Все дозволено (с илл.) - Страница 30

«Галлюцинирую»,- ужаснулся Малыш.

Но то была не галлюцинация. Некто или нечто действительно прослушивало сознание Малыша, словно катился в нейронной системе мозга маленький умный шарик и собирал всю информацию, накопленную инженером за три десятка лет его жизни. Всё собирал, ничем не гнушался — ни сомнениями, ни горем, ни болью, ни радостью. Малыш понимал, что это такое. Сотрут всё напрочь — знания, память, привычки, наклонности- и смоделируют нового человека. Любого, только не Малыша- забияки, скептика, дружелюбного парня и отличного инженера, пойди поищи лучшего по всем этажам Управления космической службы.

Он рванулся со своего «операционного ложа», и зажимы не выдержали, сорвались, сдирая кожу с запястий. Рывком сел, оторвал от груди и лба дурацкие воронки, пошевелил ногами: свободны. Соскочил на пол, огляделся: не было «стола», на котором лежал, растаяли в розовой дымке воронки со шлангами, только валялась на полу смятая простыня-покрышка. Пнул ее ногой и неожиданно успокоился: сам виноват, будь осторожнее.

Посмотрел по сторонам: всюду один и тот же туман- не все ли равно, куда сунуться! — и нырнул в клубящуюся муть.

Теперь он стоял в большом зале — не то ангар, не то вокзал на каком-нибудь земном космодроме,- только вместо диванов и кресел, на которых дремлют ожидающие поездки, тянулись ряды «операционных столов», повисших, как и повсюду здесь, без всякой опоры. На каждом- безжизненное тело гедонийца, соединенное черными длинными шлангами с красной светящейся панелью под потолком. Панель мелко-мелко дрожала, и от этого шланги, присоединенные к воронкам на обнаженных телах, ритмично извивались, как змеи в террариуме. А живых людей в зале не было — только мертвецы, попавшие в перекройку. Да и тех было немного: Малыш заметил, что добрая половина «столов» пустовала. Но и те, где шла «прочистка» мозгов, вели себя не спокойно. То один, то другой выстреливали воронками,и те, качаясь, повисали в воздухе, а «столы» подымались к потолку, пропадая в туманной мгле и снова опускались вниз, но уже пустые.Гедониец, подготовленный к дальнейшему циклу регенерации, оставался где-то наверху.

«Зрелище не из веселых,- решил Малыш,- пора менять дислокацию, все равно ни черта не понять». Он подошел к «столу», уже готовому к путешествию наверх, бесцеремонно подвинул мертвого гедонийца и уселся рядом, держась за призрачный, но твердый на ощупь край «операционного стола».

Подъем прекратился так же внезапно, как и начался. Малыш спрыгнул и увидел прямо перед собой темное жерло трубы метра полтора в диаметре. Тело гедонийца, неизвестно как и чем сдвинутое, скользнуло туда, а «стол» нырнул вниз и пропал.

«Была не была, все равно другого пути нет»,- решил Малыш и скользнул в трубу за гедонийцем. Несмотря на свой почти двухметровый рост, он мог, согнувшись, даже идти по трубе, перебирая руками по горячим стенкам, словно труба входила в систему центрального отопления. Сначала идти было легко, но потом труба поднялась, и пришлось ползти в гору на четвереньках. А труба, казалось, не имела конца. По-прежнему кругом плотная темнота, гасившая все звуки — даже попытка постучать по стене оказалась беззвучной, только уклон понизился. Малыш прополз еще немного, и рука его уже не встретила никакой опоры. Сильный толчок в спину бросил его куда-то вниз, он пролетел во тьме — как долго, сам не помнил — и шлепнулся на что-то мягкое и податливое, сильно прогнувшееся под тяжестью тела и мгновенно погасившее инерцию падения.

«Спасен»,- было первой мыслью, а второй — неожиданно вторгнувшийся в сознание чужой вопрос:

— Ты можешь думать?

— Могу, естественно,- автоматически ответил Малыш и тут же изумился: — А кто говорит?

— Не все ли равно кто? Спрашивай.

— Голос из тьмы,- усмехнулся Малыш,- а где ты, собственно, пребываешь? В Аоре?

