Время увядающих лилий (СИ) - Страница 56

Вот король и впал в тяжёлые размышления, прекратив бег по комнате и пытаясь окончательно разобраться со сложившейся к этому дню ситуацией. Начать следовало с того, что в сражении при Палестрине, помимо обоза с большей частью неапольской добычи, была потеряна набранная пехота из швейцарцев-наёмников, а также артиллерия, точнее те орудия, которые не пошли на укрепление обороны неаполитанских крепостей.

Зато немногим меньше пяти тысяч конницы, основу французской армии и её самую боеспособную часть удалось сохранить. А сохранив, ещё и провести до Сиенской республики, попав в которую, король рассчитывал не только на короткий отдых, но и на укрепление договорённостей с её правителем и сенатом.

Получилось ли? Увы, только частично. Представители Пандольфо Петруччи вежливо улыбаясь, снабдили провиантом, кормом для лошадей и пожелали счастливого пути, но не более того. Дали понять, что с недавних пор Сиена является союзником Венеции, а с Францией они готовы разговаривать, торговать, но и только. Естественно, до тех пор, пока из Венеции не донесутся иные советы. А ещё намекнули, что восстанавливающаяся Пизанская республика — без Пизы, которую войскам герцога Флорентийского удалось вернуть под свою власть, с временной столицей в Ливорно — усиленная как раз отрядами «наёмников» из Сиены скажет королю Франции примерно то же самое.

Оправдались опасения Луи де Ла Тремуйля касаемо фра Джироламо Савонаролы, который действовал только в собственных интересах, легко и непринуждённо забывая данные лично им обещания. Именно «говорящий с Господом» проповедник стал главной фигурой восстания и сейчас продолжал подминать под себя уже не только Ливорно, но и находящееся вне городских стен. Потому то остатки французской армии и постарались проскочить эти земли, особо на них не задерживаясь. Мало ли что придёт в голову столь непредсказуемому человеку! Карлу VIII было особенно обидно, что плодами, которые взращивались для него, воспользовалась… Венеция. И что-либо изменить уже не представлялось возможным.

Ему хотелось бы, чтоб проблемы на этом закончились, но и этого утешения не наблюдалось. Пользуясь тем, что герцог Миланский должен был немалую часть войск держать ближе к Флоренции и Папской области, венецианцы ударили по всем крепостям, которые находились севернее столицы герцогства, то есть Варезе, Комо, Лечче и прочим, не столь уж хорошо защищённым, с немногочисленными гарнизонами и не самыми крепкими и высокими стенами. Нагло, демонстративно, но вместе с тем показывая, что желают оторвать от герцогства его северную часть, не более того. Мавру же оставалось разрываться от желания бросить войска на север и опасениями, что едва он сделает это, к югу успеет подойти другая часть венецианской армии, куда более многочисленная и под командованием одного из командиров, одержавших победу при Палестрине, герцога Мантуи. А там могут и войска Борджиа подтянуться, что окажется для власти Лодовико Сфорца приговором. Против объединённых сил Венеции и Рима он мало что мог бы сделать.

Зато Мавр сделал другое — начал одолевать Жильбера де Бурдон-Монпансье просьбами о помощи, частыми и настойчивыми. И тот вроде бы был готов оказать помощь, но чуть позже, когда убедится, что не придётся собирать все имеющиеся силы и спешить на помощь своему королю.

Спешить же придётся — теперь это было понятно всем. И на помощь не самому Карлу Валуа, сумевшему, пусть и с большими потерями, но вырваться из «Неапольской ловушки», а во Францию, чтобы как можно быстрее подавить мятеж и главное — вернуть наследника короны, похищенного собственной матерью. Это сейчас было важнее всего прочего!

— Вы уверены, что это именно Борджиа, Луи? — вышел, наконец, из раздумий король. — Бретань — это не их интерес, им не должно быть дела до этого далёкого от Италии герцогства.

— Они ослабляют Ваше Величество, ударяя в уязвимые места. Борджиа — я уверен, что это они — будут поддерживать Бретань деньгами, припасами посредством своих испанских союзников, наёмниками тоже. Вам нужно спешить в Париж!

— Вы правы, маршал, — недовольно вымолвил Карл VIII, подходя к креслу и даже не садясь, а падая в него, словно разом лишившись сил. — Бретань сейчас главное, а потому вся гвардия и большая часть рыцарской конницы отправится со мной. Вы же останетесь здесь, иначе потеряем всё, а не только Неаполь.

