Время, Люди, Власть (Книга 1, Часть II) - Страница 14

(1) Портсмутский договор, заключенный 5 сентября 1905 г. (н.ст.) в г. Портсмуте (США). (2) СССР предложил 8 новых статей в дополнение к 27 американским, но их не обсуждали. Договор был подписан, без СССР, 49 странами в Сан-Франциско 8 сентября 1951 года. (3)Они были образованы после Московского совещания министров иностранных дел СССР, США и Англии 16 - 26 декабря 1945 года. (4) БИРНС Дж.Ф. являлся государственным секретарем США с июля 1945 по январь 1947 года. (5) БЕВИН Э. В юности рассыльный, вагоновожатый, продавец и шофер, руководил позднее профсоюзом докеров, транспортников и чернорабочих. Был одним из лидеров Совета действия в Англии, который в 1919 - 1920 гг. выступал против антисоветской интервенции. В военном кабинете У. Черчилля он являлся министром труда и национальной повинности. (6) Американцы распустили их 25 апреля 1952 года. (7) Это произошло после официального прекращения оккупации Японии 28 апреля 1952 года. (8)18 августа 1945 г. в Шэньяне (Мукдене) советский десант захватил в плен Генри Пу И вместе с японскими генералами исиока и Хасимото. (9) СКРЯБИН В.М. (Молотов) находился в ссылке в городах Вологодской губернии - Тотьме, Сольвычегодске и Вологде в 1909 - 1911 гг. (10) Там возникли 282 такие базы. 28 февраля 1952 г. было подписано Административное соглашение, регулирующее порядок применения Договора безопасности. 28 апреля 1952 г. вступил в силу Пакт безопасности. 8 марта 1953 г. подписано американо-японское Соглашение о помощи в обеспечении взаимной безопасности. 2 июня 1953 г. создано Управление обороны Японии. (11) Этапы подписания: 11 октября 1954 г. опубликована совместная Декларация КНР и СССР о готовности нормализовать отношения с Японией; 29 января 1955 г. опубликовано Заявление Советского правительства о готовности установить дипломатические отношения с Японией; 3 июня 1955 г. в Лондоне состоялись переговоры между советскими и японскими представителями о нормализации отношений двух стран; 19 октября 1956 г. в Москве подписана совместная советско-японская Декларация о нормализации отношений; 12 декабря 1956 г. последняя вступила в силу. (12) Этим премьером был ХАТОЯМА И. (с 10 декабря 1954 г. по 20 декабря 1956 г.). В Москву он прибыл 19 октября 1956 года. (13) Речь шла об островах Хабомаи и Шикотан. СССР дал согласие на их возврат Японии. Но после подписания 19 января 1960 г. американо-японского Договора о взаимном сотрудничестве и безопасности, который заменил собою предыдущий Пакт безопасности (серия соглашений от 1951 - 1952 гг.), согласие было взято назад. (14) САТО Э. являлся премьером с 9 ноября 1964 г. по 17 июня 1972 г. (15) С 19 по 21 ноября 1969 г. состоялись переговоры о поддержке Японией политики США в Азии, взамен чего США согласились возвратить Японии острова Рюкю. Соглашение вступило в силу 15 мая 1972 г. (16) Действительно, Южный Сахалин отошел к Японии по Портсмутскому миру, то есть в результате военного поражения России. Но Курильские острова отошли к Японии согласно российско-японскому договору о границах от 7 мая 1875 г., так что тут военного захвата не произошло. (17) Переговоры по данному поводу состоялись во время поездки Микояна А.И. в Токио 14 - 27 мая 1964г., а в апреле 1967 г. вступило в силу соглашение о прямом воздушном сообщении Москва - Токио.

