Время перемен - Страница 15

* * * В костре неожиданно громко трещит одно из поленьев. Кхарг с длинными желтыми клыками вздрагивает и оглядывается по сторонам. Похоже, он на некоторое время позабыл о яви и совсем не слушал рассказчика. А тот, задумчиво глядя в языки пламени, продолжает неспешно ткать узор повествования.

* * *

Явив гунархторцам чудо, дорожник все же видел, что не все верят ему. Однако кхарги предпочли смолчать, надеясь, что вместо них рассудит само время; да и Одноокий вряд ли позволил бы богохульнику долго ходить по земле... если тот, конечно, богохульник. Голос Господен проповедовал до самого вечера. И слова его впечатлили и привлекли на его сторону многих, но еще большее количество кхаргов привели в смятение. Особенно же беспокоился Хитромудрый - правитель Гунархтора. Подозревал он, что явление пророка может быть угрозой его власти; но не зря Хитромудрый получил свое имя. И вот, когда уже стемнело и первые звезды зажглись над городом, в храм с черного хода явился кхарг, посланный Хитромудрым. Звали этого кхарга Сладкоязыкий, и был он самым верным прислужником градоправителя. Когда Голос Господен прервал свою речь, чтобы отдохнуть и попить воды, Сладкоязыкий предупредительно подал ему чашу. И даже не обиделся, когда храмовники потребовали у Сладкоязыкого прежде самому испить из нее. Но, к удивлению и храмовников, и Сладкоязыкого, Голос Господен заявил, что в том нет необходимости. Ибо он знает, что вода в чаше не отравлена - так же, как знает он, зачем пришел Сладкоязыкий. И еще Голос Господен согласился поговорить с Хитромудрым, но велел тому - ежели градоправитель и впрямь желает этого - самому явиться в храм. Ничего не ответил Сладкоязыкий, ибо сомневался, что господин его снесет такое дерзкое предложение. Однако Хитромудрый согласился посетить храм. Долго разговаривали они наедине в отведенной Голосу Господнему келье, и никому не ведомо, о чем у них шла речь. Ибо единственного кхарга дежурного жреца Милягу - который решился подслушивать их разговор, Голос Господен учуял и прогнал; и больше никто не отважился на такое. Однако после разговора с пророком Хитромудрый не чинил тому никаких препятствий, а лишь всячески помогал, радея, разумеется, в первую очередь о своих интересах да об интересах города. Но, как выяснилось вскорости, деяния Голоса Господнего во многом также имели своей целью помочь городу. И не зря звали его господином Миссинцем7, ибо и впрямь говорил он со слов Господа нашего - и во благо народу Его. И менял жизнь кхаргов беспощадно и бесповоротно. Не только словами, но и деяниями своими по праву доказал господин Миссинец, что является избранным. Множество изобретений, облегчавших жизнь каждого кхарга, от кхаргов-зверей до власть имущих, принес он в наш мир. Он утешал страждущих, давал надежду отчаявшимся, укреплял духом утративших силу воли. Сперва жил Голос Господен в храме, но слава о деяниях его разнеслась по всем городам и селам, и вскоре потянулись к Гунархтору паломники, дабы увидеть пророка и услышать слова его. И тогда вынужден был господин Миссинец на часть денег, пожертвованных ему, выстроить себе холм на окраине города - холм с высоким забором и бдительной стражей, дабы хотя бы изредка отдыхать от толп просителей. Тогда же взял он себе в услужение некоторое количество самых преданных и старательных кхаргов. И так жил он, множа благие деяния свои изо дня в день. Вот как-то раз велел он одному из самых преданных слуг закупить деревянные клетки и подобрать носильщиков для них - и отправляться к некоему Плато Детства. Там следовало им выбрать наиболее смышленых нововылуплеников, поместить в клетки и принести в Гунархтор, в холм господина Миссинца. Ибо замыслил тот...

* * *

Опять трещит в костре дерзкое полено, прерывая слова килларга. Или это только для кхарга, которого все зовут Избавителем, треск слышен, остальные же слишком внимательно слушают рассказчика? А он, Избавитель... он, кажется, прислушивается к совсем другому голосу. К голосу своей памяти.

