Время перемен - Страница 62

— Не смей так разговаривать с дядей, или я…

— Я буду говорить так, как сочту нужным, мама, потому что в моих словах — правда, и ты это знаешь. И прошу вас всех запомнить: я больше не ребенок и даже не юная девушка. Я была замужем и повидала достаточно, а тебе еще много лет назад тоже не мешало бы познакомиться с другой жизнью.

— Ты это слышала? Нет, ты это слышала? — взывала Сара, обращаясь к Констанции. — И это после всего, что мне пришлось пережить…

— Бога ради, мама, не затягивай снова старую песню! Ты уже достаточно долго прожила с костылем…

— Ханна!

— Хорошо, бабушка, ты можешь возмущаться, только не убеждай меня, будто думала по-другому. Ты прятала свои чувства, потому что тебе был нужен союзник.

— Что это на тебя нашло?

— Я говорю правду, бабушка. В первый раз за свою историю этот дом слышит правдивые слова. Это дом несчастных судеб, потому что в нем ни у кого не было счастливой жизни. Все мы…

— И чья в этом вина, хочу тебя спросить?

— Твоя, бабушка, в первую очередь твоя, потому что именно ты не позволила своему сыну жениться на той женщине, которую он любил. Ты использовала в своих интересах несчастный случай. Вот как мне это представляется.

— Боже! Вот уж не думал, что мне когда-нибудь придется выслушивать подобное. — Джим поднес руку к голове.

— Да, дядя Джим, ты это услышал. И слова правды звучат, наверное, странно, особенно для тебя… И уж раз я начала, то хочу тебя предупредить, дядя Джим, я буду знать все, что здесь происходит. Шпионы есть не только у тебя. И если дела фермы пойдут хуже, тогда, как сказано в завещании…

— Замолчи сейчас же, сию минуту. Господи Боже, ты совсем обнаглела, ты превратилась в бесстыжую девчонку.

— Да, мама, ты верно сказала, я превратилась в бесстыжую девчонку.

— Да, а еще бессовестную. У тебя нет ни стыда ни совести, если ты хочешь вернуться туда… Вся округа будет о тебе говорить, твое имя смешают с грязью… сначала отец, теперь ты, одно блудливое семя.

— Сара! Сара! Успокойся, я тебе сказала, Ханна! — Констанция повернулась к внучке, с лица которой сошла краска, и оно стало белым, как мел. — Да, он оставил тебе ферму, хорошо, но тогда почему ты не хочешь на ней работать. Я с удовольствием поселюсь в другом месте.

Ханна ответила не сразу, а когда заговорила, голос ее дрожал.

— Да, бабушка, ты верна себе: ты готова на все, лишь бы не дать мне туда вернуться.

— Верно, Ханна, все, что угодно, только не это.

— И все потому, что я буду встречаться с Бриджи и ухаживать за теми несчастными или снова стану видеться с капитаном Беншемом, которого мама недавно так великодушно назвала «спятившим ублюдком». Так вот, я возвращаюсь и буду с ним видеться… И вот что я вам скажу. — Она обвела всех взглядом. — Я прошу Бога, чтобы ваши предчувствия вас не обманули. Мне бы хотелось, чтобы он сказал мне: «Ханна, приди ко мне, живи со мной и будь моей». И уверяю вас, что ни минуту не раздумывала бы. Но, будьте спокойны, он и не смотрит на меня. Для него я только сестра, одна из персонала. Только и всего. Но, не боюсь повториться, я очень сожалею, что это так.

На некоторое время воцарилась тишина.

— Не делай этого, Ханна, — нарушила молчание Констанция. — Не делай. Не возвращайся туда.

— Я должна уйти, бабушка. В любом случае не смогла бы жить здесь, да еще вместе с вами. Слишком много всего было сказано, такое не забывается. Но не высказать наболевшее было нельзя. Нарыв зрел годами. Я так вам скажу: дайте мне жить своей жизнью, а сами живите здесь… спокойно.

— О, Ханна, Ханна! — зарыдала Констанция.

— Нет, бабушка, ни к чему слезы, они не помогут. Время слез прошло. Я уже выплакала свои из-за всей этой истории. Когда отец ушел, думала, что тоже не выживу, но жизнь такая цепкая. Я ухожу и буду жить, еще не знаю как, но собираюсь жить…

Повисло тягостное молчание, которое нарушил резкий стук в дверь заставивший всех вздрогнуть. Дверь открыл Джим Уэйт, и все в немом изумлении уставились на стоявшего на пороге мужчину. Его сразу узнали, и не только по светлой пряди в черных волосах, но и по тому выражению в глазах, с каким он смотрел на Ханну.

