Вперед, безумцы! (сборник) - Страница 1

Замечательный материал — белый лист бумаги! Я имею в виду не какой-то клочок, из которого делают голубей или на котором пишут всякие записки, большей частью дурацкие и только изредка прекрасные — о сильном загадочном чувстве — такие послания запоминаются на всю жизнь; я имею в виду — большой лист. Такой лист открывает перед нами неограниченные возможности. Из него можно сделать белоснежный пароход и, если помечтать, уплыть в далекие страны — такие далекие, недосягаемые, нереальные, что, кажется, находятся не просто за морями и океанами, а где-то в поднебесье.

Можно сделать воздушного змея, запустить его навстречу ветру и, когда он зависнет в восходящем потоке, как бы и самому парить над землей, то есть взглянуть на свою жизнь со стороны, и тогда многие житейские неурядицы покажутся мелкими, не стоящими того, чтобы из-за них сильно переживать.

Можно склеить отличное прикрытие от солнца — широкополую шляпу или зонт. Или целый костюм. А почему и нет? Каждый должен смело выражать свой вкус, индивидуальность начинается с одежды. Я знал такого чудака, философа и поэта, который героически разгуливал по улицам в бумажном костюме и чувствовал себя в нем вполне удобно. И что немаловажно, независимо. В самом деле — ведь он не зависел от денег на настоящие костюмы и не был скован разными общепринятыми понятиями. Этот фантастический человек был внутренне свободен. А такая свобода — непременное условие для творчества. Именно такие чудаки, философы и поэты (хотя бы в душе) и создают все самое ценное. Ведь создавать необыкновенное может только необыкновенный человек.

Как было бы замечательно, если бы нас окружали сплошные индивидуальности, и каждый человек отличался от другого и внешне, и мыслями, и поступками. К сожалению, еще немало трафаретных, деревянных людей с мелкими недостойными целями. Главное для них — не выделяться, быть как все. И мысли у них деревянные — как бы побольше всего накупить. Они уверены — изобилие вещей — основа жизни. У этих ограниченных людей многие чувства недоразвиты. Они живут пресно. Их раздражает все, что выходит за «деревянные» рамки. Они ворчат на ребят, которые по их понятиям, устраивают слишком шумные игры, швыряют камни в бездомных животных, уверены — те только разносят заразу, и конечно, бешено ненавидят чудаков, потому что сами никогда не смогут быть такими. То есть никогда не создадут ничего необыкновенного.

Зато какая радость общаться с яркой личностью, с человеком, в котором есть дух красоты! Ты смотришь на мир одними глазами, а этот человек моментально перестроит твой взгляд, посмотрит на привычное под другим углом и все расцветит новыми красками, откроет то, чего ты не видел до сих пор. Это как прорыв в новую среду. Разумеется, и большой белый лист бумаги для людей без воображения, «деревянного» склада — всего лишь упаковка для увесистого товара, а для личности — водный транспорт или летательный аппарат, или модель одежды…

Много, очень много возможностей открывает перед нами большой лист бумаги, но главное, он открывает неограниченное пространство. Глядя на него, так и хочется что-нибудь изобразить.

Вот волшебство — несколько штрихов карандаша, прикосновений кисти и внезапно, прямо на глазах, белый квадрат расширился, наполнился воздухом, на плоской поверхности появились объемные предметы, художник словно распахнул окно в огромный, многоликий, жестокий и благодушный, отвратительный и прекрасный мир!

Еще большее волшебство — картины заражают своим состоянием! Бывает, нахлынет беспричинная радость, развеселишься без всякой меры и кажется, что сейчас всем весело, и вообще жизнь — веселая штука, но вдруг увидишь какую-нибудь печальную картину и сразу становится грустновато и стыдно за свою беспечную веселость.

А бывает, от вполне конкретных причин найдет такая тоска, что вроде и жить невмоготу, но увидишь радостную картину и подумаешь — «все не так уж и плохо». Картины великих мастеров заставляют смеяться и плакать. Глядя на них, хочется сделать мир лучше, чем он есть, и главное, стать самим лучше. Благодаря искусству мы делаем в своей душе открытия, в нас зреет дух красоты.

Я всегда испытываю сильнейшее волнение при виде рисовального ватмана: подолгу трогаю лист, поглаживаю шероховатую крупнозернистую поверхность и нюхаю — пытаюсь уловить запах. Все оттого что, в детстве, во время войны, мы рисовали на оберточной бумаге, да и ее доставали с трудом.

Рядом с общежитием, где мы, эвакуированные, жили, находился госпиталь. Время от времени на черный ход госпиталя среди всякой всячины выбрасывали оберточную бумагу. Бумага была жухлой, плохо обработанной, с выступающей древесной трухой, и сильно измятой. Тем не менее, мы находили ровные клочки. Сложнее было подобраться к драгоценной бумажной куче — черный ход охранял сторож; неподвижный, непроницаемый, с тяжелыми кулаками, он в каждом мальчишке видел «шалопая с черными намерениями». К счастью, сторож иногда «впадал в дрему», как он выражался. В момент «дремы» мы таскали бумагу у него из под носа.