Время. Ветер. Вода (СИ) - Страница 64
Мы вошли в подъезд. Прощаться не стали, он просто сказал: «Я позвоню» и побежал к себе.
В квартире стояла привычная тишина. Ничего не изменилось.
Время в ней текло совсем иначе. За четыре дня моего отсутствия жизни четверых людей безжалостно встряхнуло, перекрутило и вывернуло наизнанку, а здесь царили безмятежность и уют.
Дома было хорошо. Спокойно. Безопасно и предсказуемо. Дома я могла снова стать собой и позабыть о неприятном приключении, словно ничего не произошло.
Я ни в чем не была виновата и не сделала ничего дурного. Случившееся на реке — нелепый несчастный случай. «Можно всю жизнь ходить под куполом по канату, — говорила Вика. — И подавиться рыбной костью». Мокрая дорога, рассветный туман, неизвестно кем наваленная куча коряг, строптивая, опаздывающая на лодку Вика. Машина, водитель которой наверняка даже не заметил, что задел Макса. Кто мог предположить, что всё так обернется? Точно также, как невозможно было предположить, что у Артёма сведет ногу, и что я выпущу плот.
Первым делом я залезла в душ. Под тёплую, ласковую, расслабляющую воду.
Наверное, Артём был прав, когда твердил, что не хочет собаку. Стоит привязаться к кому-то, полюбить, и ты обречен. Больше себе не принадлежишь. Мысли твои тут же наполняются неясными волнениями, ожиданиями и надеждами. Горечью разочарований и ужасом потерь.
Ты становишься податливым, зависимым и беззащитным. Тебя так просто ранить, а может даже и убить. И как не силься, сколько не пытайся удержать, плот всё равно выскальзывает из твоих пальцев, и ветер уносит его в неизвестном направлении.
Я так старалась быть хорошей, понимающей подругой. Мне нравилась Вика. В какой-то мере я восхищалась ею и, как выяснилось, очень сильно привязалась к ней. Она ужасно поступила со всеми, но мне хотелось её вернуть. Услышать её голос, смех, увидеть блестящие глаза, обнять и почувствовать запах духов. Простить я бы её никогда не смогла, но осознавать, что мы расстались навсегда, было невыносимо.
Так же, как невыносимо думать о Максе. Которого до того злополучного вечера в санатории я считала идеальным человеком. И я просто отказывалась верить, что он мог погибнуть, потому что таких людей на свете единицы. Он, не колеблясь, спас тонущего мальчика, не задумываясь, кинулся помогать слепой старушке, он вернул мою коробку с игрушками. И, если бы не Вика, никогда не позабыл бы об оставленных в шкафчике магазина капустных пирожках. Он бы никогда не предал Артёма. Ему нравилось быть воображаемым. Но его жизнь была в моих руках, и я принесла её в жертву своим чувствам.
Однако с Артёмом всё обстояло ещё хуже и сложнее. Он был жив, здоров, и между нами не произошло никакой ссоры. Вот только эта рана терзала сильнее всего. Он сделал всё, чтобы привязать меня к себе, влюбить, не оставляя и малейшего шанса на спасение.
Ему, которому официантки пишут свои телефоны на счетах, за которым стоит очередь из актрис типа Вики, вдруг понадобилось зачем-то играть со мной: чудачкой и маменькиной дочкой, лохушкой, сочиняющей глупые романтические сказки, падающей в обморок в клубах и спящей в обнимку со старым осликом.
Со мной, которой много и не нужно было, я и так сразу полюбила его, с самого потопа, с того момента, как увидела. Я ничего не просила и ни на что не надеялась. Я просто находилась в стороне и наблюдала, но ему недостаточно было моей тихой, молчаливой любви, условия требовали её физического подтверждения и полной, безоговорочной победы. И всё для того, чтобы просто сыграть в игру, в которую никогда прежде не играл. Наверное, Вика была права, говоря, что я маленькая и совершенно ничего не понимаю в любви.
Я сунула грязную одежду в стиральную машинку, без аппетита съела последние сосиски, вытерла пыль во всей квартире и, готовясь к приезду родителей, пропылесосила.
