Враг моего мужа (СИ) - Страница 7

— Повернись, — хриплый приказ, и я слушаюсь и замираю.

Шаги за спиной, я прикрываю глаза. Не могу сдержать нервный рваный вдох, когда тёплые шероховатые пальцы дотрагиваются до моего плеча. Крымский проводит вниз по руке, кружит по контуру острого локтя, касается запястья, а после снова вверх. Сгребает мои волосы в пригоршню, наматывает на кулак и говорит тихо на ухо:

— Ровно два оборота.

Тянет на себя мои волосы, заставляет запрокинуть голову и обхватывает свободной рукой горло.

— Сейчас надавлю и не станет куколки.

— Надави, — почти прошу и этим снова сбиваю с толка Крымского.

— Ты точно сумасшедшая, — усмехается, а хватка на горле становится слабее. — Безумная рыжая ведьма. Неужели не врёшь? Или такая дура?

Он проводит рукой ниже, касается ключиц и замирает в опасной близости от обнажённой груди. Его ладонь горячая, с огрубевшей кожей, большая и тяжёлая.

— Засела в башке занозой, — признаётся, а я прикрываю глаза. Крымский не делает мне больно, но его власть пугает и выбивает из колеи.

Отпускает волосы и крепко обвивает рукой мою талию и прижимает меня к груди. Возбуждение твёрдой эрекцией упирается чуть выше ягодиц, а грубая ткань джинсов царапает кожу. Крымский так явно хочет меня, что это одновременно пугает и волнует. Я голая, зажатая в тисках мощных татуированных рук, где-то рядом толпа мужиков, а чужие губы касаются моего уха, опускаются всё ниже и ниже, а кончиком языка Крымский слизывает с кожи мой вкус.

Это всё неправильно, и я не должна ничего чувствовать, но что-то внутри откликается на первобытный призыв самца. Внизу живота раскатывается жар, отдаёт пульсацией в висках и шумом в ушах.

— Я никогда не брал баб силой, — признаётся Крымский и прикусывает нежную кожу на плече. — Зачем мне это? Но тебя так невыносимо хочется трахнуть. Стояк, как в пятнадцать.

Артур отпускает меня и толкает вперёд, к стене, и приходится упереться в неё руками, чтобы не упасть. Оборачиваюсь, ловлю взгляд Крымского, исследующий моё тело, полыхающий желанием и жаркой страстью. В его глазах даже не похоть — странная жажда. Она сметает меня, сминает, выкручивает наизнанку.

— Расставь ноги.

Крымский приказывает, я слушаюсь, и происходящее больше похоже на безумие, но… в этом столько порочной страсти, тёмной и горькой на вкус, что остаётся только подчиниться.

— Покорная и гордая, сумасшедшая и расчётливая — слишком сложный коктейль для подосланной бабы, — проводит пальцами вдоль позвонков, вниз к пояснице, кружит вокруг левой ямки, потом касается правой. Спускается ещё ниже, оглаживает выемку меж ягодиц, не проникая глубже, и замирает на внутренней стороне бедра, практически у входа. — Снова течёшь. Если ты не врёшь мне, чем же Колюня так тебя разозлил?

— Он подонок, — выплёвываю. — Я его ненавижу.

— Коля всегда был дебилом, хоть и хитрый, зараза. Ему, наверное, не объяснили, что злая и обиженная баба — самый страшный враг. Особенно, если она такая красивая.

Усмехается, глядя прямо мне в глаза. Снова облизывает губы, а я вторю этому движению, и взгляд Крымского туманится животным голодом. Артуру нужно сделать усилие — отчётливо вижу, — чтобы отойти от меня хотя бы на шаг.

— Одевайся, — бросает короткое и запускает руку в светлые волосы на затылке. Ерошит их, сканируя меня вновь заледеневшим взглядом.

Киваю, а Крымский идёт к двери, но в последний момент останавливается:

— К тебе придёт дядя Ваня, отведёт ко мне. Будь готова, поговорим.

И выходит, а я понимаю, что ничего не понимаю. Колени дрожат, ноги ватные, а перед глазами туман клубится. Господи, дай мне сил всё это выдержать и не рухнуть на ещё более глубокое дно.

Я не имею права к кому-то привязываться — я здесь не для этого.

