Врата войны - Страница 10

Виктор пожал плечами.

Он, честно говоря, плохо представлял, что на этой стороне можно назвать словом «интересно». Гору трупов? Чье-то изувеченное тело? Взрыв фотонной гранаты? Все это он видел.

Гора трупов была, правда, невелика. Семнадцать тел, обугленных, в обгоревших лохмотьях. Около «горы» стоял парламентер «синих» с грязноватой белой тряпкой в руках и ругался с майором «красных». Рядом представитель наблюдателей что-то записывал ручкой в измызганный блокнот. Было жарко, парламентер то и дело отирал белой тряпкой лоб. Два санитара в накидках с красными крестами на груди и на спине сидели на подножке медицинской машины и курили. Рядом на земле лежала стопка черных блестящих мешков для трупов. Когда Виктор принялся снимать на видашник машину, парламентера и погибших, один из санитаров кинулся на него, потрясая кулаками и ругаясь. Хотел отнять камеру. От санитара помог отбиться Димаш. Отступив, Виктор показал санитару значок с голограммой портала «Дельта-ньюз». Но значок привел санитара в еще большую ярость.

— Яркость, мсье Ланьер, яркость прежде всего, — приговаривал шеф, похлопывая Виктора по плечу. Шеф любил менять личины, то бывал строг, то снисходителен. Сегодня с утра начальник каждому подчиненному — товарищ и брат. Значит, доволен работой. Но если что-то пойдет не так — набросится на первого встречного без всякой причины. Хватка у него была. Язык злой. Недаром прозвали главу «Дельта-ньюз» Гремучкой. — На той стороне многие бывали, да что толку! Порталят все одно и то же! В зубах навязло. Ты расскажешь по-особенному. У тебя получится. Твоя ирония, твой острый взгляд. Главное — без соплей. Без юношеского восторга. Видашки тащи — чем больше, тем лучше. Видашки чтоб подлинные, а не монтировки со студии. Я в тебя верю, Палыч. Не подведи.

Они сидели в кабинете главного. Гремучка — спиной к панорамному окну. Виктор — лицом. Созерцал вечный укор их лени и неуспеху, обиталища конкурентов. Две башни, офисы «Глобал-ньюз» и «Панорамы». Одна башня приземистая, похожая на средневековую пороховую, толстая, бочкообразная. Синим отсвечивали окна, синими казались перекрытия из аморфной стали. Ее прозвали «Толстой Маргаритой». И еще — «Синей Маргаритой». Вторая башня, серебристая, тонкой иглой пронзала небо.

— Да ты не хмурься! — усмехался Гремучка. — Хоть риз в жизни настоящий мужчина должен повоевать. Ещё спасибо мне скажешь, что я тебя за врата посылаю. «На войне человек снова становится человеком, у него есть шанс отличиться», — процитировал он Эриха Фромма.

— Да? Спасибо скажу? Надо же! Что ж ты сам после универа с миротворцами в Африку не поехал?

— Миротворцы — это фигня. За вратами — там настоящее, — тут же нашелся что ответить шеф. — Если постараешься, мы будем сидеть вон в той башне. — Гремучка ткнул пальцем через плечо в направлении «Маргариты».

— Если я очень сильно постараюсь, то мне понадобится совсем крошечная башенка в нашем колумбарии, — заметил Виктор Ланьер.

— Не волнуйся, если тебе повезет и тело притащат на эту сторону, похороны за счет заведения. Зайдем в бар?

— Нет, — покачал головой Виктор. — Не получится. Надо сегодня заглянуть в банк генов, сдать сперму на хранение. Кстати, проштампуй мне командировку. Для идущих за врата портальщиков, медиков и полицейских скидка двадцать процентов.

— Ты серьезно? — хмыкнул Гремучка.

— Думаю, насчет скидки обманут. Скажут, для всех, кроме портальщиков.

— Алена попросила? Будет рожать без тебя?

— Нет, Алена на подвиги не способна. Мама настаивает. Если не вернусь, она закажет внука. Страховки как раз хватит.

— Страховку выплатят только через пять лет.

— Да, если труп останется на той стороне. Но знаешь, я заметил, мне везет минимум наполовину. Если меня убьют, то труп не потеряют — это точно.

— А если не убьют? Что, согласно твоей теории, произойдет в этом случае?

Виктор прищурился, глядя на приземистую синюю башню.

— Нас пригласят в «Толстую Маргариту». Поглядеть, как кому-то другому вручают «Левушку».

