Всадник без бороды
(Юмористическая повесть) - Страница 15

Каждый верблюд был нагружен двумя большими клетками, в которых сидели десятки, сотни птиц. Клетки прикрывались от солнца материей, но духота и пыль измучили пернатых пленников: там, где материя сбилась или сдвинулась, виднелись птицы, сидящие с раскрытыми клювами, закрытыми глазами. У многих были бессильно распахнуты крылья. Время от времени из клеток раздавался слабый крик или клекот; медленно, как осенний лист, падало на землю яркое перышко.

— Мрачный караван, — покачал головой Алдар-Косе, — он везет в клетках волю и простор… А, Желмая? Ты ведь тоже думал, что нет никого на свете вольнее, чем птица, любимица неба?

Каких только птиц не было в клетках! Черные лебеди и белоснежные чайки, зеленые попугаи и пестрые дрофы, красноклювые фламинго и розовые пеликаны — всех не счесть! Птицы толстые и маленькие, глазастые и хвостатые, яркие, как пламя костра ночью, и сизые, как пасмурный день.

Алдар-Косе представил себе на мгновение, как пели бы они сейчас, если б жили на свободе, как радостно они перекликались бы друг с другом, как привольно шумели бы крыльями, и ему стало грустно.

— О, аллах сжалился над нами и послал нам ходжу! — вдруг раздался крик караванщиков. — Рассуди нас, ходжа!

Алдар-Косе опустил плечи, расправил бороду, и Желмая зашагал навстречу спорщикам.

Одного из караванщиков обвинял в воровстве ученый мулла в шелковой чалме, в богатом халате. Это ему принадлежал верблюд, на котором были дорогая сбруя и седло с зонтом.

Караванщик, худой и черный, словно обгорелый сучок, клялся, как только может клясться человек, верящий в справедливость, в том, что он невиновен.

С их обоюдного согласия Алдар-Косе взялся рассудить дело.

А дело было несложно: караванщик, шагающий последним, нашел оброненный кем-то кошелек.

Он сразу догадался, что этот кошелек выронил тот богатый ученый мулла, который присоединился к их каравану вчера днем.

Караванщик пробежал вперед, поравнялся с верблюдом, на котором ехал богач, и отдал ему кошелек.

Богач обрадовался, зашлепал ладонями по бедрам, словно петух, пытающийся взлететь.

— Суюнши! — закричали караванщики, останавливая верблюдов. — Суюнши!

Суюнши — это старый обычай: вознаграждение за сообщение доброй вести. Раз караванщик сообщил мулле: «Вот ваш потерянный кошелек!» — то за это ему полагалось суюнши от владельца кошелька.

Алдар-Косе прикрыл глаза и, слушая рассказ муллы, тотчас же представил себе, как развивались события.

— Ты достоин суюнши, — сказал мулла, — аллах свидетель. Ты получишь награду!

Мулла полез в кошелек, чтобы выбрать для караванщика монету помельче, но в кошельке были одни лишь золотые.

Тогда мулле стало жалко самого себя: ведь если каждому нищему давать по золотой монете, то так и самому можно обнищать. И он решил ничего не давать караванщику. А так как отказать в суюнши было уже невозможно, то он применил старый, испытанный ход: обвинил честного караванщика в воровстве.

— Аллах свидетель, ты достоин награды, — продолжал бормотать мулла, высыпая себе на колени содержимое кошелька и делая вид, что он бегло пересчитывает монеты. — Девяносто восемь! — воскликнул он. — Смотрите, о правоверные! Здесь девяносто восемь монет, а у меня их было сто! Этот мошенник, этот нищий украл две монеты из моего кошелька!

Алдар-Косе, закрыв глаза и слегка покачиваясь в седле, отчетливо представил себе, как это все происходило… Неумудренному в спорах и хитростях караванщику, конечно, никогда и в голову не могло бы прийти, что богатый ученый мулла действовал, как мелкий мошенник: монет-то в кошельке было сто, но пока мулла их пересчитывал, он две успел спрятать в рукав халата или еще куда-нибудь. О аллах, сколько раз Алдар-Косе сам проделывал это. Правда, от этих проделок никогда не страдали бедняки…

— О ходжа! — певуче проговорил мулла. — Ты сам можешь убедиться — здесь девяносто восемь монет. Две исчезли! Украсть их мог только тот, кто поднял кошелек. Выпасть они не могли — кошелек был хорошо завязан!