* * *

...Потом, когда Рокх впервые увидит море и впервые поднимется на корабль, он вспомнит эти дни, проведенные в огромных деревянных клетках, в которых их несли, и вспомнит эту качку. И то, как его непрестанно тошнило. Но к счастью, слишком давно в его желудке ничего не было, так что оставалось лишь скрючиваться от пронзающей тело боли и покрепче стискивать зубы, чтобы не закричать. Меньше всего ему хотелось дать повод к насмешкам. Хотя Рокх (тогда еще не получивший этого имени) и мало разбирался во взаимоотношениях кхаргов, но что такое насмешки - он понимал. Путь к господину Миссинцу, который Рокху и нескольким его соседям по котловану предстояло преодолеть, оказался нелегким, и дело было даже не в качке. Вообще-то переживших процесс метаморфоза детенышей никогда сразу не транспортируют. Да, их сажают в клетки, которые накрывают огромными, словно паруса, листьями - и таким образом, во-первых, создается необходимая кхаргенышам тень, а во-вторых, они не видят того, что происходит снаружи. Детеныши словно оторваны от внешнего мира, в первую же очередь - от своей прежней жизни, жизни зверя. По возможности, в их сознании между этими двумя фазами существования не должно быть никакой связи. Если бы детеныши после метаморфоза не были такими слабыми, их бы вообще уносили с Плато, а так... 8 Нельзя сказать, чтобы Рокх и его собратья по путешествию оказались слишком сильными; один из них даже издох по дороге. Просто так сложились обстоятельства: господин Миссинец потребовал доставить в свой холм наиболее смышленых детенышей. Рокх попал в число избранных - но особой радости по этому поводу не ощущал. Он вообще ничего не ощущал, он не сомневался, что со дня на день умрет. Тело отказывалось повиноваться, желудок не желал принимать пищу и отвергал ее самым решительным образом, а качка лишь была досадной, но малозначительной приправой к путешествию. Но больше всего сводили с ума запахи. Во-первых, здесь их было намного больше, чем в котловане. А во-вторых, клетки кхарги несли на плечах, высоко над землей, где пахло совсем по-другому, ярче, сочнее, притягательней. Если бы не прутья клетки, Рокх, несмотря даже на слабость в теле, наверное, все равно отправился бы на поиски источников этих запахов... Он стонал во сне и перебирал лапами, словно пытался убежать. На привалах носильщики посмеивались и что-то втолковывали пленникам, протискивая сквозь прутья клетки куски поджаренного мяса. Куски пахли странно, слова звучали не менее странно и складывались в узор с малопонятным смыслом. От всего этого хотелось скрыться, убежать в свою старую нору и... "Жаль будет, если маленькие стервецы загнутся". И он, давясь, заглатывал куски мяса и, сходя с ума, запоминал слова. Уж он-то не загнется, скорее вам доведется сожрать собственные хвосты! Что ж, мало-помалу Рокх начал понимать то, что говорили. Не все и не всегда, но порой он мог разобрать целые фразы. И непрестанно совершенствовал свои познания в языке, все равно ведь больше делать было нечего. Умственные упражнения хоть на время помогали забыть о боли и тошноте. ...День на девятый или десятый после того, как они покинули Плато, главный над носильщиками велел устроить незапланированную остановку. Рокху почему-то пришла в голову совершенно идиотская мысль, что им надоело тащить на себе тяжеленные клетки и вот сейчас его и его собратьев убьют и вышвырнут вон. Разумеется, ничего подобного. Хотя тащить клетки носильщикам и в самом деле надоело. - Послушайте-ка, - вкрадчиво произнес главный. - Я знаю, что большинство из вас уже понимает язык, на котором мы говорим. Иначе бы вы просто здесь не очутились, в этих клетках. Но понимать, ребятки, маловато. Пора бы уже научиться и разговаривать - не рычать, как звери, а владеть своим горлом иначе на кой оно дано вам Однооким?! В общем, так: те, кто может и хочет говорить, продемонстрируйте мне это - и я выпущу вас наружу. Дальше пойдете на своих двоих, как нормальные кхарги. Остальные, тем, кому еще сложновато