Впечатляющий пик (СИ) - Страница 6

Не отрываясь смотрю на спасателя. Мокрые волосы спадают на плечи, чёрные слипшиеся порядки пускают тонкие струйки воды по твёрдым, как скала плечам. К ним даже не нужно прикасаться, чтобы понять насколько они каменные. На его груди есть тёмные волосы, они не слишком густые, притягательной дорожкой сползают к полотенцу на бёдрах, кружат вокруг коричневых сосков. Это очень мужественно.

Любая девушка на моем месте растеклась бы лужицей при виде смуглой кожи и обнажённого торса этого зрелого, сильного мужчины. Но меня такие не привлекают, можно сказать я их даже побаиваюсь. Мне нужен милый весельчак, очаровательный шалун, нежный, слегка настойчивый и игривый, с отличным чувством юмора и горящими глазами, кто-то родной и близкий, а не двухметровый грубый и невежественный мужлан.

Отвожу взгляд от мужчины напротив, я больше не желаю общаться с противоположным полом, хотеть их... любить. Так сильно меня не обманывали никогда, я наказана за свою наивность. Моя жизнь разрушена до основания. Я пустая оболочка, хочется плакать, но я сдерживаюсь, знаю, спасателю не понравится.

Тело Егора не было столь идеальным, оно казалось мне красивым, но дикости, здоровой агрессии и животной привлекательности в нем не было никогда. Не хочу думать про Егора и не могу не думать о нем. Тем более он и не Егор вовсе, а Андрей.

Рану, которую он нанёс мне залечит только время. Я придумала себе детскую школьную мечту и ослепла, как безмозглая дурочка. Решила, что раз на его пальце нет кольца и в кошельке нет фотографии семьи, то он обязательно свободен. А ведь звоночки были: все эти телефонные разговоры за дверью, встречи при лучах дневного света. И квартира, не слишком обжитая, в которой мы никогда не оставались на ночь. Уж очень чисто на кухне, чересчур блестящая сантехника, как будто ей пользуются редко или от случая к случаю.

- Меня выгнали из коттеджа, оплата была внесена лишь авансом, - хриплю, опустив голову, - её нужно было продлить, но у меня таких денег нет, а самолёт только послезавтра утром.

- Я тут причём?

Он еле держится на ногах, ему нужно поспать, опершись о косяк, он смотрит на меня суровым, тяжелым взглядом.

- Я больше никого здесь не знаю, кроме вас, - теряю надежду, голос все тише.

Он не обязан пускать в дом обманутую кем-то идиотку.

- Как вы узнали, где я живу?

- Здесь каждая собака знает, где живёт Глеб Дмитриевич.

Циничная усмешка, всего на секунду, а потом снова усталость. Он молчит, следующее слово за ним, но он ничего не говорит. Значит, пускать меня он не собирается, как и помогать мне. Он должен был спасти пострадавшего, он это сделал, а устраивать на ночлег идиотку, которая поперлась непонятно куда, непонятно с кем, не взяв с собой достаточного количества денег, он точно не должен.

Разворачиваюсь, спускаясь по ступеням, жалость к себе захватывает в плен, сжимая до слез в глазах, сама виновата. Жила в выдуманном мире, а жизнь она другая, в ней нет места сказкам. Не оборачиваюсь, слышу, как за спиной закрывается дверь. Надо придумать что-то другое, дурацкая была идея.

- Ну и куда вы пошли?

Он натянул майку и спортивные штаны, распахнул дверь, хмурится, взгляд все такой же суровый, но движение руки и распахнутое настежь полотно приглашают внутрь.

- Паспорт дайте свой, - указывает на мою сумку.

- Это зачем?

Он не отвечает, спокойно смотрит на меня, ждет.

- Да, да, конечно, - роюсь в сумке, достаю документ в кожаной обложке.

Он кладет его на стул, возле двери в коридоре, берет свой телефон, делает несколько фотографий первых страниц с данными, затем отдает мне.

- Если вы воровка или аферистка, то так мне легче будет найти вас, на вид настоящий. И не пытайтесь украсть мой телефон, я послал ваши данные на электронную почту.

Вздыхаю, разуваясь. Он ведет меня на кухню, кивком указывая на стул, ставит чайник, роется в холодильнике.

- В нескольких километрах отсюда есть почта, вы можете позвонить своим родным и попросить переслать вам денег.