— Нет, в Голубом городе. Там, откуда могу контролировать все, что происходит на этой планете.

— Понятно,- подумал вслух Малыш.- Координатор. Супермозг, созданный Учителем.

— Я не Мозг. Я регулятор.

— Машина?

— В твоем понимании- да. Двигатель жизни.

— Вечный двигатель?

— Вечность то, что не имеет конца. Все конечно в природе.

— А бессмертные циклы?

— Бессмертны пока только те, кого вы называете гедонийцами. Люди смертны.

— Значит, гедонийцы — не люди?

— В определенном смысле- нет. Если жизнь человека, твою например, представить в виде графика в двухмерных координатах, то получится кривая с пиком где-то посредине. Разогни ее вторую часть и проведи параллельно оси абсцисс — получишь график жизни гедонийца.

— Зачем это нужно?

— Что?

— Циклы. Повторения. Ты сам говоришь, что все в природе имеет конец.

— Не знаю. Это не входит в мою задачу.

— А в чем задача?

— Управлять. Регулировать. Корректировать эволюцию циклов, стабильность технологии, следить за уровнем.

— Каким?

— Информации.

— Добытой в драке или в потугах воображения,в скотских играх или необузданных прихотях?

— Ты прав. Информация везде. Все, о чем ты думаешь и что делаешь, несет в себе информацию.

— Но она может быть полезной или ненужной.

— Не знаю такого деления. Она бывает полной или неполной.

— Из какого же расчета у вас выводится норма полноты информации?

— Критерий общий: нагрузка на мозг.

— А тех, кто не набрал нормы, в котел?

— В залы регенерации. Вполне естественный процесс. Разве не удаляется в механизме любая деталь, которая плохо работает?

— Одно дело- механизм, другое- люди.

— Для меня это идентично. Я машина. Общество тоже машина, только менее совершенная.

— Ваше- да. Зачем столько каст, или кланов, или как они у вас называются? Сирги, ксоры, сверхлюди- зачем?

— Не могу сомневаться в разумности программы, координирующей мою деятельность на этой планете. Могу только объяснить вам непонятное.

— Почему магам позволено издеваться над вольными?

— Они повышают коэффициент накопленной информации.

— А сверхлюди?

— Еще более высокий коэффициент. Звериная реакция- пойми меня правильно: зверей у нас нет, я употребляю этот термин, потому что он наиболее точно передает знакомое вам понятие,- добавь к этому скорость мышления, умение принимать самое верное, единственно нужное решение, повышенное чувство пространства.

— Ну, а сирги — это тоже «чувство пространства»?

— Сирги- особая каста. Их мало, и роль их значительна. Если определить точнее, это мои дистанционные датчики, скажем, глаза и уши. Потому им и дано великое умение управлять пространством. Пространство — это злая и добрая сила. Ты видел, как оно действует.

— Убивает.

— Лишь тех, кто из-за лени или равнодушия не набрал необходимой информационной нормы. Не набрал- значит, следует перестроить мозг, сменить касту. Требуется, ты бы сказал, лечение.

— Варварское лечение.

— Ты имеешь в виду сиргов? Искривление пространства- это гуманно.

— Откуда они знают, кого перекраивать?

— Я отдаю приказ. Он безукоризненно точен.

— Хороша точность! Я сам чуть было не попал на «операционный стол».

— Я все время следил за тобой. Не мешал, потому что это запрограммировано. Помогать вам узнать и понять стабильность.

— Поймешь ее черта с два, когда я даже не знаю, где нахожусь и что будет дальше.

— Сейчас узнаешь. Не бойся.

Чужой голос в сознании умолк, в растаявшей темноте высветлился зал с длинным рядом кресел, похожих на парикмахерские.

В каждом полулежал раздетый донага гедониец, соединенный таким же парикмахерским «колпаком» с экраном, по которому бежали цветные линии, то кривые, то вытянутые, зигзагообразные и волнистые. Часто их пересекали искры, как желтые молнии. У экранов суетились те же полутораметровые человечки в голубых курточках и темных трико.

— Механическая прочистка мозгов,- подумал вслух Малыш и вздрогнул.

— Она тебя тоже ждет,- сказал кто-то сзади.- Подожди, когда вернемся на базу.