разговаривать, пускай не переживают. У вас есть время - еще несколько недель, пока мы доберемся до холма господина Миссинца. Но вот там вам понадобится все ваше умение, чтобы доказать, что вы чего-то стоите и отличаетесь от безмозглых тварей не только внешне. Советую начать попытки пораньше. Итак, есть среди вас настоящие кхарги? Рокх с интересом поглядел на своих спутников. Кое-кто, похоже, не до конца понял, о чем шла речь. Но двое, кажется, достаточно разобрались, чтобы попытаться. - Есть, - сказал один из них. - Конечно, есть, - подал голос второй. И их выпустили из клеток, усадили у костра и начали понемногу учить ходить на задних лапах. Наблюдая за тем, как неуклюже ведут себя "умники", Рокх только ухмылялся. Он видел достаточно, чтобы понять: разобраться с двуногим хождением можно за пару дней. Стоит ли ради этого жертвовать возможностью прокатиться в клетке? О да, здесь укачивает - но это не кажется таким уж невыносимым, когда глядишь на тех, кто шагает на двоих. Было и еще кое-что, даже более важное, чем комфортное путешествие. Тех, кто сидел в клетках, носильщики не принимали всерьез. И Рокха такое положение вещей вполне устраивало. Он уже умел говорить - специально тренировался по ночам, шепотом, чтобы никто не слышал. Теперь же ему предстояло научиться слушать. Благо, "материала" для обучения хватало. - Как думаешь, - спросил как-то один из носильщиков другого (оба отошли от костра и лениво перебрасывались фразами, сегодня была их очередь дежурить), - вот на кой Миссинцу нужны эти? - и он кивнул в сторону клеток, половина из которых уже пустовала. - Господину Миссинцу, - поправил второй. - Да откуда ж я знаю? Пророк он и есть пророк, беседующий с Господом нашим. А пути Господни... - Перестань, - зевнул вопрошавший, обиженно осклабившись (кстати, левый клык его оказался выщерблен, так что зрелище было то еще). - У тебя наверняка есть какие-нибудь соображения. Собеседник Щербатого чуть раздраженно дернул кончиком хвоста; сам Щербатый наверняка этого не заметил, но Рокх видел. - Мои соображения, уверен, не имеют ничего общего с действительностью. Господин Миссинец взялся ниоткуда, он сотворил с нашей жизнью такие перемены, которых не случалось никогда прежде. Он владеет знаниями, о самом существовании которых не догадывались наши наиобразованнейшие мудрецы. Кто мог представить себе, что такое вообще возможно? - Да ну тебя! - фыркнул Щербатый. - Ты слишком серьезен, так я тебе скажу, Пестрый. ("Льнукр", вот как звучало то слово - Рокх сразу понял, что это имя второго из носильщиков, но каков его смысл, узнал намного позже). - А ты - предельно легкомысленен, - отозвался Пестрый, делая ударение на "предельно". - Какое тебе дело до замыслов господина Миссинца? Щербатый смутился: - Просто... Не могу же я думать только о работе и жратве! Я ж не какой-нибудь кхарг-зверь. Вот и... - Понимаю. Но думай тогда о чем-нибудь более безопасном, ладно? - И демонстрируя, что не желает продолжать беседу, Пестрый пошел к другому краю лагеря. Щербатый пах резко, рассерженно, однако в то же время и обескураженно. Прикрыв один глаз, он начал что-то шептать, но клетка Рокха находилась слишком далеко, он так и не расслышал, что именно. Подобные разговоры случались нечасто, но это было даже хорошо, ведь каждый из них, по сути, являлся для Рокха огромной загадкой. Чтобы разобраться в ней, требовалось много времени - чем он и занимался ежедневно, пока его невольные учителя тащили на себе клетки. Большая часть сверстников Рокха постепенно начинала разговаривать - и тем самым меняла свой статус, а заодно и способ путешествовать. Теперь они шагали рядом с носильщиками и иногда даже подменяли их, когда те слишком уставали (или - подозревал Рокх - делали вид, что уставали). Он же, старательно запомнив очередную беседу, повторял ее у себя в голове и пытался расставить все по местам, понять значение незнакомых слов и убедиться, что вроде бы известные расшифрованы им правильно. А на насмешки тех, кто уже шагал