Время дикой орхидеи - Страница 12

– Дайте ему немного времени, – услышала она голос Пола Бигелоу, осторожный, почти нежный. – И себе самой тоже. Вы же не виделись целую вечность.

Закусив губу, Георгина кивнула:

– Да. – Она храбро сморгнула слезы с ресниц и с благодарностью взглянула на него: – Да, будь по-вашему.

Бой Два отделился от своего места возле буфета, взял графин вина и с вопросительным взглядом предложил сперва Георгине, потом Полу Бигелоу подлить в их бокалы. Оба согласно кивнули.

Пунка-валлах на один удар сердца замер – видимо, полагая, что уход туана Финдли был сигналом к тому, чтобы убирать со стола, – и снова принялся дергать за веревку; уютное поскрипывание опахала продолжилось.

Закинув локоть на спинку стула, Пол Бигелоу вытянул ноги и взял свой бокал.

– Была ли какая-то определенная причина, по которой вас отправили в Англию? Я не хочу быть бестактным, – быстро добавил он. – Это всего лишь… любопытство.

– А отец вам этого не рассказывал?

Глаза его сверкнули, он смотрел на нее поверх своего бокала и медленно сделал глоток.

– Мистер Финдли шотландец. Я англичанин. Мы не так много говорим о личном. Только о делах. – Его тонкие губы скривились в плутовской улыбке, которая, казалось, была для него типична.

Непроизвольно улыбнулась и Георгина:

– Простите. Я забыла.

Пол Бигелоу тихо рассмеялся.

Брови Георгины чуть сдвинулись, а взгляд блуждал по фарфору и серебру на столе:

– Считалось, что здесь, в тропиках, я лишь одичаю под присмотром местной прислуги. И что Сингапур не место для маленькой девочки.

Она рассеянно вытянула из хлебной корзинки лепешку чапати и принялась крошить ее над тарелкой.

Ребенку необходима не только крыша над головой, – звучал решительный голос ее тети. – Иметь во что одеться и чего поесть – это еще не все.

– Когда в том году разразилась холера, в городе почти каждую ночь грабили какой-нибудь дом, и участились нападения средь бела дня. И тогда отец позволил дяде Этьену забрать меня. К тому же перед этим был не очень благоприятный год в коммерческих делах, и отец вынашивал идею закрыть здесь филиал и вернуться в Индию.

– Однако не сделал этого.

– Не сделал. И я тоже пробыла там недолго.

У нее и до сих пор кровь бросалась в лицо, когда она вспоминала, с каким гневом, с какой строптивостью она отнеслась к дяде Этьену, тете Камилле и своим кузенам и маленькой кузине.

– Должно быть, я была ужасно взвинчена, – с раскаянием пролепетала она и взяла из корзинки еще одну чапати. – Еще тогда, когда дядя Сайлас приехал и забрал меня в Лондон.

На сердце у нее стало тепло и даже чуть тягостно при мысли о тете Стелле, привлекательной женщине со стальными глазами и темными волосами, как у всех Финдли. На первый взгляд холодная и строгая, когда это необходимо, она тем не менее с ангельским терпением делала все для того, чтобы Георгина чувствовала себя как дома. Дядя Сайлас, благодушный толстяк, почти на голову ниже жены, всячески старался развеселить маленькую девочку – поначалу гневную, потом упрямую, – чтобы отвлечь ее от печали, рассмешить, вызвать у нее хотя бы улыбку. И Мэйси с ее толстыми косами и голубыми глазами навыкате, с готовностью уступившая Георгине половину своей комнаты и подарившая ей свою почти самую любимую куклу вместе с ее гардеробом, всегда сохраняла неизменную радость по отношению к новой сестре. Свою избыточную симпатию, от которой упрямое сопротивление Георгины вскоре прошло само собой.

– У нас, мальчишек, все было гораздо хуже, – развеселился Пол Бигелоу. – Я был младшим из пяти братьев. Последыш. Всегда самый маленький. Можете себе представить, что у нас творилось – и как закончилось, когда я наконец подрос достаточно для того, чтобы расквитаться с остальными.

Георгина вспомнила про Стю, Дикки и Ли, которые поначалу обращались с ней со смешанным чувством любопытства и стоического спокойствия, пока в них не проснулись по отношению к ней такая же грубоватая симпатия и братское коварство, как к Мэйси, – и это воспоминание вызвало у нее улыбку.

– Да, приблизительно могу себе представить.

