Все источники бездны - Страница 42

Он неохотно поднял трубку.

— Борис Ильич! — заорала она так, что он поморщился. — Еле вырвалась, чтобы вам позвонить! Я тут в Лоухах застряла, так один добрый человек подбросил меня до Петрозаводска, и…

— В чем дело-то, Генриетта? — прервал он ее.

Интересно, а как ее в детстве звали? Гера? Генка?

— Так я же говорю! В Чупинской области в подвале пришельца прятали!

— Кто прятал? — покорно переспросил Борис. — Зачем?

— Какая-то женщина! Она его где-то подобрала и в подвал спрятала, потому что решила, что он ее пропавший сын. А он умер! Когда мне всю эту историю рассказали, я сразу приехала, тело забрать! Так что вы думаете? Его уже увезли! И кто, как вы думаете?

— КГБ! — кисло сказал Борис. — Вернее, ФСБ.

— Наверняка, — авторитетно подтвердила Генриетта. — Приехали на машине и…

— С бронированными стеклами? — предположил Борис.

Но Генриетта не понимала юмора.

— Не знаю, — неуверенно сказала она.

— А женщина эта что говорит?

— А ничего! Ее тут же в «дурку» упекли. В Лоухах. Под особое наблюдение. Говорят, она с ума сошла. А нужно еще проверить, так ли это!

— А до этого, — сказал Борис, — она, разумеется, абсолютно нормальная была.

— Ну, не то чтобы совсем нормальная, — неуверенно отозвалась Генриетта.

«Опять отыскала очередную сумасшедшую, — подумал Борис. — Если они зеленых чертей ловят, все в порядке. Обычная белая горячка. А если зеленых человечков — тут уже комиссия по контактам требуется».

— Его местные видели. — Она поняла его колебания. — Даже из милиции приходили. Там правда что-то странное, Борис Ильич. И не в первый раз уже. Чупа, Кандалакша…

Что-то он недавно слышал, связанное с Кандалакшей…

— Да, кстати, Генриетта, а как вас в детстве звали? — неожиданно спросил он.

— Что? — удивилась та.

— Ну, мама как вас звала? Гена?

— Эта, — сказала Генриетта.

— Как?

— Эточка! Так вы приедете?

Борис подумал. Лучше кормить комаров в Карелии, чем сидеть тут на пороховой бочке. Вот она — возможность незаметно скрыться от возможного наблюдения. И Павла можно будет забрать — все спокойнее, чем на чужой даче потом очередной труп обнаружить.

— Приеду, — сказал он. — Сегодня и выеду. Диктуйте координаты.

Над Литейным золотились мягкие сумерки. Небо отражалось в дальней воде, вода, в свою очередь, отбрасывала слабое сияние обратно, в небо, и оттого казалось, что по низким облакам медленно плывут пятна света.

Двое сидели в машине, разглядывая играющих во дворе детей.

— Вот этот, — сказал один, — в желтой курточке.

Второй поднес к глазам бинокль.

— Пацан как пацан. Что толку тут торчать, не понимаю. Сколько времени мы на него угрохали? Четверо суток?

— Не ты один…

— Да на хрена он вообще нужен? Девять человек на одного сопляка! Три смены!

— Сказано — нужен, значит, нужен…

— Сам он ничего собой не представляет, — рассуждал второй, — так, мелюзга. Значит, сынок он чей-то. Но, во-первых, что-то папеньки его не видно — он с бабкой живет, а во-вторых, одежонка на нем так себе. Кто им может интересоваться, а?

— Нам не сказано, что кто-то может им интересоваться. Нам велено смотреть за пацаном.

— Во визжит-то как! — восхитился второй. — Как резаный!

— Это не он. Это та девка в беретике.

— Максимка! — раздался голос, и в окне четвертого этажа показалось лицо пожилой женщины. — Максимка! Домой!

— Сейчас, бабушка, — отозвался мальчик.

— Никаких «сейчас»!

Мальчик неохотно отделился от группы играющих детей и направился к подъезду.

Соглядатай вылез из машины.

— Пойду, провожу его, — сказал он, обращаясь к своему напарнику.

Небрежной походкой он двинулся в сторону подъезда. Мальчик уже набирал цифры кодового замка — впрочем, не слишком торопясь при этом. Взрослый наблюдал поодаль, засунув руки в карманы. Наконец мальчик справился с кодовым замком, скользнул в приоткрытую дверь и захлопнул ее за собой. Следящий не сделал никакой попытки придержать дверь: он дождался, пока та захлопнется, потом набрал код вторично.