на своих двоих, Рокх не обращал внимания. Они ведь даже не догадывались, почему он до сих пор сидит в клетке. Кстати, вскоре кое-кто из покинувших клетки убедился, что они поторопились. Сначала их путь пролегал по джунглям, с редкими деревушками охотников, группировавшимися вокруг своих Плато Детства, - теперь же дорога вывела процессию к местам более заселенным. Сверстники Рокха и на деревушки-то в первые дни еще как таращились, дивясь всему, что видели, а теперь вообще обалдели от количества новой информации, обрушившейся на них. И, разумеется, созерцать все это (в том числе - и глазеющих молодых кхаргов) было значительно удобнее из клетки. Рокх же не просто смотрел, он анализировал. И анализируя, начал понимать: разница между деревнями и городом заключалось не в том, в каких домах, жалких ли хижинах или каменных холмах, живут кхарги. Основным отличием, кажется, был подход к жизни. Деревенские кхарги центром бытия считали местное Плато Детства и прилегающие к нему области. Иногда - довольно часто - они наведывались к месту своего вылупления; вероятно, тяга к нему оставалась у них довольно сильной в течение всей жизни. Например, они не могли уходить далеко и надолго из родных краев. Их женщины шли откладывать яйца обязательно на местное Плато. С соседними деревнями, которые группировались возле другого Плато, они почти не контактировали, считая их чужими, в то время как все деревни, сосредоточенные вокруг их собственного, словно входили в некую одну большую деревню, все там были за своих и знали друг друга по имени, а не только по индивидуальному запаху. Вообще деревенские в чем-то даже напоминали кхаргов-зверей, то есть тех, кто был признан смотрителями негодным к воспитанию. Такие кхарги не получали воспитателя, их назначали к какому-нибудь дрессировщику, который натаскивал их к выполнению тех или иных работ, не требовавших особых мыслительных способностей или мастерства. Или же чаще всего из кхарга-зверя делали подручного помощника, без какой-либо специализации, которому можно было велеть носить бревна, копать ловчие ямы и т.п. В деревнях не требовалось много специализированных кхаргов-зверей, да и дрессировщики для них там почти не жили - поэтому обычно прошедших метаморфоз кхаргенышей отсылали в города, там на них был больший спрос, в деревне же оставляли пару особей и всё. И так из-за врожденной тупости поручать кхаргу-зверю сколько-нибудь ответственную работу не рисковали, а лишние рты никому не нужны, лучше взять побольше воспитанников. Речи, ни устной, ни тем более письменной, кхаргов-зверей не учили; некоторые хозяева даже запрещали им пользоваться словами, если они вдруг заучивали несколько самых простых. Основой коммуникации у кхаргов-зверей являлась смесь из языка запахов и жестов; впрочем, к общению - с хозяевами ли, между собой ли - они склонны не были. То, что деревенские кхарги, по наблюдениям Рокха, во многом напоминали кхаргов-зверей, могло частично объяснить, почему они так жестоко обращались с последними: вероятно, видели или чувствовали свое сродство и за это ненавидели кхаргов-зверей. (Может, подумалось потом Рокху, именно поэтому его самого ни носильщики, ни бывшие собратья по клеткам не трогали: он своим примером доказывал, что они выше его, и за это "дурачка-клеточника" любили, как любят домашнюю тварь, подкармливали и беззлобно шутили над ним - а он лишь мысленно усмехался да продолжал наблюдать). В отличие от деревенских, городские кхарги жили совсем по-другому. Сперва Рокху трудно было разобраться, в чем дело - его отвлекали внешние отличия между деревней и городом. Там - домишки, сооруженные из бревен, или тесные землянки; здесь - каменные холмы с множеством комнат и пристроек. И цвета совсем другие: в деревнях все кричаще-яркое, вызывающее и вместе с тем какое-то убогое, а здесь преобладают оттенки серого, но во всем заметна величественность, значимость. Лишь намного позже Рокх узнал, что города возникают не рядом с Плато Детства, а там, где их