Время перемен. Дилогия (СИ) - Страница 13

– Доставлен обед! – торжественно изрек «домовой».

– Пусть оставят внизу.

– Не положено,– возразил «домовой».

В отличие от меня, он в курсе всех сервисных новшеств.

Чертыхнувшись, я накинул халат и пошлепал вниз.

Внизу я обнаружил тоненькую высокую девчушку лет пятнадцати-шестнадцати в сарафане, с льняной косицей, обернутой вокруг головы, и в фартучке с бисерной надписью: «Народная кухня». Девчушка весело болтала с кем-то по моей визуалке. Меня удостоила лишь мимолетным взглядом.

– Ваш заказ, сударь.

– Я заказывал грузинскую кухню! – заметил я.– Русскую я собираюсь опробовать вечером.

Девочка одарила меня еще одним взглядом, улыбнулась, продемонстрировав ямочки:

– Вы, наверное, давно дома не были, сударь? Мы готовим все национальные кухни.

– Так уж и все? – я приподнял крышку одного из контейнеров.

Восхитительный аромат харчо взмыл к моим ноздрям.

– Если пожелаете, могу накрыть стол,– предложила девчушка.

– А составить компанию?

– Не положено. Где вы желаете обедать?

– В столовой. «Домовой», проводи.

На ковер прыгнул лазерный «зайчик» и заскользил в столовую.

Я поднялся наверх, быстренько переоделся в предложенные «домовым» рубашку и шорты. Белые, без выкрутасов.

Когда я спустился вниз, девчушка уже накрыла стол и любовалась украшающей стены оружейной коллекцией.

– Нравится? – спросил я.

– Ничего. Старомодно, конечно, но забавно. Вы археолог, сударь?

Эдак несколько свысока. С милой надменной улыбочкой. Верно мой дед вещает вот уже лет тридцать: нет у нынешней молодежи почтения к старшим.

– Нет.

– Журналист?

– Тоже нет. Я офицер.

– Да? – В глазах зажглись искорки интереса.– И в каких чинах?

– Недавно дослужился до майора.

Искорки погасли.

– У меня папа – полковник. Но вы, сударь, еще не очень старый. Вы еще выслужите хороший чин.

Этакая рассудительная малявка.

– Майор – это хороший чин,– я усмехнулся.– В моей службе.

– Жандармерия?

Папа-полковник, видно, кое-чему научил дочку.

Я не удержался, прихвастнул:

– Нет. «Алладин».

– О!

Ротик приоткрылся, глазенки вспыхнули. Готов поклясться, она уже жалела, что отказалась со мной пообедать.

– Вы превосходно сервировали стол, сударыня! – утешил ее я.– Надеюсь, мой следующий заказ также доставите вы?

– Я тоже надеюсь! – Ямочки опять заиграли на щеках.– Приятного аппетита, сударь! – и пошла по дорожке к увитым плющом воротам, выпрямившись стрункой, покачивая бедрами и явно стараясь произвести на меня впечатление. Может, рассчитывала, что я ее окликну?

«Спокойно, Грива! – приказал я себе.– Не к лицу тебе соблазнять молоденьких девочек при исполнении».

Надо, кстати, подстроить охранную программу. Родичи, конечно, не станут просматривать, хм-м-м… конфиденциальную информацию, но на всякий случай лучше установить команду-запрет. Хватит того, что меня алладиновская система безопасности пасет!

За воротами зажужжал мотор электромобиля: девушка с льняной косой поехала к следующему заказчику. Тут же со двора особнячка напротив раздался собачий лай. Недовольный мужской голос велел псу заткнуться. Было время, когда я был знаком со всеми, кто жил на этой улице. А когда я работал в Управлении, то был не просто знаком с соседями, а мог в любую минуту запросить в Первом отделе подробнейшее досье на любого из них, поскольку я, сотрудник Русской разведки, являлся секретоносителем государственного уровня, а проверка окружения входила в стандартный комплекс мер безопасности.

Будучи офицером «Алладина», а стал секретоносителем «планетарного», если можно так выразиться, уровня. Но теперь мою безопасность защищала вся информационная сеть «Алладина», и я мог «не париться» (как выражался мой дед) по поводу собственной безопасности. Надеюсь, что так. Я погладил браслет-коммуникатор на правой руке, повернулся и направился в гостиную. Входная дверь за моей спиной беззвучно затворилась, отрезав все внешние звуки.

