Время, пространство и знание - Страница 53
Когда мы оцениваем свой опыт в терминах принятых нами наименований, мы теряем возможность найти более глубокую ценность. С одной стороны, мы можем увидеть только то, на что соответствующие имена нам указывают, а с другой — у нас нет слов, чтобы выразить или поддержать новые подходы в интерпретации или в отношении к «известным» опытам. «Я» навешивает ярлыки, а ярлыки увековечивают пребывание «я» в знакомой области, не неся тем самым «я» какой-либо реальной помощи.
Эта тенденция именования фактически выходит даже за пределы того общего вызываемого ею тренда фрустрации, поскольку она ведет к ненужному умножению негативных ярлыков и «нежелательных» переживаний. Хотя возникают многие виды осознавания и переживания, фактически несущие крайне полезные и проникающие энергии, из-за того, что они слишком динамичны и необычны для консервативного «я», они кажутся угрожающими и соответственно обозначаются как «паранойя», «шизофрения» и т. д. Если мы находим себя в средоточии таких энергий, мы тотчас обозначаем их согласно диктату общепринятой договоренности, теряя из виду их внутреннюю ценность и расстраиваясь по поводу того, что мы «шизофреники». Мы можем больше пострадать от потери ориентации вследствие отождествления с ассоциациями наших ярлыков, чем от потенций самих переживаний. Этим и многими другими путями мы превращаем сферу своего опыта в испещренную и холодную ледяную пустыню, «под» которой продолжает течь река энергии, несущая возможность утешения и обновления.
Эта бодрящая энергия на самом деле — не в глубинах или ниже общепринятых поверхностей, но это, вероятно, простейший способ представить ее вначале. Однако ее откупоривание нельзя произвести, ни докапываясь до нее, ни пытаясь заставить «я» остаться в контакте с ней. Скорее, ударение следует сделать на том, чтобы позволить дополнить узкую изоляционистскую точку зрения «я» (с ее акцентом на отдельные акты познавания) более широким и непрерывным участием более высокой «познавательности». Эта «познавательность» равновесно охватывает все грани обычной видимости, и в этом смысле она «в» опыте, а опыт «в» ней. Согласно этому видению ни одного аспекта опыта нет «вне» или независимо от познавательности. Все теперь «внутри». Посредством этой «познавательности», которая есть «во» всех психологических энергиях, мы можем свершить некоторый вид естественной алхимии и трансформировать обычно мучительные эмоции и тенденции. Такая «трансформация» необязательно требует изменений, а просто ведет к тому, чтобы быть в энергиях, которые мы есть.
Такой подход к интеграции и равновесию значительно эффективнее терапий, рассматривающих «лечение» как «изменение». Если мы намерены изменить что-то, ясно, что мы не в этом.
Терапии, которые добиваются повторного проживания или проработки травм, успешны в действительности настолько, насколько успешны, потому что они заключают в себе степень контакта с познавательностью, которая есть в травматических чувствах. Если это понятно, тогда терапия может продвигаться непосредственно и не будет зависеть от попыток втолкнуть «я» в эти чувства, ибо этот последний подход все еще, как утверждается, состоит в перемещении чего-то, что находится «снаружи». Лучше обратиться к исцеляющему качеству, которое уже присутствует и отзывчиво к более положительным измерениям того, что кажется «мучительным».
Если посредством этой «познавательности» мы сможем остаться внутри того, что нас тревожит, только несколько минут, мы можем трансформировать его негативное влияние. А затем, сделав его «положительным», мы можем использовать познавательность для расширения времени так, что сможем радоваться этой положительной ситуации, сколько захотим.