Все эти дни мы почти не спали, но я знала, что всё равно не смогу уснуть, что буду лежать и постоянно думать обо всём случившемся, прокручивая их лица в своей голове снова и снова. Их поступки и слова. Сожалеть о ссоре с Викой, корить себя за Макса и погибать от любви, с которой я ничего не могла поделать. Прошло всего три часа с момента, как мы попрощались на лестничной клетке, а я уже невыносимо скучала.
Деревья перед окном опушились зеленью, снега больше не было, асфальт высох, и двор заливало солнце. Белые голуби в привычном счастливом полёте накручивали круги.
Я торопливо надела майку с Тедди и шорты. Краситься не стала, волосы не досушила.
Заледеневший кусок чувств начал стремительно оттаивать.
До моего прихода Артём спал. Открыл дверь раздетый, в одних спортивных штанах, взъерошенный, недовольный, с полуприкрытыми глазами. Но, увидев меня, тут же встрепенулся:
— Что-то про Макса?
— Нет. Я поговорить.
Он застонал и схватился за голову:
— Ладно, проходи на кухню, сейчас приду.
Но на кухню я не пошла. Отправилась за ним в спальню и встала в дверном проходе, наблюдая, как он ищет на тумбочке возле разобранной кровати с шелковым постельным бельём свои таблетки.
Балкон был приоткрыт, и по комнате гулял освежающий ветерок.
— Знаешь, Артём, я тебя люблю, — произнесла я поспешно, с громадным облегчением избавляясь от этого груза. — Решила, что должна сказать, потому что больше не могу об этом думать.
Он медленно отставил стакан, которым запивал таблетки, также медленно обернулся, вытер тыльной стороной руки рот.
— Я что-то должен ответить?
— Нет.
— Это хорошо. Никогда не знаю, что г-говорить в таких случаях.
— Не нужно говорить. Я просто сказала и всё. Не могла заснуть.
— Надеюсь, это никак не связано с тем, что ты меня спасла? Ну, то есть, это не значит, что раз я об-бязан тебе жизнью, то и жениться должен?
— Конечно, нет.
Он заметно смягчился и попытался улыбнуться:
— Извини. Я в очередной раз тупо и отвратительно поступил. Просто ты на меня как-то странно д-действуешь. Так, что начинает казаться, будто ты и в самом деле видишь во мне нечто стоящее. Будто я могу чего-то т-такое необыкновенное. Но я не могу. Только делаю вид. Я п-плохой, Витя. И ты уже об этом знаешь. А ты хорошая. Ты настоящий человек. Я таких почти никогда не встречал. Просто ты девушка, и я не сразу это понял. Нет, понял, но до конца не верил, что это всё т-так искренне, — он потупился. — Поэтому пусть это буду не я. Не я буду тем, кто закалит тебе характер неоп-правданными ожиданиями и разочарованиями. Ещё раз прости, но я рад, что всё очень вовремя прояснилось и встало на свои места. Очень в-вовремя.
Сунул обе руки в карманы и, чуть опустив голову и глядя исподлобья, выжидающе замер.
— Зачем ты постоянно внушаешь себе, что ты плохой?
— Это не обсуждается. Сказал, как есть, чтобы п-поняла.
— Хорошо. Пожалуйста, забудь мои слова. Будем дружить, как раньше.
— Нет. Дружить мы не будем.
— Как? Почему?
— Я не смогу с тобой д-дружить.
— Но всё же нормально. Ничего не изменилось.
— Ты подумала, и я подумал. Хорошо, что ты п-пришла, и я сказал тебе это, потому что сам бы не решился ничего объяснять. Я бы струсил. С-сбежал, как твой Каро. А сейчас ты застала меня врасплох. И не н-нужно смотреть так, словно опять ничего не понимаешь.
— Я всё понимаю. И никогда ни на что не рассчитывала, можешь не беспокоиться насчет этого. Но почему мы больше не сможем дружить? Это несправедливо. Почему со мной нельзя дружить? Ты же сам сказал, что я хороший человек, так разве зазорно дружить с хорошим человеком?
Он резко закрыл мне рот ладонью и оказался так близко, что пальцы сами собой сомкнулись за его спиной.
— Хватит. Продолжишь в том же духе, и у меня п-потом никаких слов не хватит, чтобы извиниться.
Недовольно снял мои руки и вышел в коридор.