Время гарпий - Страница 4

– А, согласись, фильм-то дурацкий! – будто отгадав его мысли, произнес этот невыносимо холодный, но такой притягательный мужской голос. – Глупый фильм, нерациональный.

– Вот так и приходится входить, как будущность, как настоящность и как позавчерашность, – издевательски сказал мужчина спутнице с ангельским голоском, скрытой тенью. – «В чем-то белом, без причуд», возможно, возможно. Здесь же никогда не видели шуб из хлопьев.

Генерал с трудом повернул голову на его голос и увидел действительно красивого молодого мужчину в белоснежном пушистом халате. Про себя он подумал, что вот так люди и сходят с ума, стараясь не рассматривать существо, сидевшее рядом с мужчиной.

Непонятно, почему с ним это произошло именно сегодня, ведь в результате день сложился на редкость удачно… Возможно, надо было раньше включить верхний свет. Или вообще не выключать его после утреннего совещания с прессой.

– Да свет-то здесь ни при чем, – ответил его мыслям мужчина. – Свет здесь вообще не нужен, ты же нас видишь. А потому ты нас видишь именно сегодня, что прошло ровно семь лет, семь месяцев и семь дней с того момента, как мы с тобой заключили сделку. Ты уж, конечно, не припомнишь, как это было, но кого это волнует? Меня лично это совершенно не волнует!

Последние слова мужчина произнес голосом генерала, и тот сразу вспомнил этот разговор с полковником Фадеевым, которого он, что называется, «подставил», подав на него рапорт в Отдел собственной безопасности. Тогда его действительно не волновало, что будет с Фадеевым после его рапорта, его волновали вопросы карьерного роста.

– Мы заключили с тобой сделку сразу, как только ты перестал волноваться в продвижении по служебной лестнице, поняв, что эта твоя часть, где сосредоточены всякие пустые волнения о ком-то, кроме тебя самого, тебе «целиком и полностью по барабану», – вновь голосом генерала сказал мужчина в халате, медленно вставая со стула. – Мне положительно нравится такая твоя позиция! Как ты там еще говорил среди личного состава на ваших совещаниях по экстремизму? «А чего их жалеть, они при любом удобном случае станут экстремистами! Надо наносить им превентивные удары, чтобы не наболтали лишнего, чтобы все заткнулись! Болтать должны только наши показательные птички-говоруны! Вам жалование и очередные звания не за жалость вручают! Вам за сочувствие к этим болтунам не платят! Они сами виноваты, что создали проблемы самим себе! Общество должно жить спокойно!»

– Он еще много говорил про птичек, любит он птичек, – рассмеялась большая птица с женской головой. – «Птичку в клетку!», например. Странно, что он канареек у себя в кабинете не развел. Помнишь, один его предшественник канареек на окне держал.

– Эта их борьба с экстремизмом, да после борьбы с международным терроризмом, надо признать, гениальный ход! А уж борьба со стереотипами… аплодирую стоя! – усмехнулся ей в ответ мужчина. – Но теперь срок вышел, он должен понимать, что договор наш закончен, а я все его условия выполнил. Посмотри, сколько он наград получил, сколько книг чужими руками написал, сколько террористов разоблачил… в мертвом виде.

Мужчина повернулся к женской голове на птичьем теле, и они заразительно расхохотались. При этом женщина-птица взмахивала уродливыми крыльями и вторила своему серебристому смешку гортанным клекотом.

– Ты должен оценить, дружок, что я лично к тебе пришел со всем уважением, ведь ты и кое-что для меня приятное успел совершить. Мог бы послать одну нашу Подаргу, то есть «быстроногую», с тобой побеседовать. Мог и другим способом закрепить сделку, поверь. – почти сочувственно вздохнул мужчина, подходя к генералу все ближе.

