Враг под покрывалом - Страница 10

– Ну а теперь извините меня, – извинился Толбот. – Надо ехать. Традиция, знаете. Все любят, когда к ним заскакиваешь в китайский Новый год, чего-нибудь съешь, выпьешь стаканчик виски. У меня несколько встреч назначено. Заходите к нам, когда устроитесь. Я должен вам еще свои стихи почитать, миссис Бишоп.

– Краббе, – поправила Фенелла.

– Простите? – Толбот несколько оскорбился.

– Вы не можете отвезти нас домой? – спросил Краббе. – Наша машина еще в пути. Кроме того, мы просто дороги не знаем. – И взглянул на миссис Толбот. – Я хочу сказать, в топографическом смысле.

– С удовольствием, – согласился Толбот. И пошел вперед с круглыми, как луна, ягодицами, туго обтянутыми очень короткими шортами. – Это ваш багаж?

– Большое спасибо, – во весь рот улыбаясь, сказал Краббе миссис Толбот, раскинувшейся в кресле, – за гостеприимство.

– Пожалуйста, – сказала она. – В любое время. Я люблю гостей принимать.

Чи Норма бинт Абдул Азиз руководила уборкой после приема гостей. Прием кончился рано: последние сентиментальные протесты вечной дружбы, банальное философствование, долгие визиты в джамбан на заднем дворе под упрекающий призыв муэдзина на ложной заре. Уборка была длительной и щепетильной: солнечный свет явил взору большой беспорядок. Абдул Кадыр старался, как всегда, расшевелить компанию. Вылил в кухонное ведерко почти все бутылки с пивом, кварту крепкого, фляжку бренди «Бихив», полбутылки «Винкарнис» и остатки виски. Приправил пенистую бурду красным перцем и предложил всем выпить. Это был его единственный вклад в угощенье гостей. Веселый, готовый к скандалу, вечно в рабочих шортах, со стриженной ежиком головой в форме пули, в ученых очках без оправы, он никогда не был платежеспособным. Регулярно извинялся за этот факт, являлся домой к друзьям, чтобы выразить сожаление по поводу невозможности отплатить гостеприимством, продолжал извиняться на поспешно предоставленном месте за обеденным столом, забывал об извинениях за последним стаканчиком на посошок, задавая провокационные вопросы, скажем: «Что такое религия?», «Почему мы позволяем белым у нас оставаться?», «Почему ислам не примет более просвещенных взглядов?». При подобных вопросах пробка вылетала у хозяина из бутылки.

Друзья его смутно стыдились, но стыд этот возник так давно, что перерос в какой-то особый тип любви. В его недостатках видели некую святую дурь, даруя привилегии: позволяли выхлестывать, сидя, целую бутылку бенедиктина, тошнить в пепельницу, изрекать грубые английские непристойности, выученные у военных моряков. Ему в любом случае многое можно было простить, так как он был не настоящим малайцем, а смесью малайца, китайца и голландца, только формально, поверхностно, вроде того самого красного перца, спрыснутой малайской пеной. Друзья, снисходительно жалея этот эксцентричный продукт смешанных браков, забывали о чужих клетках в своей собственной крови. Хаджа Зейнал Абидин перестал быть в основном афганцем; чи Абдулла больше не упоминал о сиамцах, впитанных с молоком матери; малютка Хусейн позабыл, что отец его – буги. [23]Рассуждая о малайском самоопределении, в действительности имели в виду, что ислам напугает китайцев картинами ада; но, возможно, даже этого не имели в виду. Сами слишком для добрых мусульман пристрастились к бутылке, целовали женщин, ели сомнительное мясо. Собственно, они точно не знали, чего хотят. Представителей среднего класса Кенчинга, не чересчур темных, не чересчур светлых, носивших мусульманские имена и фамилии, объединяли самые что ни на есть тонкие узы. Одной из них служил чи гуру Абдул Кадыр, козел с мохнатыми ногами, несший на спине их грехи, олицетворяя общий туманный образ истинного малайца (несуществующего) и истинного ислама (не особо желательного) в понятиях, которым подобные вещи не соответствуют. Разумеется, пара пива, непосещение время от времени мечети по пятницам казались не столь страшными рядом с Абдул Кадыром, который матерился, лежа в собственной блевотине.

