Времена негодяев - Страница 107
Пленник услышал его слова и еле заметно улыбнулся.
— Спешишь избавиться от меня? — спросил он. — Ну, а мой братец, он что — сам отстранился или…
Мартын отвел глаза в сторону. Пожевав губами, пленник вздохнул и обратился к Виктору:
— Так это ты — новый Правитель? — И, не дождавшись ответа, покачал головой. — Да, ибо взгляд твой подобен камню. Но есть камни, из которых брызжет родниковая вода, а есть и такие, что рассыпаются смиренно перед…
— Если тебя кто-то обидел — скажи, — перебил его Виктор, — а если нет — иди с миром.
Из внутренних комнат вышла Ксения в сопровождении служанки. Она была в простом домашнем платье, но и в нем ступала величественно. Подошла к Виктору и положила руку на его плечо.
— Что ж, — сказал пленник. — Я вижу, мой братец так и не выяснил, кто ты ему — сын или племянник. Впрочем, и я не знаю. Может, наоборот, ты мой сын, а ему племянник. А может, и нет, кто теперь вспомнит, какими были его дети, да еще те, коих считали умершими… Не знаю, не знаю. — Он покачал головой и медленно пошел к выходу.
Мартын судорожно взмахнул рукой, словно что-то отбрасывал от себя, и стражник выпустил пленника, а затем, когда Мартын повторил жест, вышел сам и осторожно прикрыл дверь. Тяжело дыша, Мартын встал перед Виктором. Руки упер в бока, а ноги широко расставил. Глаза его налились кровью, он беспрестанно облизывал пересохшие губы.
— Ты понял, — хрипло начал он, — ты понял, что он сказал?
Виктор спокойно кивнул. Если пленник не солгал, то это значило… Ничего не значило! Мало ли для какой надобности брату бывшего Правителя захотелось внести смятение в душу Правителя нынешнего. Виктор был уверен, что Сармат не приходился ему родителем, да и этот старик не мог быть его отцом. Рано или поздно он вспомнил бы кого-то из них. Много позже он проснется среди ночи, и тут словно сама собой придет догадка, ему станет страшно от невнятной мысли, что старик был прав, он долго будет ворочаться, пытаясь понять, что же это означает и кто, в конце концов, его отец — Сармат или его брат, имени которого он так и не узнал. И заснет, забудется в мрачном, тягостном сне, преисполненном досады и скуки.
Сейчас все это его не волновало. Но Мартын вел себя странно.
— Даже если он сказал правду, — мягко ответил Виктор, — то пусть это тебя не беспокоит. Я пройду свой путь до конца, и мой долг Правителя…
— А мой долг, — вскричал Мартын так, что Виктор невольно вздрогнул, а мой долг — не позволить свершиться Великому Зачатию!
Последние слова он произнес шепотом, подняв большой палец к потолку.
— Вот как? — сухо сказал Виктор, и тут же почувствовал, как ладонь Ксении, лежащая у него на плече, стала тяжелой. — И как ты это собираешься сделать?
— Ты ничего не понял! — свирепо прошипел Мартын. — Если она, выброшенный вперед палец чуть не задел Ксению, — если она понесет от твоего семени, то, значит, кровь Сармата соединится с ее кровью!
С этими словами он вдруг ринулся вперед и, обхватив Ксению своей огромной рукой, приставил к ее горлу невесть откуда появившийся кинжал.
— Стоять! — зарычал Мартын, заметив бесшумное движение служанки, крадущейся вдоль стены.
Служанка замерла, однако рука ее медленно поползла вверх по ковру, к висящему арбалету.
Виктор бросил короткий взгляд за спину. Он старался не делать резких движений. Успел заметить спокойный взгляд Ксении и пальцы, большой и указательный, сложенные колечком. В тишине неожиданно зажужжала муха, потом еще одна закружила над головами.
Мартын определенно сошел с ума, подумал Виктор. Надо его отвлечь, заговорить, а потом выбить лезвие.
— Давай обсудим все это, не прибегая к крайним мерам, — мягко сказал Виктор, стараясь, чтобы голос звучал монотонно. — Сначала успокойся, а потом внятно изложи свои опасения. Сегодня был тяжелый день, и все эти старинные предсказания, проклятия — не лучший предмет для разговора.
Он скосил глаза и увидел, что пальцы служанки почти коснулись приклада.
Презрительно молчавшая Ксения вдруг громко рассмеялась.
— Брось арбалет! — приказала она, и служанка, успевшая мгновенно схватить оружие и нацелить его в голову Мартына, послушно бросила арбалет на пол. Сухо щелкнула пружина, и стрела с треском исчезла под диваном.
Мартын вздрогнул, обвел всех безумным взглядом. Еще одна муха появилась над его головой. Рука, сжимавшая кинжал, задрожала, ушла в сторону, но тут же он снова приставил острие к горлу.