Его голые стройные ноги украшали золотистые сандалии. Генерал, сам не маленького роста со страхом понимал, что таких высоких людей он еще в своей жизни ни разу не видел. С каждым шагом красавца с длинными золотистыми кудрями, сердце генерала сжимало острой холодной волной боли. Он с удивлением посмотрел на свои ладони, которые начали светиться ровным светло-голубым цветом, разгораясь все ярче. В висках стучали обрывки совершенно неуместных, посторонних мыслей: «В чем-то, впрямь из тех материй, из которых хлопья шьют… как же он по снегу-то в этих сандалетках ходит?..»

Услышав его мысли, мужчина расхохотался, обнажив удивительно красивые, почти хрустальные крупные зубы.

– Я не хожу по снегу, дружок! Я над ним… вьюсь. А сейчас постарайся расслабиться, чтобы я ее случаем не порвал. Отпусти ее, ну? Да не держись ты за нее так! Тебе же должности, награды, деньги – не за нее давали, а за то, чтобы ты ее прятал.

Сам же это подчиненным говорил. Давай, расслабься, будь умницей! Я же тебя «Ласточкой» не завязываю…

– Я не хочу… что это вы… зачем? – через силу бормотал генерал, пока мужчина бережно расстегнул ему ледяными пальцами верхние пуговицы душившего кителя. – Что вы делаете? Вы меня убьете?

– Ну, зачем ты так? Зачем? – почти обиженно прошептал мужчина, обдавая генерала холодом, наклонившись к самому лицу. – Я избавляю тебя от этой уродливой химеры. Она тебе мешает жить долго и счастливо.

– Не надо! – шептал генерал, глядя, как мужчина с аккуратной деловитостью снимает с его тела это странное голубое свечение, причиняя острую боль, саднившую в сердце.

– Надо, Федя, надо! – ответил ему мужчина любимой фразой из старого фильма, которую генерал любил говорить подчиненным. – Она тебе сейчас абсолютно ни к чему, ты сам это понимаешь… в глубине души.

Последние слова он добавил после паузы и, обернувшись к вытягивавшей в жадном любопытстве длинную голую шею женщине-птице, громко расхохотался.

– Видишь, как я осторожно это делаю? Видишь? Я трачу столько драгоценного времени, а ведь время – те же деньги, а иногда время бывает дороже всех сокровищ мира… Я очень тебя ценю, хотя после стольких книг, диссертации и беззаветной работы на благо общества – цвет у нее мог быть не такой заурядный. Обычный цвет души человека, привыкшего жить за чужой счет чужими жизнями… холодный, слишком блеклый цвет… вам давно следовало расстаться! О, Подарга бы сделала это одним рывком, она бы возиться не стала!

При этих его словах женщина-птица в остервенении захлопала огромными крыльями, взгляд ее стал пустым и бессмысленным, поэтому генералу в последнем усилии захотелось не отдавать этой твари свое голубое свечение. Пусть оно было с крайним пренебрежением забраковано человеком, причинявшим ему невыносимую боль каждым движением полупрозрачных ледяных пальцев с безукоризненным перламутровым маникюром. Эти холеные руки имели слишком длинные для мужских ладоней ногти. Мужчина будто подковыривал свечение длинным острым ногтем, и оно тут же прилипало к холодным подушечкам его пальцев. Генералу, перед которым бесцеремонно устроился прямо на столе мужчина, откинув длинные полы пушистого меха, казалось, что с него снимают кожу заживо.

Наконец, непонятный посетитель закончил эту свою процедуру, в ходе которой женщина-птица дважды подлетала к ним, неуклюже переваливаясь на огромных перепончатых лапах. Ее крылья были усеяны мелкими коготками, которыми она пыталась вцепиться в голубое свечение, сползавшее с генерала. Красавец каждый раз ее отгонял, и она отлетала в другой конец кабинета с недовольным клекотом.

– Ну, не лезь же, тебе говорят тебе! Там для кормежки другой сидит, мне его сущность не нужна. Лучше включи свет и приготовься! – скомандовал странный посетитель птице.

Как только нестерпимый свет залил весь кабинет, он бесцеремонно нажал на кнопку селектора и сказал голосом генерала: «Евгений Александрович, зайдите, пожалуйста! Захватите квартальную сводку по региональным центрам борьбы с экстремизмом!»