Сжимаюсь, опуская голову в плечи, мысль о том, чтобы рассказать матери о том, какая я идиотка, меня мало привлекает, лучше я дождусь самолета и просто вернусь.

Глеб Дмитриевич не дурак, он жует хлеб с колбасой, внимательно меня разглядывая, затем делает правильный вывод:

- А! То есть вам легче попросить помощи у незнакомого мужика в отдельностоящем доме, чем позвонить матери, подруге, ну не знаю брату?

Ничего не отвечаю, разглядывая свои шерстяные носки в серый цветочек.

- Поздравляю. У вас отлично развит инстинкт самосохранения.

Он жует, осторожно поднимаю глаза. Глеб Дмитриевич смотрит на меня, не отрываясь. Его глаза не карие, они почти черные, никогда не встречала такого темного цвета глаз.

- Вы не похожи на плохого человека.

Снова усмехается, продолжая жевать, собирает волосы в пучок на затылке, достает из кармана штанов свой мобильный.

- А Егор не был похож на женатого.

Вот поэтому я не хочу никому ничего рассказывать, дотяну до самолета и дело с концом.

- Хотите расскажу, - засовывает кусок хлеба в рот, продолжая разговаривать, двумя рукам держит телефон, что-то ищет, бутерброд торчит в зубах, мычит, - что мог сделать с вами полузнакомый кавалер?

Он достаёт хлеб изо рта.

- Знаете, что такое сексуальное рабство? Уехав с ним подальше от дома, да еще без денег, вы могли стать игрушкой в руках богатых людей, которым ничего не стоит порвать паспорт и засунуть в лучшем случае в гарем, - он оглядывает меня с ног до головы, потом снова возвращается к телефону, - благо внешность позволяет, а в худшем случае в дешевый публичный дом в какой-нибудь не слишком европейской стране. Егора-Андрей мог продать вас на органы, вы молода, а значит ваши почки, печень или даже сердце отлично подойдут какому-нибудь престарелому миллиардеру. Подал бы заявление, что вы потерялись в горах, заблудились в лесу, утонули в бурной реке во время сплава, и никто слова бы не сказал, потому что тело бы не нашли, и вы попали бы в список без вести пропавших, а таких ищут годами. Ну и совсем простое, наигравшись, мог отдать вас друзьям, и ничего доказать вы бы не смогли, потому что поехали сюда сами и, как я понимаю, вполне себе совершеннолетняя.

- Прекратите, - не выдерживаю.

- В следующий раз думайте головой, а не...

- Хватит, я поняла, - выдавливаю улыбку, - и извините, что сказала, будто вы спасаете людей чужими руками.

Он снова хмурится, никак не реагирует на мои извинения, набирает чей-то номер. И когда на том конце отвечают, настолько меняется в лице, что от удивления я приоткрываю рот. Суровый спасатель улыбается, его голос становится мягким и покладистым, я бы даже сказала нежным. Со мной он так не разговаривает.

- Привет, слушай, мне надо одного человека пристроить на ночь. Да, я думал может в медпункт, - смеется, перебирает волосы, так, что пучок на затылке распадается, гладит свой живот под майкой.

Ух ни фига себе, вот это метаморфоза.

- Нельзя? А, да, ну это я так. А как насчет заброшенного домика Еланникова? Он же уехал? Там стекол нет? Ну и что, целлофан же есть на окнах. Дикие звери и ночи холодные? Да, наверное. Ладно. Придумаю что-нибудь.

Когда разговор почти закончен, Глеб Дмитриевич спохватившись вспоминает:

- Ой, Жанн, еще, я там на столе оставил для геологов разные жидкости: снег, талый, из ручья, они просили пробы и еще с горы, нацарапал и помет, ладно...ладно, - смеется, - отвезите кто-нибудь в город в лабораторию, ладно? Спасибо.

На том конце, что-то говорят, он внимательно слушает, а потом отворачивается к окну.

- Нет, не смогу сегодня, - переходит почти что на шепот, - так устал, что просто ничего не смогу, - смеется, - Я завтра приду. До встречи.

Я оглядываюсь по сторонам. Гора немытой посуды, никаких кружевных салфеток, скатертей или подхватов с вышивкой. Обычный холодильник без магнитов. Похоже, история с Егором изменила меня, я внимательно осматриваюсь. Здесь не живет женщина. И наш доблестный спасатель спит с какой-то Жанной. Впрочем, какая мне разница с кем он спит, мне нужно дотянуть до самолета.