Врата войны - Страница 8

«Зачем Борька прошел врата? — удивился Виктор. — Чтобы грибов набрать? Или набраться впечатлений?»

А он сам?.. Тут следовало изобразить саркастическую гримасу.

«Я в самом деле старший, если не по званию, то по возрасту, — напомнил себе портальщик. — Я должен вывести ребят из этого треклятого мира».

— От Васи нет известий?

Борис отрицательно мотнул головой:

— Коммик молчит, зараза...

— Есть версия... — Виктор помолчал, — Наш батальон уже за вратами.

— Вася нас не бросит! — взвился Рузгин. — Такое невозможно!

— Еще как возможно!

Виктор не стал рассказывать лейтенанту, что на самом деле Васильев продал Рузгина с прочим молодняком Арутяну. Противно считать себя товаром. Они вместе вырвались из мортала — зачем же Рузгина унижать? Пускай Борька старательно изображает из себя командира. Пускай...

— Может быть, башню диверы повалили... связь потому и не работает. Или аномалия какая... вырубает всю электронику, как летом.

— Часы-то включились, — напомнил Ланьер.

Пока врата закрыты, электроника барахлит. Чары останавливаются; если у кого чип вживленный, чип отрубается. Вообще-то настоятельно рекомендовано не ходить за врата с имплантантами: бывали и смертельные случаи. Временный паралич случается сплошь и рядом.

Богатеи берут с собой механические часы. Обычный компас. Бинокли с цейсовской оптикой. У маров это — первый товар.

Ланьер купил перед уходом за врата компас. А к часам и биноклю только приценился.

— Надо уходить, — сказал Виктор вслух. — Сегодня. Наши давно ушли. Сидеть здесь и ждать помощи глупо.

Борис остервенело провел ладонью по волосам.

— Голова дико зудит. Шампунь есть?

— Кончился.

— А мыло?

— Оставалось два куска. Тебе хватит. Уходим?

Рузгин прищурился, посмотрел на блеклое осеннее небо:

— У нас еще два дня.

— Нет никаких двух дней. Времени впритык. Эмпэшники сейчас остались только на главном тракте, да и то не дальше перевала Ганнибала, Когда идут последние, мары слетаются к дорогам и рвут всех подряд. Выйдем завтра — не успеем.

Если бы не то путешествие через мортал, они бы дошли и за два дня. А так... восстановиться не успели. У Димаша, к примеру, отек голени до сих пор не прошел. Когда консервы кончились, он пил в том проклятом лесу непрерывно. Да и когда вышли, никто их не ждал, жидкой кашки не приготовил. Ели клюкву, траву, грибы. Охотились, но все неудачно. Олени убегали, не подпускали на выстрел. То ли они уже боялись людей, то ли чуяли некий дух мортала. Все патроны извели, а подстрелили... смех... одну утку... да и от той ничего не осталось. Одни ошметки и окровавленные перья. Потом им повезло: нашли брошенную палатку и в ней — несколько пакетов сухарей. Сухари поделили поровну на четверых. К тому времени их осталось только четверо. Шли и сосали сухари, как леденцы. Через несколько дней животные перестали их опасаться, но что толку? Патронов не осталось. Руками зайца не поймаешь. С ножом на медведя не пойдешь. Медведь им повстречался однажды: рылся в мусорной куче и к людям не проявил никакого интереса. Они обошли зверя стороной. Очень медленно. На полусогнутых. Колени дрожали.

— Все из-за Эдика твоего. Из-за его дурацкой экспедиции! — воскликнул Борис. Сам понимал — глупо винить покойного. Но удержаться не мог.

— Он умер, — напомнил Виктор.

— Что вы там забыли? Сокровища? Клад?

— Не знаю.

— А Валгалла? Ты говорил о какой-то Валгалле. Что это?

— Не знаю, — повторил Виктор. Он в самом деле не знал. — Только название слышал.

— Вот как? Тогда почему мы полезли в этот идиотский лес?

Сколько раз они начинали этот разговор? Десять? Двадцать? Виктор сбился со счета. И — главное — зачем всё это обсуждать? Эдик не сказал, куда идут и зачем. Виктор знал только, что пойдут через мортал. Но мортал морталу — рознь. Есть зоны, по которым и летом можно разгуливать без опаски. Не задерживаться, не ночевать. Мчаться. Но не через ловушки. Это — смерть. Экспедиция Арутяна была авантюрой. Безумством. Или здешний мир свел его с ума? После чего он без страха полез в мортал и других повел. На смерть. То он трус до посинения, то герой до безумства.