О ВОЕННЫХ МЕМУАРАХ*

Несколько дней назад я совершенно случайно встретился с Иваном Христофоровичем Баграмяном. Мне было очень приятно его повидать. Ведь я уже много лет не видел его. Накоротке мы обменялись с ним различными мнениями. Неожиданно он поднял вопрос о книге мемуаров Жукова, высказал ряд замечаний и заявил, что в ней допущены очень большие искажения и отступление от истины. Тут же он сказал, что написал воспоминания и маршал Москаленко, причем написал просто гадкую книгу. Я не стал его выспрашивать и как-то уточнять, в чем же выражается эта гадость. Но вообще-то Москаленко может такое сделать. Я его знаю и с хорошей, и с плохой стороны. С хорошей знаю в том смысле, что он человек, преданный делу, воевал неплохо, проявлял настойчивость и энергию, не щадил себя. Плохие его стороны - нервозность, неуравновешенность, вспыльчивость, грубость, даже больше чем грубость. Оскорбления, которые он наносил своим подчиненным, всем известны. Люди, которые находились у него в подчинении, неоднократно жаловались мне на то, что он груб, оскорбляет их. Вот его обычный лексикон: "Враг народа! Предатель! Подлец! Судить надо! Расстрелять надо!". Это человек настроения, который очень поддается влиянию. Он на все способен. Особенно если почувствует, что это выгодно для него, что такая гадость как-то оплачивается, то он пойдет на нее. Его беспринципность особенно поразила меня во время истории с отставкой Жукова в 1957 году. Я с доверием относился к Жукову во время войны и многое сделал для поднятия его репутации и авторитета в глазах Сталина. Когда в 1957 г. обсуждался вопрос о пресечении попытки Жукова организовать военный путч с целью захвата власти в руки военной хунты, то Москаленко активно выступал с обвинениями в адрес Жукова. Уже не на общем заседании пленума ЦК КПСС, а в более узком кругу лиц, когда Москаленко со страстью обвинял Жукова за поползновение к захвату власти, а Жуков с его солдатской грубостью, с его солдатской прямотой (а я верю Жукову, что он сказал правду) бросил ему: "Что ты меня обвиняешь? Ты же сам не раз мне говорил: чего смотришь? Бери власть в свои руки, бери!". Когда я услышал это, то был поражен. Такого я никак не ожидал от Москаленко. Жукову не было смысла лгать. Да и Москаленко - --------------------------------------* Запись этого текста на магнитофонную пленку происходила в ноябре 1969 года. ленко никак не смог парировать такое серьезное обвинение, фактически в государственной измене. Когда я рассказал об этом Малиновскому, Малиновский по собственной инициативе внес предложение об освобождении Москаленко от занимаемых постов. Но я сказал: "Родион Яковлевич, вряд ли нужно так поступать. Это же Москаленко! Если будет нормальная обстановка (а я был уверен, что она нормализуется), то Москаленко станет честно выполнять свои обязанности". Малиновский посмотрел на меня с каким-то удивлением. В его взгляде читалось удивление потому, что то, что сказал Жуков и не отрицал Москаленко, - подсудное дело. Заговор! А я сказал тогда членам Президиума ЦК: "Давайте не будем сейчас следовать государственному принципу, хотя следовало бы провести следствие и судить Москаленко. Надо принять во внимание ту роль, которую он сыграл при аресте Берии, когда мы прибегли к его помощи, и он честно выполнил все, что ему поручили. Поэтому давайте простим ему данный эпизод". Это я рассказал, чтобы показать, кто есть Москаленко. Существуют несколько Москаленко. Один - это генерал, который честно командовал войсками, попадая во всевозможные переплеты на первом этапе войны. Затем он командовал армией, и его активная роль была заслуженно отмечена. Я лично вносил предложение о присвоении ему, уже после смерти Сталина, звания Маршала Советского Союза. Другой Москаленко - настоящий истерик. Я уже рассказывал анекдотический случай, как при нашем отступлении его выгнала колхозница из своего коровника, где он прятался, переодевшись в крестьянскую свитку, и он, сам украинец, выступил после этого против украинцев, кричал, что все они предатели и всех их надо выслать. Вот неуравновешенность этого человека. А есть и третий Москаленко - приспособленец, алогичный и беспринципный человек. Таким он показал себя в деле с Жуковым. Но в чем конкретно выражалась та гадость, о которой говорил Баграмян, я не знаю. Что касается Жукова, то Баграмян при нашей встрече, говоря о книге Жукова, рассказал, что неправильно, искаженно изложено проведение Барвенковской операции в 1942 году. Жуков пишет, что когда эта операция докладывалась Сталину, то при этом присутствовали Тимошенко, Баграмян и сам он, Жуков. Иван Христофорович возмущенно заметил: "Но там ничего не говорится о Вашем присутствии. И еще меня удивило, как он пишет, что присутствовал там, хотя я отлично помню, что Жукова при этом не было". Почему же он так написал? Вряд ли сам Жуков мог написать, что он присутствовал. Допускаю, что это не Жуков написал. Я ведь знаю его, Жуков не пойдет