Ел я торжественно. Вкушал, а не ел. Хоть в одиночестве, зато в родовом гнезде. В баре обнаружилась бутылка «Мукузани» урожая 2012 года. Надо же! Такое мрачное было время, а кто-то в раздираемой междоусобицами Грузии разливал по бутылкам коллекционное вино и посылал в Петербург, где большинство населения не могло себе позволить и паршивой рыбной котлетки.

Год две тысячи двенадцатый от Рождества Христова был воистину годом траура для России. После краткого периода улучшения в начале века власть окончательно перешла в руки нефте-газо-олигархов. Производители были задавлены. Промышленностью правили безграмотные государственные чиновники, которых московские политики подбирали по принципу глупости, жадности и личной преданности. Сами политики лизали ботинки Америке, Китаю, Евросоюзу, всем подряд, выпрашивая кредиты, которые тут же сливали обратно, но уже на собственные счета. Половина населения России забыла, как выглядят настоящие деньги, и была готова отдавать свой труд за пачку макарон, а голоса – за бутылку подсолнечного масла. Второй половине отдавать было уже нечего. Только тихо умирать. Количество сектантов и других сумасшедших в одном только Санкт-Петербурге исчислялось уже сотнями тысяч. Оставшиеся в стране ценности и средства мощным насосом втягивались в Москву, где около миллиона мелких и крупных политиков (большинство – купившие мандаты преступники, не имеющие никакого представления о том, как управлять) поспешно вывозили в Европу все, что можно вывезти. Страна рассыпалась: на востоке правили китайские триады, федераты один за другим объявляли о своей независимости, а из столицы им только грозили пальчиком, потому что ни авторитета, ни настоящей армии у Власти уже не осталось. Правда, «уходящий» Президент, понимая, что лично ему тоже хорошего ждать не приходится (как в воду глядел: его «сменщик» с ходу приказал арестовать предшественника), изо всех сил старался накачать мускулы. Поставил на ключевые посты в силовых министерствах людей молодых и энергичных, объявил об отмене всеобщей воинской повинности и увеличении втрое жалования контрактников. Но Президенту практически не на кого было опереться. Всех относительно порядочных и толковых политиков и администраторов попросту перестреляли. Остались только те, кто эти убийства заказывал. Страна обрастала опухолями международных кредитов, проценты от которых вдвое превысили валовой национальный доход.

Никого особенно не удивило, когда на внеочередных президентских выборах победил лидер КПРФ. Победил под лозунгом «Россия для русских», позаимствованном у прикормленного КПРФ блока национал-социалистических партий. Победил с приличным перевесом в двадцать два процента, правда, при семидесяти шести процентах воздержавшегося или отстраненного от выборов населения.

Через час после вступления в должность новый Президент объявил о полной национализации промышленности, банков, средств массовой информации, торговых компаний, газа, леса, нефти, золота и вообще всего. Вторым декретом Президент объявил о восстановлении единого и неделимого Советского Союза. А буде кто воспротивится – получит ядерным в пятак. Третий декрет запрещал хождение в стране любой валюты, кроме в очередной раз деноминированного рубля, а также отказ от всех долгов зарубежным кредиторам. Президент также пообещал, что все виновные в нынешнем бедственном положении скрытые и явные империалисты, сионисты, масоны, буддисты, католики и прочие не-русские, а также русские, продавшиеся мировой буржуазии, будут, цитирую, «строго наказаны расстрелом». Когда же все внутренние враги будут истреблены и внешние «поставлены на место», наступит всеобщее благоденствие.

Первыми на заявление Президента отреагировали американцы. Отреагировали в уже привычном для них в те времена «стиле ''томагавка''», с помощью которого вот уже двадцать лет одну за другой подминали под себя «сырьевые» страны, к которым тогда относилась и Россия. Провокационное (и не исключено, что американцами же проплаченное) заявление «Коммуниста» было отличным поводом для начала очередной оккупационной кампании. Это был их «фирменный» стиль: сначала высосать из страны все что можно экономическими и политическими средствами, довести ее народ до состояния «хуже некуда», подсадить в «главное кресло» страны провокатора или просто дурака, а затем, «на законных основаниях», осуществить «освободительную» оккупацию, перейдя от контроля экономического к контролю административному.