Время любить - Страница 138
Андрей стоял на прежнем месте. Сейчас ему не хотелось встречаться с женой. Она по его лицу поймет, что он не в своей тарелке. Андрей не умел скрывать своих чувств. Сейчас он ни в коем случае не должен подать виду, что только что испытал настоящее потрясение. Задавить поднявшуюся ревность в самом зародыше. Мозг его услужливо рисовал перед глазами самые непристойные картины, где главными героями были Мария и этот тип в небесно-голубой куртке… И почему так сердце стучит в груди, а кулаки сами по себе сжимаются и разжимаются?.. Жена не должна знать, что он видел ее и парня. Нет, он не злился на жену, скорее – на себя, что такой в общем-то пустяк вызвал в его душе целую бурю, а он-то полагал, что умеет управлять своими чувствами! И надо сказать, до сей поры управлял. Даже в очень рискованных и сложных жизненных ситуациях.
Руки его зашарили по карманам… Чудеса! Всего-то несколько раз в школе на переменах тайком курил с Петей в уборной, с тех пор ни разу не брал сигарету В рот, а вот сейчас вдруг мучительно захотелось закурить… Хорошо, что еще не выпить! До чего же человеческая натура коварна и хитра! Если тебя что-то вышибло из колеи, в душе поднялась муть, то кто-то чужой, скрытно сидящий в тебе, услужливо предлагает на выбор сигарету или рюмку! Это что, соломинка утопающему? Или веревка самоубийце?..
Петя встретит в гостиной Марию, займет ее разговорами – болтать приятель любит. Кстати, на выставке висит и портрет Марии, который Петя написал два года назад. Он уже раз выставлял его, говорил, что знакомые художники считают эту работу удачной. Мария были изображена в черном платье с низким вырезом. Шея высокая, белая, а волосы черные, как вороново крыло, хотя на самом деле они у Марии каштановые. Приковывают к себе ее глаза – большие, почти прозрачные, с затаенной грустью. Мария утверждала, что она на портрете на себя не похожа, так казалось и Андрею, а может, как раз Викторов и сумел разгадать истинную сущность Марии? С талантливыми художниками это часто случается.
Небольшое розовое облако заслонило клонящееся к закату солнце, набежавший откуда-то ветер взрябил блестящую поверхность Невы, закачались красные поплавки рыболовов. Белый речной трамвай, оставляя за собой широкий сверкающий веер, бесшумно подошел к причалу, с открытой палубы доносилась музыка. Андрей, перегнувшись через парапет, задумчиво смотрел в воду. У гранитной отвесной стены она была зеленовато-мутной, с серыми хлопьями – наверное, где-то рядом выходила канализационная труба. И тем не менее в этой мути мелькали небольшие серебристые рыбешки. В том месте, где особенно было много пены и всякой дряни, плавали чистые, белоснежные чайки. И было удивительно видеть их в этой грязи. Изгибая точеные шеи, птицы жадно выхватывали из воды пищевые отходы.
Андрей не помнил, сколько времени он простоял на набережной, когда вернулся в Дом писателей и разыскал Марию – она вместе с Черемисовым слушала в Белом зале поэта Роботова. Увидев в дверях мужа, Мария встала и потихоньку пробралась к нему. Народу в зале собралось порядочно. Поэт глыбой громоздился на трибуне и громко читал свои длинные вирши. Андрей немного послушал и недоуменно обвел взглядом зал: люди тихо, во все глаза смотрели на знаменитого поэта. Неужели нравится? Или просто имя сверх всякой меры раздутого поэта завораживает?
– Если нравится, оставайся, – сказал жене Андрей, когда они оказались за дверью.
– Он Асе Цветковой нравится, – засмеялась Мария. На ее нежных щеках заметно выделялись два розовых пятна.
– Хочешь кофе? Или пепси?
– Меня напоили и накормили бутербродами Петя и этот пухленький беленький старикашка.
– Черемисов? – улыбнулся Андрей. – Какой же он старикашка? Ему и пятидесяти нет.
– Липкий, как сливочная тянучка… Знаешь, что он мне шептал в зале? Мол, я очень красивая, обаятельная, и он меня в перерыве познакомит со своим другом Роботовым… И мало того, попросит его поставить свой автограф на книжке. Внизу весь вечер торгуют его книжками.
– И ты отказалась?
