Впечатляющий пик (СИ) - Страница 44

- Ты не хотела меня, - голос строгий и суровый, от его тона я глупею, теряя способность сопротивляться, - избегая.

Наклоняется, целуя в губы, глубоко, грубо и варварски запихивает язык мне в рот, а я двигаю рукой, наслаждаясь теплом и твердостью.

Горячий восторг, сладкий мед, стекающий по телу - это ощущение, наш огонь, жар страсти, все вернулось. Безумный кайф, по которому я ужасно соскучилась. Он притягивает мою голову к своему паху, и я делаю несколько движений языком и губами, целуя, посасывая, лаская и заигрывая. Я люблю этого мужчину и обожаю, когда он такой дерзкий. Он сжимает мои пряди, потягивая:

- И будешь наказана за это.

Глеб сдирает с меня шорты вместе с трусами, вынуждая опереться на журнальный столик, все еще держа за волосы. Колесики скользят по ламинату, дерево холодит обнаженную кожу.

Первый шлепок застает меня врасплох, заставляя выгнуться. Еще один, и я скулю от наслаждения. Глеб тянется к груди, нагло сжимая, потом снова шлепает, поглаживая пальцами, собирая влажность.  Мне нравится эта игра. Она заводит нас обоих.

- Простите меня, Глеб Дмитриевич, но я так хочу ...

- И чего же ты хочешь? – его строгий голос сносит крышу.

Шлепки сыплются один за другим, а я уже не могу сдерживаться, изнывая от желания. Он снова тянет за волосы, лаская пальцами, скользя внутрь, двигаясь и кружа.

- Чтобы вы поимели меня...

Он ласкает, целует, сжимает и пощипывает, но дальше этого не заходит.

- Пожалуйста, - еще один шлепок, сильнее предыдущих, и я охаю, умоляя.

Но его самообладание не вечно, он жестко берет меня сзади, сдавливая бока, заставляя упираться грудью о стол. Мы долго целуемся, когда я оказываюсь сверху, он прижимает меня к себе, переворачивая  и обнимая так сильно, что кажется, еще чуть-чуть и  треснут ребра.  Уши закладывает от наслаждения, а от поцелуев немеют губы.

Он отпускает меня только через несколько часов, когда я без сил валюсь на ковер, кутаясь в плед и подкладывая ему под голову маленькую диванную подушку.  А сама устраиваюсь на его груди, обнимая двумя руками. Хотя, зная Глеба, я уверена, что он смог бы еще.

- Я люблю плов, рассыпчатый такой, чтобы морковка полосками и острый рис, и, чтобы не слипшийся рис, а сухой, - улыбается Глеб, целуя меня в лоб, понимая, что именно недостаток разговоров и завел нас в тупик ранее. - Я куплю тебе казан.

Меня разбирает смех. Я поднимаю глаза. Вожу носом по мужской шее, жмурясь от удовольствия.

- Это очень романтично, Глеб Дмитриевич.

- О, ты хочешь цветов и конфет? – прижимает крепче, зарываясь пальцами в мои волосы. - Я планирую пригласить тебя на свидание, но это пока секрет, - подмигивает.

Эти ласковые движения пальцами, массаж кожи головы, сводят меня с ума.

- О нет, только не цветы, никогда не дари мне цветы!

Вспоминаю то количество букетов, что втюхал мне Егор и кривлюсь.

- А еще я люблю старые фильмы, советские, те, что тебе смотреть наверняка скучно, - переплетает он наши пальцы, поднося мою руку к своим губам и нежно целуя.

Я млею, ощущая абсолютное счастье в его объятьях.

- Это точно, - хихикаю, -  мне нравится про здоровенных мужиков в трико, которые всех спасают и летают по небу в развивающихся плащах.

- Многое становится понятно, - смеется Глеб, - хотя, в детстве я тоже любил про супергероев.

Он трогает мой шрам на плече, пальцами касаясь сморщенной кожи другого цвета.

- Некрасиво, да? – убираю руку.

- Глупости не говори. Это знак боевого отличия, - целует кожу.

А затем вздыхает, пальцем указывая на свою грудь.

- Эти татуировки, птицы – это детки,  которые, - он задумывается, - которых я не смог спасти. Справа мальчик, выскользнувший из моих рук на застрявшей карусели. Слева девочка, которую я тащил на себе очень долго, но она все равно утонула. А здесь, - он указывает на предплечье, -  малыш, который задохнулся от угарного газа. Я вытащил его из горящего дома, но слишком поздно. Мне нужно сделать еще одно  тату, я не спас девочку подо льдом.