Таким, как Эдик, лучше не соваться в завратный мир.

Спору нет, почти каждому время от времени нужно испытывать острые чувства, но кому-то хочется ощутить не только выброс адреналина в кровь, но и что значит — распоряжаться чужой жизнью. И эту жизнь прервать.

Тут часто повторяли: «Настоящий мужчина хоть раз в жизни проходит врата...» — «Лучше дважды, потому что назад хочется вернуться», — обычно приговаривал Виктор.

Говорят, кто побывал за вратами, непременно возвращается в Дикий мир. Один стрелок миновал врата тридцать раз туда и обратно. На тридцать первый не вернулся. Теперь он ходит по лесу, всегда один, ему безразлично, мортал это или обычная поросль. Старик в белом балахоне с котомкой за плечами. В узловатых руках белый посох. На кого направит посох — тот умирает. Сказки это? Или в самом деле так?

— Я пошел с Эдиком, чтобы вас вытащить. — Это только в голливудских бибишках портальщики умирают в погоне за сенсашкой.

— Тебе не нравятся блокбастеры? — обиделся за любимые головидео Борис.

— Напротив. Обожаю сказки.

— А если я не отдам приказ сегодня уходить?

— Тогда будем зимовать в деревне пасиков. — пожал плечами Виктор. — Припасы там, кажется, имеются. Главное, соль у нас еще осталась. Грибов наберем, засолим. Лося завалим. Если повезет. Я, признаться, пока только в зайца попал. Клюкву будем собирать и сражаться с марами. Нормально. Расскажу о наших приключениях следующей осенью в портале.

Борис скорчил яростную гримасу.

— Умеете же вы все так... — Он проглотил последнее слово. — Ладно, уговорили. Сегодня уходим. После полудня. Перекусим на дорогу — и вперед. Сейчас отправляйтесь с Димашем в деревню, ищите термопатроны. Пищевые таблетки. И обеззаражку. Наверняка еще должно быть. В полдень — выступаем.

Почему Борис все еще изображает командира, а Виктор ему подыгрывает? Мальчишка совершенно беспомощен. Все решения принимает Ланьер. Идиотизм — сидеть здесь до последнего в надежде, что Вася пришлет за ними машину. Рузгин был почему-то уверен, что пришлет.

Наверное, они все еще держались за знаки отличия и звания, чтобы не превратиться в маров. Как только стрелок сбрасывает форму, он становится маром. Это закон завратного мира. Поэтому всеми силами до самых врат стрелки соблюдают субординацию. Или хотя бы стараются соблюдать.

— По-моему, не стоит тратить время на деревню, — заметил Виктор. — Консервов в блиндаже много, люминофоров тоже хватает. Термопатроны кончились. Не страшно. Возьмем спальники, палатку. Дойдем. Лишние пару часов сэкономим. У меня мерзкое предчувствие насчет этой деревни.

— Я все еще командир, — напомнил Рузгин. Правда, не очень уверенно. — На ваши капризы обращать внимания не намерен.

О, как старательно он изображал строгость! Так и хотелось запечатлеть его физиономию на видашку. Виктору вспомнилось, как в начале лета в ложбине они столкнулись с зайчонком. Стали, как два идиота, палить по малышу. Еще Валюшка была с ними. Так она бегала и кричала, чтобы прекратили изуверство. Два раза чуть под выстрелы не угодила. Заяц прыгал, метался, но почему-то в кусты вверх по склону не убегал. Вдруг сел. Весь дрожит, бедняга. Ухо ему пулей оцарапало, кровь потекла. Виктор схватил малыша на руки. Рузгин достал из аптечки спрей-антисептик и зайчонку ухо опрыскал. Отпустили. Сейчас наверняка здоровущий вымахал. Зайцы тут килограммов по восемь-десять. Суп бы из такого сварить.

— Хорошо, пусть это будет каприз. Или даже лень. Но знаете, сколько пользы проистекает от лени? — пытался настоять на своем Виктор.

— Идите! — огрызнулся Борис. — Желаю удачи.

— Есть, командир! — вытянулся в струнку Виктор.

Борис махнул рукой:

— Извините, Виктор Павлович. Ладно, в самом деле, хватит в войну играться. Я пока патроны припрячу. Те, что с собой не возьмем. У вас бластер как? — И Борис, и Димаш обращались к Виктору исключительно на «вы».