеиспеченный опус, слегка правил и нес распечатку начальству. Обычно все проходило без сучка без задоринки — шеф материал одобрял и ставил в ближайший номер.
Заместитель главного редактора в его епархию не лез, будучи в этой сфере вопиюще некомпетентным. Он предоставил приглядывать за Егором Владимиру Сергеевичу, а тот благоволил способному журналисту. Главный редактор прекрасно знал, каким образом Егор Сурин творит портреты власть имущих, но закрывал глаза на то, что сотрудник пользовался результатами чужого труда. По мнению Головко, не имеет значения, как происходит процесс, главное — результат. Одних кормят быстрые ноги, вот они и бегают с диктофоном, другие втираются в доверие к людям разного социального уровня, чтобы получить ксерокопию какого-нибудь важного документа, на основе которого можно накропать разоблачительную статью, а третьи эксплуатируют лишь собственные мозги.
Егор Сурин принадлежал к третьему типажу. Пусть его материал не подкреплен документально, пусть многие выводы дискутабельны, пусть едкие характеристики на грани фола и из-за них можно оказаться ответчиком в суде, если герой статьи прочтет и разобидится, — но прочтет ли? — однако, надо отдать ему должное, Егор талантлив. Его талант в том, что он с лету ловит витающие в воздухе свежие идеи и легко доводит их до ума.
Главный редактор прекрасно знал, что все воруют друг у друга идеи, даже мэтры журналистики частенько этим грешат, но ведь и украсть нужно уметь так, чтобы обиженные коллеги не завопили: „Он воспользовался моими ноу-хау!“ Идея — очень эфемерное понятие, одну и ту же мысль можно высказать по-разному, а если человек умеет облечь ее в такие фразы, что сходство с оригиналом становится весьма отдаленным, но суть при этом не меняется, то это и в самом деле своеобразный талант, хотя, положа руку на сердце, конечно же компиляция.
В журналистских кругах Егор Сурин имел определенный авторитет и мог бы перейти в другую редакцию. Но ему было лень. Многотиражные газеты на слуху, яркий материал тут же становится предметом всеобщего обсуждения, а потому руководители боятся подставиться и требуют от журналистов проверенных фактов, а не голословных утверждений.
Егор полагал, что уже давно вышел из того возраста, когда нужно стирать подошвы в поисках документальных доказательств своих порой неожиданных выводов, а потому предпочитал непыльную работенку в еженедельнике „Все обо всем“. Несколько часов за анализом периодики, потом еще несколько часов за компьютером — и свободен. Все оставшееся время можно плевать в потолок, сидеть с приятелями за бутылочкой, судача на злободневные темы, играть в преферанс, толкаться на журналистских тусовках, дабы не отстать от жизни и держать нос по ветру, улавливая витающие в воздухе идеи, которые можно сделать темой следующей статьи. А в начале каждого месяца получать зарплату. Правда, ее хватает от силы на неделю, но за двадцать семь лет журналистской работы Егор Сурин оброс многочисленными друзьями-приятелями, которые не оставят в беде, накормят-напоят и вовремя дадут знать о предстоящем мероприятии, обещающем халявную выпивку и закусон.
В общем, на жизнь журналист не жаловался, за свое место в еженедельнике не держался, — если выгонят, устроится в другое, — а потому ничуть не боялся гнева грозного Змея Горыныча.
Егору уже надоело ждать, когда наконец грянет буря, да и коллеги выразительно поглядывали на него — мол, ты самый смелый, пойди узнай, в чем дело и кого вскоре вызовут на ковер. И Егор Сурин решил оправдать доверие коллектива.
Приоткрыв дверь в приемную и предусмотрительно просунув лишь голову, сохраняя возможность ретироваться с честью, но своевременно, — на случай, если дверь кабинета Самсоныча придет в движение, возвещая о скором выходе начальства, — Егор подмигнул Лене и шепотом спросил:
— Чего старикан затаился-то? Копит силы для будущего цунами?
Секретарша пожала плечами, зажала мембрану трубки рукой и тоже шепотом ответила:
— Левин принес какие-то материалы и наябедничал.
— На кого?
Леночка Федоренко относилась к Егору с симпатией — ироничный журналист, творец хлестких ярлыков никогда ее не задевал. Потому секретарша быстро попрощалась с бойфрендом, рискнув оставить отношения невыясненными, положила трубку и пожала плечами:
— Понятия не имею.
— А кто сдал материал в номер последним?
— Марго.
— Ну, ее-то старый маразматик не тронет, даже если эта мышка-говноройка, как всегда, принесла дерьмо в конфетной обертке.
— Нет, Змей Горыныч ее очень хвалил, благодарил.
— Еще бы, — хмыкнул Егор. — О шефе можно судить по его фаворитке. По интеллекту Самсоныч с Марго два сапога — две задницы.
— Чего-чего? — переспросила Леночка, прыснув и боязливо оглянувшись на дверь кабинета начальника — не слышно ли.
— Лысина — это эволюционное превращение головы в задницу вначале по форме, а потом и по содержанию, — пояснил злоязычный журналист. — Сколько помню Змея Горыныча, он всегда был лысым, следовательно, таскает жопу на плечах уже не менее трех десятков лет. А килька Марго не обладает задницей в положенном женщине месте, зато она в наличии там, где у нормальных людей голова.
Зажав рот рукой, секретарша беззвучно смеялась, сотрясаясь всем телом.
— Как думаешь, кто на этот раз станет жертвенным барашком, дабы мы не забывали, чей сын платит нам нищенское содержание? — поинтересовался Егор, зная, что Леночка всегда в курсе, откуда ветер дует и куда вскоре дунет.
— Левин был недолго, я слышала только отдельные фразы.
— Какие именно? — Егор решил прояснить вопрос до конца, чтобы понять, кому достанется на этот раз, и предупредить проштрафившегося.
— „Фальшивка“, „недопустимо развязный тон“, „фамильярность“, „оскорбительные выражения“ и „совершенно не в тему“.