В подъезде было пусто. Мягко гудел лифт. Наблюдатель извлек из внутреннего кармана радиотелефон.

— Третий, это Первый. Объект поехал наверх. Баиньки.

— Ясно, Первый, — сказал деловитый голос. — Сейчас примем.

Человек засунул радиотелефон в карман и уже повернулся, чтобы выйти из подъезда, как вдруг от стены отделилась бесшумная тень и скользнула к нему. В последний миг тот обернулся, почувствовав на щеке движение воздуха, и его тренированная рука автоматически поставила блок. Но было поздно — неизвестный коротко и страшно ударил его по шее ребром ладони. Соглядатай захрипел и мешком свалился на грязный кафельный пол. Его противник ткнул его носком ботинка и скользнул обратно во тьму.

С пола, приглушенный упавшим телом, раздался неразборчивый шум и голос… но он принадлежал не упавшему.

— Первый, Первый! Это Третий! Лифт поехал дальше. Объект на этаже не вышел. Первый, мать твою, слышишь? Что там у вас происходит?

Второй продолжал сидеть в машине, покуривая и лениво наблюдая за дверью парадной. Потом насторожился. Отбросил окурок, огненной дугой прочертивший сумерки, и кинулся к подъезду. В окне вновь неясным пятном проступило лицо женщины. Перегнувшись через подоконник, она вглядывалась в снующих в сумерках визжащих, хохочущих детей, тщетно пытаясь разглядеть желтую куртку.

— Максим! Максим! Домой! — раздался пронзительный голос.

В подъезде человек склонился над неподвижным телом, запоздало вытягивая из кобуры пистолет.

Павел сидел за столом, вглядываясь в серые сумерки. Он проспал двенадцать часов подряд. Сломанные ребра теперь болели меньше, силы восстановились, и кошмар последних суток отступил куда-то вглубь. Осталось лишь странное чувство нереальности — словно какой-то вихрь вырвал его из привычного окружения: унылой работы, неуюта холостяцкой квартиры — и понес… Куда? Почему он в конце концов оказался на чужой холодной даче, которую не в состоянии отогреть горевший всю ночь камин? В окно царапались ветки. Ни огонька, ни человеческого голоса. Казалось, на многие километры вокруг, до далекого северного моря, где трутся друг о друга льды, нет ни единой живой души, ни малейшего признака цивилизации — равнодушная холодная земля, мокрые леса, где бродят лоси; серые валуны, брошенные по пути отступающим ледником…

Почему он — самый заурядный, скучноватый тип — за какие-то двое суток ухитрился погрузиться в пучину загадочных убийств, интриг спецслужб и тайн сверхлюдей? И в результате оказался здесь — в неприютном уголке Среднерусской равнины, со сломанными ребрами, избитый… Без помощи, без поддержки. Ему стало совсем неуютно. Он полез в буфет, где хранилась бутылка, на дне которой плескались остатки водки, налил в стакан и выпил. Спирт приглушил ноющую боль в груди, и ему стало чуть-чуть теплее. Павел расслабился. Ему трудно было поверить, что на этом все его злоключения кончились, и подсознательно весь день ожидал звонка. Но черный старомодный телефон молчал. Павел зачем-то приподнял трубку, прижал ее к уху, послушал ровный гудок. Работает. И вдруг почувствовал за спиной чье-то присутствие. По-прежнему держа в руке трубку, он резко обернулся. В углу сидел человек.

Он уютно расположился в старом кресле, спокойно наблюдая за Павлом. Внешность у него была самая заурядная — настолько нейтральная, что час спустя Павел, пожалуй, не смог бы описать, как тот выглядел, — даже цвет глаз невозможно было определить. Неопределенность усугублялась тем, что по лицу незнакомца пробегали отблески пламени, и потому казалось, что черты и выражение его лица неуловимо, но совершенно определенно меняются.

— Добрый вечер, Павел Николаевич, — вежливо сказал он. — Собрались звонить кому-то? Будет лучше, если вы отойдете от телефона.

Павел прикинул: ему и впрямь некому звонить. В милицию? Чушь! Борису… Он вот так, сразу, не вспомнит его телефона, да и что он, Борис, может сделать? А потому он медленно положил трубку на рычаг и бросил быстрый взгляд на входную дверь, которую он несколько часов назад запер изнутри на засов. Ничего не изменилось: она по-прежнему была заперта.