В качестве примера этих моментов мы можем рассмотреть чувство «любви». Любовь несет полноту; она вдохновляет на открытый, честный, свободно текущий вид бытия. И тем не менее часто оказывается, что она сопровождается сильными эмоциональными поворотами и проблемами. Очевидно, вовлекается что-то более тонкое, что примешивается к положительному качеству любви. Это тонкое вмешательство обязано тому, что любовь возникает из фундаментального характера голода, присущего тенденции «я» к «консолидированию». Наша любовь основывается на глубоко внедрившемся чувстве утраты равновесия и жажде получать.
Хотя сущность любви суть истинное целительное качество, если мы прямо не контактируем с ним, есть опасность, что все наши отношения и попытки любить окажутся запятнанными жаждой. Тогда все наши положительные действия и чувства могут измениться подобно скисанию молока. Страстное желание создает сжимающее поле (или «пространство»), в котором нет места никаким положительным открытым чувствам и оздоровлению. Начальная очарованность или тревога стимулируют страстное желание, дающее дорогу присвоению, чтобы лишь создать дальнейшую тревогу — вместо полноты и достаточности. Этот основанный на стремлении процесс заразителен; когда он начинается, его почти невозможно остановить.
Подобно нити, на которую нанизаны четки, стремление (основанное на застывшей вере в автономное «я») замыкает и увековечивает наши бесконечные циклы фрустрации. «Я» тащит в сторону, оно не полностью в переживании, так что тотчас начинается низшее время. Это подобно тому, как если бы «я» спокойно покоилось внутри яйца. Как только «я» разбивает яйцо и высовывает голову наружу, оно становится объектом непрерывных мучений. Оно немедленно испытывает необходимость метаться в попытках коллекционировать и фиксировать вещи. «Я» добивается любви, а это указывает на то, что оно не в любви. Это целиком следует из попыток «я» консолидировать себя и свой мир вне континуума познавательности, отсюда оно нуждается в знании.
Наша текущая модель любви, основанная на низшем знании, имеет изъян на фундаментальном уровне. Никакая интенсификация усилия в этих направлениях, никакие вариации этой темы не в состоянии разрешить проблему. Это же верно и в отношении всех наших подходов к полноте осуществления.
Древняя притча говорит об этом следующее: «Когда-то земля была покрыта восхитительной, несущей полное удовлетворение субстанцией. Оставалось только наклониться, где бы вы ни были, и набрать пригоршню этой манноподобной пищи. Но мало-помалу люди решили собирать и запасать эту субстанцию, чтобы обеспечить легкий подход к ней и доступность ее в будущем. В результате запасы ее истощились и в конце концов исчезли. Тогда она была заменена новым источником пищи, потребовавшим более постоянного усилия для ее производства. И снова озабоченные попытки владеть и запасать эту пищу повели к ее исчезновению и замене товаром, требовавшим еще большего усилия и внимания. Природа этого товара вела к увеличению забот и усилий по его «обеспечению» и так далее.
Подобным же образом ориентация на низшее знание в отношении основных аспектов жизни может возыметь обратное действие на полноту удовлетворения, хотя количественно они могут быть и изобильными. Используя же незамкнутое «познавание», можно откупорить нектар любви и открыть неограниченное, исцеляющее и несущее полноту осуществления качество. Тогда мы воистину в любви, и сама эта любовь — не предмет обладания, а дар, несущий радость и разделяемый внутри «познавательности».
В этой перспективе безграничная полнота осуществления доступна во всех ситуациях, мыслях и эмоциях, обозначает ли общепринятая условность их «положительными» или «отрицательными». Этот смысл «в» или «внутри» существен для того, что мы могли бы назвать полнотой Бытия. Для Бытия все есть «в».
Когда мы способны прямо проследить «познавательность» так, что все видно, как находящееся внутри нее, и нам более не нужно искать ее в изолированных «вещах», наши приоритеты переключаются так, что мы сможем видеть «познавательность» как первичную. Нет выражающих ее «вещей», есть просто сама ясность; «познавательность» неисчерпаема и никогда не может быть ни разделена на маленькие познаваемые пакеты, ни очерчена известным содержанием любого вида.