В свёртке оказывается летнее платье в синюю полоску и лёгкие мокасины. И ничего больше. Никакого белья, ни чулок, ни других атрибутов возможных сексуальных игрищ: простая одежда, практичная и удобная. И это наводит на мысль, что Крымский действительно готов меня выслушать.

Вот только интересно, кто помогал ему с выбором одежды. Кто этот человек? Он сам? Не знаю и знать не хочу.

Отрываю бирки, быстро одеваюсь и спустя несколько минут уже готова к выходу. И, словно за мной всё это время наблюдали, практически сразу, как я расправляю последнюю складку на юбке чуть ниже колен, в дверь стучат.

Значит, не Крымский — тот себя любезностями не утруждает: когда хочет приходит, когда ему нужно уходит.

— Войдите! — кричу, а ладони почему-то потеют. Потираю их друг о друга и от нетерпения едва не пританцовываю на месте.

— Готова, Злата? — улыбается дядя Ваня, а мне становится немного легче. — Тебе идёт платье.

— Оу, спасибо большое. Оно… удобнее моего.

— И в этом месте — то, что нужно.

Да, мне определённо нравится этот мужчина. Дядя Ваня кажется добрым — то ли из-за возраста видится таким, то ли приятной улыбки, от которой кожа на лице складывается в морщинки. Ко мне давно уже никто не проявлял тёплых чувств, и даже Крымский демонстрирует мне что угодно, только не светлое и ласковое.

Я иду к двери, а руки приходится сцепить в замок перед собой, чтобы так сильно не дрожали. Но рядом с дядей Ваней я не чувствую себя ни узницей, ни пленницей. Мы просто идём рядом, и даже если не разговариваем, будто бы общаемся.

Мне хочется спросить у дяди Вани, чего ждать впереди, но вряд ли мне ответят. Крымский обещал выслушать, он сдержит своё слово — то немногое, во что я ещё верю. А дальше пусть хоть убивает.

Вдоль нескольких строений, похожих на домик, в котором меня поселили, мимо высокого забора и небольшого яблочного сада, налево.

— Это дом Артура, — объясняет дядя Ваня, а я рассматриваю домик, едва намного больше моего.

Светло-бежевые стены, тёмно-коричневая остроконечная крыша, несколько окон в простых белых рамах — самый обычный дом, как у многих и многих в этой жизни. Я слышала, что Крымский далеко не беден, но всё-таки как сильно он отличается от Коли с диким стремлением того к помпезной роскоши.

— Проходи, Артур тебя ждёт, — дядя Ваня касается моего плеча в немой поддержке и уходит, лишь разок оглянувшись на прощание.

Нервно вздохнув, я берусь за прохладную ручку двери, тяну на себя и через секунду делаю шаг в прихожую, а Крымский стоит в дверном проёме комнаты напротив и держит в руках стакан, наполненный жидкостью чайного цвета. Встряхивает рукой, и кусочки льда бьются о стенки, и тишину нарушает мелодичный звук.

Злата

Артур делает большой глоток и плавным жестом отталкивается от дверного косяка. Кивком указывает на комнату и, не говоря ни слова, скрывается в ней.

Вот как у него получается отдавать распоряжения, не потратив ни единого слова?

Я тороплюсь за ним, потому что боюсь. Не Крымского, а того, что в последний момент передумаю. Кажется, во мне так мало осталось решимости, что в любую секунду она может иссякнуть, покинуть меня, и всё окажется напрасным.

Артур стоит у окна, ко мне спиной. Как и при первой встрече. В небольшой, но уютной комнате, обставленной просто и "по-мужски", в центре замечаю тёмно-зелёный диван, рядом с ним журнальный столик, в дальнем конце кресло, а в противоположном — книжный шкаф. Точно такой же как и в моей комнате, даже корешки похожие. Кроме этого пара стульев и всё. Ни декоративных подушек, ни пыльных статуэток или картин на грубо оштукатуренных стенах.

Замираю в дверях, пока Крымский не поворачивается. Делает несколько ленивых шагов и оказывается в самом центре комнаты.

— Я обещал тебя выслушать, но не обещал тебе верить, — Крымский с громким стуком ставит стакан на стеклянную столешницу и, вытащив стул на середину комнаты, переворачивает спинкой вперёд и седлает его.

Вытягивает длинные ноги, а я, как загипнотизированная, смотрю на его обувь. Невероятно чистую, и это почему-то кажется таким странным.

Вот ещё, нашла о чём думать сейчас!