Так на своем жаргоне портальщики называли премию имени Льва Толстого. Переписанный, сокращенный, прилизанный, роман «ВОЙНА И МИР» вновь стал популярен в мире, где не было войны.

— А ты шутник! — погрозил ему пальцем Гремучка.

«Дурацкий разговор, — думал Виктор, выходя из кабинета. — О самом главном так и не поговорили. И он ни словом не обмолвился про Валгаллу. Почему? »

Все время, пока они с Гремучкой обменивались плоскими шутками, достойными портальной секции третьего ряда, у Виктора на кончике языка вертелось два вопроса. Первый: «Почему за врата идет Эдик Арутян?» И второй: «Что Гремучке известно о Валгалле? »

Никто не спорит: как менеджер Эдик в «Дельта-ньюз» незаменим. Он может заключить контракт с самим сатаной, заставить сотрудников работать почти бесплатно, найти дешевого и очень хорошего адвоката, если обиженные граждане подают на портал в суд. Но что делать за вратами этому сугубо цивильному человеку? Почему группу (их двое, но все равно — группа, не называть же их парочкой) возглавляет Эдик, который за всю свою работу на «Дельте-ньюз» ни одного самого крошечного репортажа не сделал? Не говоря о том, что именно Виктор освещал операции миротворцев. В последний раз — в Анголе. Там было жарко в прямом и переносном смысле слова.

Эдик жил в виртуальном мире, где все подвластно тебе одному, неудачи можно на другой день исправить, неугодное — стереть. «Король сети», — именовал себя Эдик. «Голый — как любой сетевой король», — мог добавить Ланьер. Сеть любому (или почти любому) давала иллюзию могущества. Арутян воображал себя всемогущим. Сражение мнилось ему обычной игрой. Не прошел уровень сегодня — выиграешь завтра. Не дрейфь! Прояви сообразительность и напор. Враги — это голограммы, они распадутся на пиксели при первом удачном выстреле и обрызгают кровью фальшивую землю завратного мира.

Свои файлы Эдик трижды защищал не только от посторонних глаз, но и от собственных сотрудников. Так что поживиться его информацией не мог никто. Даже Виктор. Про Валгаллу он услышал не от Арутяна.

Виктор явился в тот день на работу раньше обычного. Проходя в свой кабинет, услышал голоса. Удивился. Похоже, Гремучка уже на работе, хотя в другие дни приходил не раньше двенадцати. Виктор, повинуясь внезапному наитию, шагнул в закуток секретарши, сел в кресло. Теперь, чтобы заметить его, надо было не просто заглянуть, а войти в комнатку. В этот момент дверь в кабинет распахнулась.

— А если вы ошибаетесь, полковник? — спросил у невидимого собеседника Гремучка.

— Я вам говорю, это не выдумка. Валгалла существует. Карта, что я вам дал, — единственная. Учтите, там вокруг мортальный лес.

Знакомый голос. Старческий, скрипучий. Где-то Виктор уже его слышал этот. Сегодня? Вчера? В сети? Когда же?

— Мой человек пройдет где угодно, — хвастался Гремучка.

— Вам поверят. Меня «стражи» врат сторонятся как чумного. Любое мое слово объявят выдумкой или злобной клеветой.

— Вы им немало досадили.

— Сами посудите, мы открыли новый мир, чудесный мир, и вместо того...

— Полковник, — бесцеремонно прервал старика Гремучка. — Мы знаем наизусть вашу программную речь.

«Ну конечно! Полковник Скотт!» — догадался наконец Виктор. Кошмар всех управляющих вратами. Виктор встречался с ним однажды у Сироткина. Разговор вышел коротким, но весьма эмоциональным.

Полковник получил свой чин не за игры на природе на другой стороне, как большинство нынешних фиктивных офицеров, не за миротворческие операции, как спецслужбисты в мире вечного мира, а на той далекой, настоящей войне.

Теперь Скотт возглавлял один из общественных комитетов, который пытался (пока безуспешно) контролировать врата. Полковника многие недолюбливали, а у «завратных» генералов (и у капитанов порой тоже) от ярости наливались кровью лица при одном звуке его голоса. Кое-кто из них даже пытался поставить под сомнение военные заслуги Скотта. Говорили, мол, и не воевал он. А если и воевал, то не был героем. Если и совершил что-то там такое, то случайно. Скотт относился к этим выпадам со стоическим равнодушием. «Я не герой, — соглашался Скотт, — герои те, кто погиб».