возводят дорожники. И вся жизнь в городах, соответственно, подчиняется другим законам. Обо всем этом Рокх узнал позднее - а сейчас он просто отметил, что городские кхарги все как один напоминают тех самых дорожников. Пару дней назад им встретился один такой - присев у костра, он долго говорил с носильщиками на разные житейские темы. Слушая его, Рокх понимал, что именно этот кхарг - свободен и не ограничен ничем. Кроме самой жизни, добавил Рокх мысленнно, ведь такому одиночке труднее добывать пропитание и он подвергается опасностям, с которыми редко сталкиваются деревенские: дикие звери, паразиты, специфические болезни, разбойники и так далее. И все же жизнь дорожника показалась Рокху привлекательнее, нежели унылое бытие селюков. Но дорожники, объединившиеся в целое селение-город!.. Это было что-то вовсе невообразимое! Впрочем, восхищениям Рокха не позволили долго продлиться. К тому времени, когда процессия носильщиков и молодых кхаргов оказалась за пределами первого города, встретившегося им на пути, в клетке оставался один лишь Рокх. И мало кому, кроме него самого, это нравилось. - Вот что, парень, - сказал на очередном привале начальник носильщиков, скаля желтые клыки, - вот что я тебе скажу: хватит! И не придуривайся, что не понимаешь языка - я по глазам вижу, понимаешь. Так что заканчивай зверем прикидываться, опасное это занятие. А то ведь могу в кхарги-звери и записать. Сдам в ближайшем городишке какому-нибудь дрессировщику, сделает из тебя послушную скотину - ты этого хочешь? Сперва Рокх собирался намекнуть начальнику на то, что от дрессировщика "разумному кхаргу" сбежать - что кость перекусить. А уж после этого он отыскал бы господина Миссинца да и рассказал бы кое-что... Потом решил, что ничего из угроз не выйдет, кроме неприятностей. - Да нет, пожалуй, - он впервые говорил вслух и громко, обращаясь не к прутьям клетки, а к другому кхаргу. - Но и шагать на своих двоих - тоже нет. Начальник раздраженно зарычал. Обернувшись к своим подчиненным, он велел немедленно вытряхнуть наглеца из клетки и... - Зачем впадать в крайности? - усмехнулся Рокх. - Если ты так настаивать, я выходить сам. И он толкнул дверцу, выбираясь наружу. Где тотчас упал, не удержавшись на ногах - конечности слишком затекли за время странствия, и даже разминки, которые Рокх устраивал себе, ходя на привалах по клетке из угла в угол, мало чем помогли. Он не рассчитывал на сочувствие, поэтому и не удивился, когда услышал над собой дружное гоготание и взрыкивание - кхарги смеялись, потешаясь над "клеточником". Ну что же, они имели на это право. В конце концов Рокх все-таки поднялся, пусть только на четыре конечности. Пока. - Может, стоит его засунуть обратно в клетку? Там ему самое место! заревел один из молодых, которого нарекли за соответствующий нрав Кипятком. - Помолчи, - велел начальник. - Но Желтоклыкий, ты только посмотри, он даже не умеет... - Захлопни пасть, яйцо! - похоже, тот разъярился не на шутку. - На тебе до сих пор белеют налипшие обломки скорлупы, а ты уже лезешь ко мне с советами. Пойди лучше прогуляйся и поучись держать язык за зубами. Тебе это очень пригодится, когда попадешь к господину Миссинцу. Он терпеть не может дерзких недовылупленышей. А ты... - Желтоклыкий повернулся к Рокху и осекся. Ибо тот уже стоял на своих двоих - прислонившись спиной к клетке, опираясь на хвост, но стоял! Начальник носильщиков захохотал: - Ладно, парень, принято! Конечно, ты не расскажешь мне, с какой стати решил провести столько времени в клетке. Это твое дело. Но будь уверен, я сообщу господину Миссинцу о твоем поведении. И на его вопросы тебе придется отвечать. Впрочем, оба они знали, что Рокх ответит и что загадочный господин Миссинец останется доволен его ответами. Но дальше Рокху пришлось идти пешком, и ноги у него болели невероятно, а к привалу он уставал настолько, что, поевши, тут же засыпал. К счастью, долго это не продлилось - через три дня они пришли в Гунархтор, город, в котором жил господин Миссинец.