Все дороги ведут в Рим - Страница 53

– Привет, ребята, – сказал тихо гость. – Вы меня заждались. Но я пришел. ЗдорОво!

Черное полотнище в ответ всколыхнулось. Гость присел на корточки и погладил волнующуюся поверхность.

– Не двигаться! – раздался голос исполнителя за спиной, и ствол «парабеллума» уперся в затылок.

Рыжий замер. Черная поверхность вокруг его ног всколыхнулась и тоже замерла.

– А теперь очень медленно вставай. Вот так…

И тут черная тряпка отделилась от общей массы и прыгнула в лицо исполнителю, залепляя глаза и рот. Тот выстрелил, но пуля угодила во второй черный лоскут, мгновенно облепивший ствол пистолета. Пуля выдрала из тряпки лоскут и впечатала в стену. Логос взлетел. Нога его распрямилась уже в воздухе и угодила исполнителю в голову. Тот растянулся на полу. Мгновение – и черная волнующаяся поверхность поглотила упавшее тело. Логос отскочил к стене, тяжело дыша. Черное покрывало над телом морщилось, неожиданно вверх ударила струйка крови. Потом еще одна. Мощная волна, похожая на судорогу, прокатилась по черному покрову.

– Ребята, не надо! Ребята, что ж вы делаете? Не надо. Не смейте! Вы же не такие…

Черное полотнище неожиданно лопнуло. В образовавшуюся дыру выперли наружу белые отполированные кости человеческого скелета.

– Ребята, вы же людоеды, – простонал Логос.

Черная масса молчала. Уже даже не колебалась. Просто смотрела. Смотрела складками своих лоскутьев. Ожидающе, мертво, покорно.

– В сумку! Живо! – заорал Логос. – Все в сумку, сами! Мерзавцы! Убийцы! – Он кричал, но кричал не зло, будто не их упрекал в совершенном только что акте людоедства, а кого-то другого. Того, кто превратил их в чудовищ.

Полотнище распалось. Десятки лоскутов заспешили в открытый матерчатой зев. Сами запрыгнули внутрь. Медлительных подталкивали товарищи. Логос отковырял от стены лоскут, пришпиленный пулей, и швырнул в суму. Затянул застежку-молнию.

– А теперь марш на перевоспитание, – приказал гость.

И бегом помчался по лестнице наверх, из подвала. Однако доверху не добежал – затормозил. Где-то совсем рядом разговаривали двое. Эти хриплые голоса не спутаешь ни с какими другими – то были голоса гениев. Впрочем, многие исполнители – бывшие гении, это в Риме знали почти все.

– Ты уверен, что на всех исполнителей можешь положиться? – спросил один из гениев.

– Разумеется, не на всех. Но на многих. На большинство.

Сумка Логоса приоткрылась, из нее высунулся лоскут, хищно зашевелил бахромой лохмотьев.

– Назад, – прошипел Логос.

– Не бойся, Гюн, – отвечал гений там, наверху, отворяя дверь – ее пронзительный скрип заставил притаившиеся в сумке лоскуты затрепетать. – В нужный день меня будут окружать самые преданные.

Они вошли в помещение наверху. Клацнула стальная дверь. И о чем они теперь говорили в таблине Макрина – не разобрать.

Логос выскользнул из подвала.

После известия о поражении в Готии и о нападении виков на Франкию Город сразу опустел. То ли люди боялись выходить из дома, то ли жара их мучила, то ли тревога. Даже исполнителей нельзя было заметить. Время от времени вигил появлялся, чтобы заглянуть в таверну и выпить воды со льдом. А, выпив, тут же исчезал.

Береника, Серторий и Гюн сидели в пустом кафе. Единственные посетители. Хозяйка лениво по третьему разу протирала столы.

– Куда же все подевались? Неужели расхотелось есть? Жирненькие римляне, ау! – засмеялась Береника.

На ней была туника из тончайшего белого хлопка, такая тонкая, что без труда можно было разглядеть узенькую полоску кинктуса. Нагрудной повязки она не носила.

– Струсили, – ухмыльнулся Гюн. Он пил воду со льдом и демонстративно вздергивал верхнюю губу, скаля белоснежные зубы. Оттого его уродливое лицо становилось еще безобразнее, бугры мяса под кожей вспухали огромными болячками.

– Что ты думаешь об этой «героической» смерти Александра? – спросил Серторий.

Он был уверен, что «подвиг» Александра – бессовестное вранье. Но привык, что вместо очевидного ответа от людей можно услышать поразительные нелепости. Интересно, что ответит гений.

– Я бы на месте Бенита сообщил то же самое. И неважно, кто на самом деле пришил его сынишку. Гражданам Империи это знать ни к чему.

Серторий удовлетворенно кивнул: гений его не разочаровал. Между гениями и людьми гораздо больше сходства, чем кажется на первый взгляд.

– Эта смерть не может нам помешать? – Беренику всегда интересовала лишь практическая сторона дела.

– Нет, смерть идиота нам лишь на пользу. От Макрина никаких известий. Скорее всего, погиб. Или обделался от страха и забился в нору. Что в принципе одно и то же. Теперь я командую исполнителями, – приосанился Гюн. – Преторианская гвардия покинула Город. Остались только ветераны – не больше одной когорты. Исполнители без труда заблокируют преторианцев в их же лагере. Связываться с ними не будем – это опасно. Но и наружу они не выйдут. Через пару месяцев, когда у них кончатся припасы, с этими ребятами можно будет договориться. Кто способен оказать сопротивление, так это вигилы. Они еще со времени ареста Курция точат на нас зубы. Но против толпы они не пойдут. Пугнем хорошенько, и «неспящие» разбегутся, как зайцы. Ты займешься лагерем беженцев, Серторий.

– Что ты предлагаешь? – спросил тот. Ему было жарко. В который раз он отер лоб пестрым платком. Он тоже пил воду со льдом. Как замечательно сидеть в уличной таверне и пить воду со льдом, когда где-то далеко идет война. Там – грязь, кровь, боль. А здесь – тишина. Сразу понимаешь, какой ты счастливец.

– У нас много пришлого люда – проходимцев и просто беженцев, которым некуда деваться из Готии, из Хорезма, даже серы – , и те есть. Все беженцы устремляются в столицу – надеются, что здесь им помогут. Но всем на них плевать. Это порох, и надо лишь щелкнуть зажигалкой. Вот! – бывший гений швырнул на стол пачку рукописных страниц.

– «Критика Готской кампании», – прочла Береника заголовок.

– Я – бывший гений самого бога Логоса. То есть гений вдвойне, – самодовольно сообщил Гюн. – Человек мягок. Прометей вылепил его из глины и забыл обжечь. В одних условиях большинство превратится в преданных псов. В других – в милых безвольных хныкалок, которые не смогут раздавить и клопа. Но стадо можно превратить в убийц и зверей. И мы будем руководить этим стадом.

– «Несведущий должен следовать за руководством разумного и быть под его властью», – прочел Серторий первую фразу и почти без изумления обнаружил, что Гюн слово в слово повторяет мысль Платона. – Может быть прежде, Гюн, ты был гением самого Платона?

– Может быть, – Гюн вновь оскалил зубы.

– Монголы разбили наши легионы под командой Макрина, и от Готского царства ничего не осталось… – начал рассуждать Серторий.

– Тем лучше для нас, – перебил его гений. – В Италии практически нет боеспособных соединений. Вики очень удачно напали на Франкию. Если Бенит там увязнет, то Рим – наш. Монголы разгромят римлян, а мы свергнем Бенита.

– А что дальше? – осторожно спросил Серторий.