— Адский младенец не будет зачат, — мертвым голосом сказал он, — я остановлю это…
Ксения опять рассмеялась.
— Ты ничего не остановишь! Великое Зачатие свершилось давно. Если интересуют подробности — в Саратове. До нашего ребенка тебе никогда не добраться. Он в верных руках и в тайном месте. Даже я не знаю, где он сейчас. И если ему воистину начертано стать последним человеком, то так и будет. А сейчас можешь убить меня.
Кинжал выпал из рук Мартына. Он попятился от Ксении и уперся спиной в платяной шкаф.
— Поклянись! — тихо и просительно сказал он.
— Тебе достаточно моего слова! — негромко же ответила Ксения, но сказано было так, что Мартын словно уменьшился в росте, сгорбился, взгляд хоть и сделался осмысленным, но в глазах проступила робость. «Кровь нашла кровь», — прошептал он. На подгибающихся ногах подошел к Ксении и, как бы присягая в верности, преклонил колено и поцеловал край ее платья. Затем, пятясь, добрался до двери, виновато глянул на Виктора, воздел руки, словно призывая небеса или закопченный потолок быть свидетелем его раскаяния, и так, с поднятыми руками, вышел, распахнув дверь ногой.
— Я вернула тебе имя, Ирина, — сказала Ксения служанке. — Ты свободна!
Воительница стояла с закрытыми глазами, словно вслушиваясь в себя, подняла веки и улыбнулась.
— Останусь с тобой, — произнесла она.
— Хорошо, — и движением головы Ксения отослала служанку.
Виктор не шевелился. День был насыщен событиями. Он смутно догадывался, что вскоре таких дней будет великое множество, о былых застольях надо забыть, предстоит большая работа.
Он открыл глаза и улыбнулся Ксении.
— Это ты хорошо придумала насчет сына, — сказал он. — Бедняга Мартын! Устал, наверное пусть отдохнет пару дней.
— Пусть! — улыбнулась Ксения. — Только ты забыл, что я ничего никогда не придумываю.
— А? — Виктор осекся и замер с раскрытым ртом.
Потом нахмурился.
— Постой, так ты скрывала от меня?!
— Я ничего не скрывала, — терпеливо ответила Ксения. — Ты же помнишь, сперва мы просто не могли даже поговорить толком друг с другом. А потом что-то стало мешать, и я решила не торопить события.
— Как его зовут?
— Есть имя, которое я дала. Как зовут теперь — не знаю.
— Надо послать за ним немедленно… — начал было Виктор, но Ксения закрыла ему рот ладонью.
— Не сейчас! Мне трудно объяснить… Очень больно не видеть столько лет, почти ничего не знать, но я верю, что, когда свершатся сроки, он приведет нашего ребенка…
— Опять — он! — Виктор поднялся с места. — Ты хочешь сказать, что наш сын у Месропа? Но почему он мне ничего не сказал?
— Этого я не знаю.
Скрипнула дверь. Появился Мартын. Ничего не смог прочитать Виктор в его глазах, только бесконечную усталость.
— Войска построены для присяги, — просипел он.
— Хорошо, — кивнул Виктор.
Мартын исчез.
— Что ж, пора идти.
— Да, — отозвалась Ксения, — пора.
Виктор подошел к окну. Там, внизу, среди зелени садов и рощ, шла своим чередом жизнь, и горожанам не было дела до того, кто стал Правителем. Может, так и должно быть — пусть каждый делает свое дело, и если долг Правителя обеспечить покой и порядок, то он сделает все ради этого. Если придет нужда посылать войска на усмирение недружественных соседей, то он сделает и это. Может, когда-нибудь он доберется и до Западного кордона и посмотрит, что это такое. Но прежде всего он наведет порядок здесь. Потом найдет своего сына. Потом…
Он смотрел вниз, туда, где дымы поднимались над крышами, где среди лавок и домов пробирались всадники и пешие, а вокруг темных заросших островов заброшенных кварталов медленно строился новый… Или старый? Словом, город, мнивший себя вечным, как и любой из городов мира. Холодная пустота в душе, ненадолго согретая известием о сыне, теперь наполнилась заботой, и странное это было чувство. Он понял, что отныне принадлежит не только себе. Восхитительное понимание истинности бытия, пришедшее вместе с властью, исчезло. Ему казалось, что невидимая тяжесть давит на плечи. До сей поры он был одним из колесиков истории. Сейчас он сам будет вращать жернова судьбы. Он еще не знал, что разницы между тем и другим нет и никогда не было. Горе тому, кто окажется на его пути, думал он. Необозримые пространства, что тянутся отсюда от горизонта к горизонту, неминуемо расползутся в слабых руках кровавыми ошметками. Он не будет слабым.