Чи Норма с отвращением морщила плоский приплюснутый нос, пока слуга шваброй возил по ступенькам. Она любила гостей, но не любила, чтоб компания выходила из-под контроля. Когда она хозяйничала в двух каучуковых поместьях, гости были приличней: выпивали много виски, пели непристойные песни, но белые всегда понимали, что слишком далеко заходят; их, как правило, можно было держать в руках. (Чи Норма прекрасно знала, как держать в руках белого мужчину.) Но дай немного спиртного таким, как Мат бен Хусейн, Дин, Арифин, хаджа Зейнал Абидин, и можно ждать наихудшего. Столешница красивого китайского столика мутно запачкана плоскостопыми ступнями танцевавшего Арифина. Дин вольно пролил пену неловко открытого пива па персидский ковер. Кругом осколки стекла, готовые впиться в босую ногу. Даже чи Иза, всегда сходившая за леди коллега Абдул Кадыра, вела себя глупо, приставая к женатым мужчинам. Один Руперт демонстрировал разумную сдержанность. (Чи Норма выговаривала его имя на малайский манер, с метатезой: Руперет; последняя лабиальная глухая, не взрывная. Часто практиковалась в последнее время в произношении этого имени.) Руперт белый мужчина, его можно держать под контролем. Очень белый мужчина. Подумать только, что этот дурак хаджа предложил ему назваться в честь вшивого Кадыра, пьяницы и транжиры. Руперта назовут Абдуллой. Это имя ему дадут в мечети, под этим именем он будет похоронен. Дома по-прежнему будут звать Рупертом.

Чи Норма была хорошей малайкой, хорошей мусульманкой. То есть происходила она из семьи аче, [24]приехала с Северной Суматры, сама время от времени любила носить европейское платье, пила крепкую с розовым джином, проявляла невежество относительно содержанья Корана. Горячность и вспыльчивость аче вошли в поговорку, но ножами чи Норме служили лишь грозные взгляды и речи. Она опровергала европейское предубеждение – главным образом миссионерское предубеждение – о смиренности женщин Востока. Два мужа – первый голландец, второй англичанин – зачахли от непредсказуемых вспышек ее страсти и экспансивных сексуальных запросов. Пули коммунистов, дважды сделавшие чи Норму вдовой, просто в один яростный миг предупредили то, что с меньшей жестокостью совершило бы истощение.

Хаджа Зейнал Абидин весьма осторожно сообщил Хардману, что обоих, «возможно», коммунисты убили. Две идентичные смерти не вызывали никаких сомнений: долбильщики равнодушно стояли вокруг с открытыми ртами в момент совершения казни. Но может быть, на уме у хаджи Зейнал Абидина был более тонкий, более судебный вопрос о конечной ответственности. Макбет не втыкал в Банко нож, но все-таки убил его. Известно, что террористы-коммунисты, профессиональные убийцы, частенько по просьбе долбильщиков убирали непопулярных десятников. Они время от времени с радостью принимали заказ на убийство, довольствуясь вознаграждением в виде риса и нескольких банок говяжьей тушенки. Может быть, стоит, а может, не стоит принять во внимание, что и Биллем Пийпер и Джон Хит были застрелены за несколько дней до отъезда на родину. Мусульманский брак не нуждается в гражданском контракте, чтобы считаться законным в мусульманском штате, но в христианской стране брак без благословения регистратуры не брак. Просто есть вероятность, что и Пийпер и Хит легкомысленно относились к женитьбе на чи Норме, хотели просто «трахаться», выражаясь по-американски; носили мусульманские имена, как смешной маскарадный костюм. Но чи Норма – не Чио-чио-сан. Ружейными выстрелами коммунистов говорил Аллах, и чи Норма дважды стала богатой вдовой: премии надежно лежали в Англо-китайском банке, каучуковые компании выплатили приличную компенсацию, жизнь была застрахована. Теперь она, хозяйка в собственном доме, снова думала о замужестве, может быть о последнем. Сама продумала детали брачного контракта: если уж придется хорошо заплатить Руперту Хардману, решила оправдать свои деньги. Новый брак выше рангом: Хардман – специалист, не пресловутый десятник. Последуют приглашения в Резиденцию в день рождения королевы, танцы в клубе, престижные прогулки под руку с мужчиной, белую незагоравшую кожу которого с евразийской не спутаешь. Джон Хит пришел пьяный из клуба – один только раз, – и с жаром объявил, что кто-то назвал его серани.Коричневое лицо и руки – работа на воздухе, – женитьба на малайке; клубные кошечки с большой охотой ждали прикосновения смоляных черных усов. Он врывался бурей, многословно раскаивался в женитьбе, чи Норма в ответ метала ножи смертоносных речей, в заключение швыряла стул, потом, возбудившись, тащила его в постель. Биллем Пийпер не позволял себе никаких окровавленных раненых криков: возможно, действительно был евразийцем.