- Это не твоя вина, милый, - целую его грудь.

- Любимая, - читает он мои мысли, пуская своми словами горячий ток по расслабленному телу, слушала бы это вечно, - я не всегда хочу говорить об этом, потому что чувстую свою вину за то, что не могу спасти всех. Ты стала для меня райским островом. Местом покоя, куда я прихожу и забываю обо всем. Не думал, что так нуждаюсь в этом. Ты мое счастье, Полина. Моя мать, как всегда права, она сразу поняла, что мне нужно.

- Говори, когда тебе хочется, мне главное, чтобы вы рядом были ты и Стеша, - жмусь к нему.

- Мамочка, - щекочет меня Глеб, вспоминая слова Стеши.

А я снова чувствую, что к глазам подступают слезы. А он тонко понимает мое настроение и шепчет:

- Я бы все отдал, чтобы ее настоящей матерью была ты, а не она.

Несколько месяцев спустя...

- Ты уж прости, Полина, но ты не в моем вкусе, мяска маловато, - забирает стул мой лучший друг, заставляя девушку пересесть ко мне на колени, продолжая разглагольствовать, - женщина моей мечты...

- Женщина его мечты покрыта шерстью, - обнимаю Полину двумя руками, привычно укладывая подбородок на плечо.

Последние три дня я был в командировке, а еще мы со Стешей ездили в город, поэтому я ужасно соскучился и не могу выпустить Полину из рук. Я даже рад, что стульев на всех не хватает. Сегодня здесь столпотворение.

Пашка машет руками бармену, указывая на пульт телевизора за его спиной. Тот вздыхает и, переставая тереть стаканы, лениво кладет полотенце на стойку. Долго ищет нужный канал, похоже, они с Пашкой сговорились.

- Сейчас, сейчас начинается, - суетится Пашка.

Его собака тычет мне носом в колено, мусоля джинсы.

- Петь, сделай погромче, там «Чрезвычайные происшествия».

- Мы собрались в баре, - зеваю, скептически замечая, - чтобы телевизор посмотреть.

- Глеб, ты такой зануда, - поворачивается Пашка, сморщившись, - как тебя Полина терпит вообще?

А я целую сладкую щечку, получая нежный и очень теплый взгляд. Полина ерзает на моих коленях, прижимаю ее крепче. Официантка подносит напитки, аккуратно снимая их с жестяного подноса.

- Она меня не терпит, а любит.

Полина улыбается, а ей подмигиваю. Наш столик крайний у барной стойки и теперь понятно, почему Пашка усадил нас именно сюда. Здесь лучше всего видно телевизор. На экране появляется ведущий в черном костюме, сообщая о том, что Верховный суд в скором времени примет решение по делу о благотворительной организации «Цветы жизни», которая оказалась замешана в крупной афере. По мнению следователей в это втянут ряд высокопоставленных медицинских работников и управленцев. Ряд свидетелей уже заявило о своей готовности сотрудничать с правоохранительными органами. Конфликт связан с «нецелевым» использованием большой суммы денег, которые были собраны благотворительной организацией. Собранные средства были направлены отнюдь не на благотворительные цели.

К суду будут привлечены сотрудники организации. На экране появляется Егорозвон, и мы громко аплодируем, присвистывая. Одному из них грозит условное заключение, а бывший руководитель и его заместитель скорее всего получат не меньше шести лет заключения каждый. Прокурор уже выступил с заявлением о том, что это самое крупное коррупционное дело с участием благотворительной организации в истории нашей страны.

- Я же говорил вам, что это сработает! – хлопает в ладоши Павел, громко вмазав по барной стойке.

- Но как? – открывает рот Полина, хлопая ресницами.

- Мы просто отправили все наши догадки и находки Глеба в твиттер. Сейчас время такое, Полина. Люди начинают репостить, возмущаться, обсуждать и все как на ладони! Мгновенная цепная реакция. Ведь речь о детях!  Дело получило огласку и прокуратура начала проверки. Вуаля. Их взяли за жопу. Ну разве я не гений? – бьет себя в грудь Пашка.

Какое-то время она радуется вместо со всеми. Но потом вдруг замирает, ее взгляд скользит по разряженной толпе. Она наклоняет голову, морщится, тянет подбородок.