— Я не уверен, что мы сможем удержать и Милан, Ваше Величество, — мягко, но настойчиво, с чувством полной уверенности в своих словах произнёс де Ла Тремуйль. — Борджиа, особенно Чезаре, считают Лодовико Сфорца своим врагом и даже… предателем. Он позвал вас на итальянские земли, а значит это не должно остаться без наказания. Венеция с севера, а потом Борджиа двинутся на Парму, а захватив её, на Милан. Похоже, они уступили Венеции Сиену, а значит говорились о разделе всего итальянского пирога.

— Борджиа захотят всё!

Маршал лишь развёл руками, демонстрируя, что это да, но…

— Потом Борджиа могут сцепиться с республикой. Но не сразу. Они умны и не станут бросаться сразу на всех, кто вызвал их недовольство. Сперва додавят Орсини и Колонна, затем Милан… или наоборот, я не знаю. Поэтому я и осмеливаюсь посоветовать Вашему Величеству сосредоточиться на удержании того, что удержать возможно.

— Милан ценен!

— Очень, — охотно согласился маршал. — И нам лучше поддерживать Мавра… насколько сможем. Пока он будет удерживать хотя бы часть своих владений, мы будем иметь возможность сделать его ещё больше зависимым от Франции.

— А не боитесь, что он снова сменит сторону? Его не зря прозвали Мавром.

— Нет, мой король. Борджиа его не примут, скорее уж Чезаре с доброй улыбкой подсыплет ему один из своих ядов, которые не обнаружить и не опознать. Вот это опасно, нужно убедить герцога, что любые переговоры с Борджиа — его смерть. Я думаю, что уже подготовлен кто-то на замену герцогу. Кто-то, имеющий пусть не бесспорные, но права на трон Милана.

— Сын Джан-Галеаццо?

Де Ла Тремуйль скептически хмыкнул в ответ на предположение д’Обиньи. Талантливому полководцу и большому мастеру в тайных делах не верилось, что Борджиа сделают ставку на эту даже не фигуру, скорее простую пешку в большой политике.

— Это было бы слишком просто и предсказуемо для таких интриганов как Родриго Борджиа и его сын.

— Катарина Сфорца! — прорычал Карл Валуа, сжимая руки в кулаки от бессильной злобы. — Такое возможно, Луи?

— Этот тамплиер… мог, — немного подумав, согласился маршал. — Он любит удивлять своих врагов и даже друзей. Тогда, Ваше Величество, остаётся последнее… Наши друзья в Папской области, которых скоро окончательно раздавят. Мы не сможем помочь им там. Не в ближайшее время.

Добавить было нечего. Все трое понимали, что если Борджиа и не осмелятся вот прямо сейчас проделать с Орсини и Колонна то, что уже сделали с Бентивольо, делла Ровере, а теперь ещё и с Бальони, то всё равно оба самых богатых и влиятельных рода Папской области лишатся немалой части земель и особенно крепостей

— Используйте Джулиано делла Ровере, маршал, я оставляю его здесь, вам. Ему некуда деваться, он теперь предан как собака, больше ему не на кого надеяться. Только на Францию.

Карл VIII знал, что именно де Ла Тремуйль лучше прочих способен использовать одного из злейших врагов Борджиа. Оттого и оставлял ему это оружие. Самого же его ждала Франция, потрясённая случившимся в Амбуазе. И дело было даже не в бегстве королевы, а в том, что ей удалось увезти с собой законного наследника французской короны. Вот это было действительно опасно!

Папская область, Рим, март 1494 года

Непривычное ощущение, с какой стороны ни посмотри! Ещё с начала своей карьеры наёмного убийцы я привык быть рядом с местом приложения усилий. Ладно, пусть не совсем рядом, но и не на слишком далёком расстоянии. Даже после того, как волею не то богов, не то демонов, не то каких-то иных высших сил меня забросило сюда, в тело юного Чезаре Борджиа, я по сути не изменял сложившейся традиции. Старался находиться ближе к боям, врагам, союзникам… не изменяя привычкам до совсем недавнего времени. А потом вдруг р-раз и пришла пора осознать и принять изменившуюся действительность. Как раз после битвы при Палестрине, которая стала ключевой в сражении за Италию.