До них донесся звон церковного колокола, настойчивый и продолжительный, в темноте за окнами, и Георгина вопросительно взглянула на Пола Бигелоу.

– Это церковь Сент-Андруса. Колокол звонит каждый вечер в восемь часов, возвещая комендантский час.

Брови Георгины полезли вверх.

Пол Бигелоу улыбнулся:

– Я боюсь, здесь мало что изменилось за эти годы. Сингапур все еще не самый безопасный город. Особенно с наступлением темноты.

Георгина молча вслушивалась в колокольный звон, металлический, то набегающий, то спадающий.

– Моя тетя была решительно против того, чтобы я возвращалась сюда, – тихо произнесла она. – Уже из-за одной только дальности путешествия. Она боялась, вдруг я погибну от сыпного тифа. Не говоря о жизни в этом городе.

Пол Бигелоу сел и оперся свежевыбритым подбородком на ладонь; когда он двигался, до Георгины доносилось дуновение аромата терпкого мыла. Теплый свет свечей растопил все мальчишеское в его лице, выявляя в нем мужские, энергичные черты. Угловатые контуры подбородка и щек. Крепкий нос. Прямую линию низко сидящих бровей.

Только рот казался податливым, чуть ли не покорным, да спокойный блеск стоял в его глазах.

– И тем не менее вы вернулись.

– Да. – Голос ее звучал неуверенно, как будто она еще не могла освоиться с этим по-настоящему. – Тем не менее я вернулась.

Георгина сидела на веранде и смотрела на дождь, который изливался на сад.

Она вернулась. Из туманно-серого, пронзительного шума Лондона, который постоянно нес в себе поспешность сборов раннего утра, вернулась в вечную полуденность Сингапура, жаркую, тихую, сонливую.

Плотный, иногда лихорадочный распорядок дня на улице Королевского Полумесяца, которому она поначалу ожесточенно противилась, а со временем подчинилась, здесь расплывался между первым кофе с началом утра, карри и рисом в девять часов, тиффином к ланчу и к ужину. Медлительность, прямо-таки вялая, благотворная для Георгины, изгнавшая из ее организма остаток усталости после долгого путешествия. Своеобразная смесь из пустоты и свободы, в которой она дрейфовала сквозь дни, омываясь в своей старой новой жизни.

Все письма были написаны – тете Стелле, с приветами для дяди Сайласа и трех кузенов. Отдельное письмо для Мэйси. И в Гонконг, в котором Георгина еще раз благодарила Хэмблдонов за приятную компанию во время путешествия. После этого ей нечего было делать, чтобы наполнить дневные часы, как только отец и Пол Бигелоу после завтрака уезжали в город, откуда возвращались лишь по окончании рабочего дня.

Она вернулась, но все еще не домой.

Она казалась себе захватчицей, вторгшейся в хозяйство Л’Эспуара, нарушив заведенные ритуалы двух холостяков. Разговоры за столом вращались вокруг цен и рентабельности мускатного ореха и индиго, медной проволоки, риса и сахарного тростника. Вокруг финансовых трудностей, которые по-прежнему замедляли открытие госпиталя для бедных на Пирлс-Хилл, построенного два года назад китайским бизнесменом Тан Ток Сенгом, постоянно откладываемое на потом. Обсуждались последние слухи, что конкурент Финдли Эдвард Бустед после выхода его партнера из бизнеса в прошлом году сам вскоре может выйти из фирмы и вернуться в Англию, и возможные последствия этого как для Бустед, так и для Финдли и Буассело.

Пока оба мужчины, вспомнив о присутствии за столом Георгины, не замолкали, покашливая, и не переходили после гнетущего молчания к другим, более легким темам, преимущественно о погоде – чтобы вскоре после десерта снова удалиться в кабинет или на веранду, где за курением и за стаканчиком крепкого вновь без помех посвятить себя деловым разговорам. Георгина чувствовала себя незваным гостем, явившимся некстати, когда хозяева только и ждут, когда же он снова уедет. Она ловила это в редких и скупых, как бы между делом брошенных замечаниях отца. В намеке на улыбку время от времени, тонкую и осторожную, чуть ли не потаенную. В том, как Пол Бигелоу предлагал ей ранним утром совершить верховую прогулку с ним и одним из саисов, как осведомлялся о ее планах на день и предлагал экскурсию по складам Финдли и Буассело в коммерческом квартале – при случае. Натужная вежливость, за которой временами вспыхивало нечто другое, но так и оставалось невысказанным.