Ханна еще ни разу в своей жизни не лишалась чувств, но в этот момент ей показалось, что она близка к обмороку. Слишком велико было потрясение. Просто невероятно, что он появился на пороге этого дома и как раз в этот самый момент. Ханна замерла, не в состоянии вымолвить ни слова. Ее словно сковало оцепенение, схожее с тем, в котором находился ее пациент при их первой встрече.

— Ханна, — позвал он, — Ханна.

Девушка, очнувшись, бросилась к нему.

— Бен, Бен, ты все-таки пересилил себя! — кричала она, сжимая его руки.

— Между ними ничего нет! — Голос Сары сорвался на визг. — Так он не обращал на тебя внимания? И она еще заявляет, что говорит правду!

— Я не знала, ничего не знала! — выкрикнула Ханна, оборачиваясь к матери.

— Ты — лгунья, слышишь? Наглая лгунья. И уверена, что тебе поверят? Ты такая же, как твой отец. Я представить себе подобного не могла. Мало мне пришлось пережить, так еще и ее сын заявляется в мой дом. Ее сын и ты… Вон, убирайся, ты, ты…

— Успокойся, Сара, — попробовала урезонить невестку Констанция.

— Послушайте, мистер, — зарычал Джим Уэйт. — Лучше уходите, пока я не…

Он не договорил свою угрозу. Сверкавшие глаза Бена были так же черны, как и волосы, а в голосе, который он услышал, звенел металл.

— Я бы не советовал вам приближаться, — процедил сквозь зубы Бен. — А еще рекомендую попридержать язык.

Они мерили друг друга взглядами, словно готовые сцепиться борцы.

— Из того, что я невольно услышал, могу заключить, что ваше слово здесь ничего не значит. Не забывайте об этом, — сказал Бен. Он не стал добавлять снисходительную фразу «мой милый», но в его тоне она чувствовалась достаточно явственно.

Бен повернулся к Ханне. Девушка смотрела на него широко раскрытыми, блестящими от слез глазами.

— Иди, собирай вещи, — коротко сказал он ей.

Она повернулась и направилась к лестнице.

Сара с несвойственным для нее проворством, бросилась вперед, преграждая дочери путь.

— Ты не посмеешь! Ты пройдешь только через мой труп. Он — сын этой молленовской твари. Это неприлично, мерзко. И ты… ты тоже грязная.

— Сара!.. Сара! — Констанция подошла к ней и оттащила от лестницы. — А ты, если решила, уходи, и побыстрее, — мрачно посоветовала она Ханне.

Девушка поднялась на ступеньку, но, остановившись, оглянулась. Она смотрела на обращенные к ней лица ее родных — все они выражали одну только ненависть.

— Мне ничего не нужно, — сказала она, опустив голову и шагнув назад. — Большинство моих вещей — там. — Ханна подошла к шкафу и достала пальто. Накинув его на плечи, направилась к двери, но злобные выкрики Сары остановили ее.

— Ты будешь до самой смерти жалеть об этом. И если мои молитвы не останутся без ответа, то ты…

— Не надо, не надо, мама, — остановила ее Ханна. — Лучше ничего не говори. Не забывай: как аукнется, так и откликнется. До свидания, бабушка, — попрощалась она с Констанцией.

Женщина промолчала, она стояла, наблюдая как колесо жизни сделало полный оборот. Ее внучка возвращалась в Хай-Бэнкс-Холл с одним из Молленов — одним из Молленов.

Не обращая внимания на убийственный взгляд Джима Уэйта, Ханна прошла мимо него и ступила за порог. Не глядя на Бена, она спустилась с крыльца.

Бок о бок они прошли вдоль дома и через пролом в стене вышли на дорогу. С полмили они молчали, не глядя друг на друга, и вдруг, одновременно остановились.

— Ты долго там стоял? — спросила Ханна и судорожно сглотнула.

— Достаточно.

Она отвела взгляд, но медленно покраснела.

— Самое главное, что ты победил себя.

— Да, — сказал Бен, — я это сделал. — Он взял ее за руку и они, по-прежнему молча, продолжили путь.

В следующий раз пара остановилась там, где шофер совсем недавно высадил Бена.