– А где ты, милый друг, пропадал? – пытливо взглянула ему в глаза Мария.
– Смотрел на Неву… И знаешь, что меня поразило? Белые как снег красавицы чайки плавали в самом дерьме…
– Нашел, на что глазеть, – покачала головой Мария и внимательно посмотрела на него.
– Наверное, к чистому, красивому и грязь не пристает, – сказал Андрей.
Петю Викторова они не нашли и отправились домой пешком. Литейный мост под ногами вздрагивал, когда по нему проносились грузовики, большие часы на башне Финляндского вокзала показывали девять вечера, а небо над Стрелкой Васильевского острова багрово сияло, косые лучи солнца, вырываясь из-за каменных зданий, полосовали широкими лезвиями железные крыши и антенные рогатки. Ослепительно горел крылатый ангел на шпиле Петропавловской крепости. Почти не касаясь воды, со стороны Охты летел длинный изящный катер на подводных крыльях.
Подлаживаясь под шаг жены – Андрей обычно ходил быстро, – он искоса поглядывал на нее. Андрею казалось, что мужчины с интересом смотрят на Марию. Он поймал себя на мысли, что это ему не очень-то нравится. Неужели теперь ржа ревности так и будет разъедать его изнутри? Чем же ее, проклятую, придушить?
– Ты сегодня какой-то странный, – заметила жена.
– На меня сильное впечатление произвел твой портрет, – ответил он. – Петя говорит, что это его лучшая работа.
– Петя – хороший художник, но мой портрет он написал неудачно, – помолчав, сказала Мария.
– Кто знает… – протянул Андрей.
– И все-таки что-то тебя мучает, – проницательно заметила жена. – Многое ты можешь, дорогой, но вот скрывать свои чувства не научился…
– Чем же тебе не нравится портрет?
– Я сама себя не узнаю, – сказала Мария.
– Думаешь, это просто – себя узнать? – сказал Андрей.
Они поговорили о других картинах. Как и Андрею, ей нравились северный цикл и ленинградские акварели. На новой квартире у них было шесть Петиных картин.
Когда Мария испытующе смотрела на него, Андрей старался отвести свой взгляд: он еще не обрел душевного равновесия. Он знал: что бы там ни было, Марию любит и всегда будет любить, а если она сочтет нужным уйти от него, он удерживать не будет, как бы ему ни было тяжело. И если у нее есть еще какая-то личная жизнь, то тут уж ничего не поделаешь. Он, Андрей, не станет мешать ей… В жизни не бывает так, чтобы тебе светило лишь одно безоблачное счастье. В человеческой жизни совершается некий круговорот, неподвластный нашим желаниям и чувствам. Стоит ли все так уж близко принимать к сердцу? Все зависит от той точки зрения, с которой ты смотришь на мир… Если ты любишь человека, значит, ты желаешь ему счастья. Мог бы он, Андрей, ради ее счастья отдать ее другому?.. Впрочем, современных женщин не надо отдавать; когда им нужно, они сами уходят. Современные женщины сами кузнецы своего счастья, им жертвы не нужны…
Уже почти у самого дома Мария вдруг сказала:
– Что это нынешняя весна так действует на мужчин? Сегодня мне признался в любви Гоша Леонидов, наш комсорг. Кстати, он стихи сочиняет и, провожая меня до Дома писателей, всю дорогу свои вирши читал!
– Ну и как?
– Что как?
– Хорошие стихи?
– Ужасные! Сплошная сентиментальщина… Свою любимую..
– Это тебя? – ввернул Андрей.
– …он сравнивает с какой-то птичкой… Вспомнила! С зябликом! А себя – с волнистым попугайчиком!
– Может, он в душе орнитолог.
– Графоман! – воскликнула Мария. – Закончив оду зяблику и влюбленному волнистому попугайчику, он, нахал этакий, так расчувствовался, что взял и поцеловал меня. Я размахнулась…
– На поэта? – ужаснулся Айдрей.
– На графомана, – перебила жена.
– Тем более он достоин снисхождения…
– Я его не ударила, – рассмеялась Мария. – Он и вправду разительно был похож на попугайчика! Волнистого, с распущенными перышками.
Андрей остановился, повернулся к жене и поцеловал ее. Ему захотелось схватить ее на руки и нести до самого дома… Мария права: видимо, нынешняя весна так странно действует на мужчин. И даже на мужей.