на ложь. Это, видимо, дело рук редакторов, которые ему "помогали". Книга изобилует такой "помощью", искажающей факты, порой вопреки здравому смыслу. "А вот еще, - продолжал Баграмян, - в книге описывается, как Сталин звонил на фронт и разговаривал с Вами в присутствии Жукова, предупреждая Вас о том, что по данным Ставки на нашем фронте намечается угроза прорыва противника на нашем левом фланге, то есть в направлении Славянок Барвенково. Я же помню, что такого звонка не было, я отлично помню, как развивались события на нашем фронте. Это выдумка!". Да, это чистая выдумка. Однако она ничего не давала Жукову. Следовательно, это опять же выдумка не Жукова, а кого-то иного, кому было выгодно вставить такой эпизод при описании операции. Все очень характерно. Кто же эти редакторы, кто? Ведь не Сталин звонил мне тогда, а, наоборот, я позвонил Сталину после того, как он отменил решение командования фронтом о приостановке наступления и перегруппировке войск для прикрытия нашего левого фланга в направлении Славянска. Сталин тогда вообще не подошел к телефону, а мне предложили, чтобы я передал то, что хочу сказать, через Маленкова. Я изложил Маленкову нашу аргументацию и опять поставил вопрос об утверждении нашего решения как единственно правильного. Сталин передал через Маленкова, что надо выполнять прежнее решение Ставки. Я вновь доказывал, что это делать нельзя. Сталин опять передал мне через Маленкова, что решение об отмене наступления было принято командующим войсками фронта Тимошенко в результате моего давления на него. Я в ответ доказывал, что товарищ Сталин хорошо знает характер Тимошенко: заставить его, надавить на него невозможно. К тому же у нас никакой размолвки по этому вопросу вообще не было, тут наше единодушное мнение. "Нет!" - заявили мне. Разговор на этом закончился. Весь разговор происходил в присутствии Баграмяна. А наутро, когда мы встретились с Тимошенко, он ничего мне не сказал. Видимо, ему неприятно было возвращаться к данной теме. Мы сели в машину и поехали на фронт. Вот какая была история в тот злополучный для нас день нашего наступления в направлении на Красноград. Чем оно кончилось, известно. Оно кончилось гибелью наших войск. Спрашивается, зачем Жукову сейчас понадобилось возвращаться к этой операции? Лично он в ней не участвовал, а был, как говорится, сбоку припека. Видимо, кто-то был заинтересован в том, чтобы вложить Жукову в уста небылицу насчет того, как якобы в присутствии Жукова Сталин звонил Хрущеву и предупреждал его об угрозе немцев с фланга. Если такой звонок действительно был, то почему Сталин позвонил Хрущеву, а не командующему войсками фронта? Этот вопрос ведь относится к компетенции командующего. Конечно, имели место случаи, когда Сталин по тем или другим вопросам оперативного характера звонил и мне. Но как раз в этом случае не он звонил, а я домогался разговора со Сталиным, и при этом присутствовали свидетели - Молотов, Маленков и другие. Микоян как-то, уже после войны, в разговоре за столом у Сталина и находясь под довольно большим градусом, сказал: "Товарищ Сталин, а ведь Хрущев тогда правильно предупреждал Вас". Сталин так глянул на него, что даже я испугался, и ответил: "Для чего ты поднимаешь этот вопрос, Анастас Иванович?". Ведь это был ежик в горло Сталину. Он же знает, скольких тысяч жизней стоило его упрямство. Как рассказывал мне Анастас Иванович, когда я разговаривал по телефону с Маленковым, Сталин заметил: "Чего Хрущев, гражданский человек, сует свой нос? Что он понимает в военных вопросах? Мне военные уже доложили обстановку". Спрашивается, кто те военные, кто дал такой совет Сталину, который стоил многих тысяч жертв? Думаю, что это мог быть Василевский, к которому я тогда тщетно взывал о помощи. Василевский сейчас написал воспоминания. Я их не читал и читать не буду. Вряд ли он скажет правду, хотя он на меня производил впечатление очень порядочного человека. Но вряд ли он наберется мужества рассказать, как эта операция была задумана, как она проводилась, какие меры принимало командование фронта. Не хватит у него мужества признать, что он, работая в Генеральном штабе, не разобрался, доложил Сталину о необходимости отменить решение Военного совета фронта и продолжить проведение этой операции. Но находились там и другие, потому что Василевский не сам лично следил за обстановкой на фронтах. У него имелись "направленны", как называли генералов, которые наблюдали за определенными направлениями на фронте и докладывали ему. Кто конкретно? Сейчас трудно сказать. Это мог быть Штеменко. Тогда Штеменко был офицером соответствующего направления. Мое предположение основывается на том, как Штеменко защищает точку зрения Генерального штаба относительно этой операции и обвиняет во всех грехах фронтовое командование. Вот эти-то штабисты сейчас в мемуарах Жукова подпудривают его воспоминания, навязывают ему чужую точку зрения, подправляют и редактируют тексты. Они, видимо, и были