— Да, ходжа, завязан кошелек был крепко, — подтвердил караванщик. — Выпасть они не могли. Но и я их не брал! Клянусь аллахом всемогущим! Я не вор!

И, словно в подтверждение его слов, застонала какая-то птица.

— Мало ли что будет говорить этот нечестивец! — вскричал мулла. — Он еще клянется аллахом! Не сам же я у себя украл две монеты? Кто умеет воровать, тот умеет и лгать!

Алдар-Косе улыбнулся в бороду и поднял руку:

— Недаром говорится — увидев свое отражение в воде, лжец сказал: «Вода врет!» Тише, правоверные, тише! Ложь — больной зуб, который нужно скорее вырвать!

Наступила такая тишина, что стал слышен птичий плач.

— Ты, мулла, утверждаешь, что он тебя обокрал? Как ты это докажешь?

— Здесь было сто монет, а теперь двух не хватает, — усмехнулся мулла. — Вот мое доказательство.

— Да, оно справедливо, — произнес Алдар-Косе немощным старческим голосом. — Но раз в твоем кошельке было сто монет, а здесь девяносто восемь, то это не твой кошелек.

— Как… не мой? — опешил мулла.

— Но в твоем же было сто монет? — Алдар-Косе с удовольствием наблюдал, как лицо муллы из красного стало синим, а из синего — серым: богач понял, что он попал в собственную ловушку. — Поэтому, я возвращаю кошелек караванщику. А когда он встретит настоящего владельца, то отдаст деньги ему. Я сказал. Во имя аллаха справедливого и всемогущего!

— Будь проклят день, когда я связался с этим караваном! — всхлипнул мулла и со злостью бросил кошелек на землю.

И в то же мгновение Желмая вздрогнул, подпрыгнул на месте, да так, что Алдар-Косе чуть не вылетел из седла.

— Что случилось? — покряхтывая, спросил Алдар-Косе.

— Мулла попал кошельком в колено твоему верблюду, о ходжа! — объяснил один из караванщиков.

— Я не завидую мулле, — сдерживая улыбку, промолвил Алдар-Косе.

Желмая, вздрагивая всем телом и гневно поглядывая на муллу, небрежно пошевелил нижней губой — плюнул мулле прямо в бороду.

— A-а, шайтан! — закричал мулла. — Я убью это животное! Эй, правоверные, на помощь! Он оскорбил слугу аллаха!

— О мулла, — посоветовал Алдар-Косе, — этот верблюд не простой верблюд. Он такой же ходжа, как и я. Он мулла среди верблюдов. Не надо его оскорблять. Он очень обидчивый.

— Это не верблюд, это порождение шакала и свиньи! — продолжал мулла, выжимая бороду. — Он…

Но тут Желмая плюнул второй раз, и слуга потащил муллу под зонт. Там он вылил на своего хозяина половину бурдюка воды, и только тогда мулла снова смог открыть глаза.

— Вот видите, — отъезжая подальше от муллы, сказал Алдар-Косе караванщикам, — золото доставляет неприятности не только людям, но и верблюдам. Караванщик, возьми же свой кошелек!

Все еще не веря своему счастью, худой, до черна прокопченный солнцем караванщик бережно взял кошелек.

— Эй, ходжа! — произнес мулла, провожая взглядом кошелек. — Пусть золото не мое. Но почему ты решил, что этот голодранец не вор? Может, он украл все-таки две монеты?

— Если бы этот человек хотел украсть, — устало ответил Алдар-Косе, — то он украл бы весь кошелек. Ведь никто же не видел, как он его поднял с дороги. А он честный казах и пошел искать владельца. Не его вина, что владельца не нашлось. Да, очень жаль, мулла, что это не твой кошелек. Может быть, тогда и мой верблюд отнесся бы к тебе с большим почтением!

Слуга помог мулле взобраться в седло, и там богач затих, укрывшись в тени зонтика.

Подъехав к мулле, Алдар-Косе произнес тихо, чтобы никто не слышал:

— Не потеряй хотя бы тех двух монет, которые ты держишь в рукаве!

Мулла схватился было за рукав, но понял, что жест выдал его. Он посмотрел на Алдар-Косе ненавидящим взглядом и отвернулся.

Караванщики собрались у последнего верблюда и рассматривали монеты — ведь никто из них никогда и не видел столько золота сразу!