замешаны. А сейчас они хотят войти в историю чистенькими и свалить вину с больной головы на здоровую, в данном случае на меня. Почему-то Тимошенко оказывался здесь в стороне, а Хрущев фигурирует. Тоже не случайно. Конечно, я как член Военного совета пользовался равными с ним правами при решении тех или других вопросов. Но командующий здесь не должен быть лишь каким-то свидетелем, если он командующий войсками. Хочу обратить внимание и на такой факт. Люди, которые сейчас редактируют ход истории и подкрашивают ее под свои вкусы, знали Сталина, знали его крутой характер. Вот Жуков пишет, что Сталин мне позвонил и предупредил о том, что нам угрожает с левого фланга противник, а я его не послушал. Значит, это я несу ответственность за провал операции. Но это противоречит словам Сталина, которые мне передал Маленков насчет того, что я "навязал" Тимошенко решение об отмене директивы Ставки о наступлении. Если даже считать, что моя вина доказана, то, спрашивается, почему же Сталин сделал вывод обратного характера? Ведь Сталин злился не на меня, а на Тимошенко. И это вскоре проявилось. Когда наши войска вынуждены были отступить за Дон, а противник, заняв Ростов, прорвался через Дон на Северный Кавказ и начал развивать наступление в сторону Сталинграда, Сталин позвонил мне (тут и я уже говорю, что мне позвонил Сталин): "Вы должны сейчас же собраться и переехать со своим штабом в Сталинград. Там организуется Сталинградский фронт, мы утвердили Вас членом Военного совета Сталинградского фронта. Но Вы должны назвать командующего войсками нового фронта". Я отказался предложить командующего, ссылаясь на то, что это функция Ставки. Сталин: "Я назначил бы Еременко, но он в госпитале. Подошел бы Власов, но он в окружении. Поэтому назовите Вы". Отказывался я, отказывался и в конце концов назвал Гордова. Гордов был утвержден командующим войсками Сталинградского фронта. О Тимошенко же Сталиным не было сказано ни слова. В чем дело? Поражение на Дону обернулось опалой для Тимошенко. Значит, Сталин, помня, как я настаивал на отмене решения о наступлении у Барвенково после провала той операции, одумался и понял, что Хрущев был прав. Вот он и перенес свой гнев на командующего войсками фронта за то, что не проявил твердости, хотя у него не было недостатка в твердости. В результате Сталин, видимо, сделал вывод, что надо сменить командующего войсками фронта. Меня же, члена Военного совета того же фронта, на которого сейчас редакторы валят ответственность за провал операции, Сталин взял да и утвердил членом Военного совета Сталинградского фронта. На Сталинградском фронте я был до конца его существования. Потом был утвержден членом Военного совета Южного фронта, и мы с Еременко, а затем с принявшим у него командование Малиновским освободили Ростов и продвинулись к Таганрогу. Потом меня забрали с Южного фронта и назначили членом Военного совета Воронежского фронта. Когда его преобразовали в Первый Украинский, я опять остался членом Военного совета. Мы провели Курскую операцию, и хорошо провели. Это был перелом в войне. Затем освободили Киев, и я оставался членом Военного совета этого фронта до конца войны, до полного разгрома Гитлера. Если бы Сталин считал меня виновным, он бы мне никогда не простил, а, как говорится, поставил бы мне в строку. В то же время я не говорю, что там была именно моя личная точка зрения. Это была точка зрения и командующего войсками, и начальника штаба фронта, вообще всего фронтового руководства, а в первую голову Баграмяна, который проявил большое упорство, стараясь добиться отмены Сталиным решения Ставки. Уверен, что найдутся объективные люди, которые разберут ход операции и дойдут до первоисточников. Правда, не существует записей телефонных переговоров, которые я вел со Сталиным через Маленкова. Но имеется наш приказ о перегруппировке войск, который Сталин отменил, хотя тоже устно. И снова о мемуарах. Я сейчас мало читаю мемуары военных лиц. Я не хочу, не могу их читать, не могу равнодушно переносить неправду. Я очень хорошо знаю, как начиналась война и как она проходила, с какими трудностями и с какими жертвами, и при чтении подобной литературы нервы мои не выдерживают. Но кое-что я все-таки знаю. Очень много существует искажений в описании проведенной войны, много вранья, много неправильного. Видимо, есть люди, которые заинтересованы в этом. Вот они и подтасовывают факты так, как им выгодно, с тем чтобы показать собственное Я: какие они были умные, как они все предвидели. Но ведь не пишут о том, как они "все предвидели", а мы оказались не подготовленными к войне, хотя эти люди и тогда сидели в штабах и формировали по своей линии политику обороны страны. В своем преклонном возрасте я постоянно возвращаюсь к прожитому, у меня теперь другого нет. У меня осталось только прошлое. Будущее для меня определяется только могилой, которой я не боюсь, и не только не боюсь, но и желаю ее. Скучно, скучно жить в моем положении.